Колин Маккалоу - Фавориты Фортуны
Но стало только хуже. Помпей вскочил, цепенея от ярости.
— Уходи, Варрон! Я понимаю, что ты говоришь! Если принц крови не заходил настолько далеко, как смеет простой смертный из Пицена добиваться такого? Я буду консулом!
* * *Эффект памятного совещания Сената, произведенный на Марка Теренция Варрона, был ничем по сравнению с тем впечатлением, которое оно произвело на Марка Лициния Красса. Ему обо всем рассказал Цезарь, который после закрытия заседания задержал Квинта Аррия и других сенаторских легатов, хотя Луций Квинтий пытался его отговорить.
— Позвольте мне рассказать ему, — попросил Цезарь. — Вы все слишком возбуждены и только расстроите его. Он должен оставаться спокойным.
— Нам даже не дали слова! — воскликнул Квинт, хватив кулаком по ладони. — Эта verpa Орест давал слово всем, кто пользовался его милостью, а потом закрыл совещание, и мы не успели ничего ответить!
— Знаю, — терпеливо отозвался Цезарь, — и будьте уверены, на следующем заседании у нас будет шанс. И следующий раз нам первым дадут слово. Орест сделал одну умную вещь: все пришли в ярость, и он закрыл заседание. Ничего не решено! Поэтому разрешите мне рассказать Марку Крассу, пожалуйста.
Хотя и неохотно, легаты разошлись по домам, позволив Цезарю пойти на Марсово поле в лагерь Красса. О содержании заседания уже знал весь Рим. Когда Цезарь пробирался сквозь толпу на Нижнем Форуме, он слышал обрывки разговоров, основной темой которых была возможная гражданская война. Помпей хочет быть консулом — Сенат не разрешит этого — Красс не получит землю — пора Риму преподать заслуженный урок этим самоуверенным командующим — какой ужасный этот Помпей — и так далее…
— Ну вот и все, — закончил рассказ Цезарь.
Красс с каменным лицом слушал краткое изложение событий, и теперь, когда Цезарь замолчал, лицо его сохранило ту же маску. Некоторое время он безмолвствовал, только смотрел в открытый полог в стене палатки на спокойную красоту Марсова поля. Наконец Красс показал на пейзаж и, не оборачиваясь, обратился к Цезарю:
— Красиво, правда? И не подумаешь, что такой отстойник, как Рим, находится меньше чем в миле отсюда.
— Да, красиво, — искренне согласился Цезарь.
— А что ты сам думаешь о приятных событиях в Сенате?
— Я думаю, — тихо сказал Цезарь, — что Помпей поймал тебя за яйца.
Это вызвало улыбку, потом тихий смех.
— Ты абсолютно прав, Цезарь. — Красс указал на стол, заваленный денежными мешками. — Знаешь, что это такое?
— Несомненно, это деньги. Больше ничего не приходит в голову.
— Это все деньги, которые задолжали мне сенаторы, — сказал Красс. — Всего пятьдесят возвратов.
— А голосуют в Палате меньше пятидесяти.
— Именно.
Красс без усилий повернулся вместе с креслом, положил ноги на эти мешки, откинулся на спинку и вздохнул.
— Как ты говоришь, Цезарь, Помпей поймал меня за яйца.
— Я рад, что ты спокойно к этому относишься.
— А что толку бесноваться? Это не поможет. Я ничего не мог изменить. Что важнее, может ли что-нибудь изменить ситуацию?
— Если иметь в виду яйца, то да. Ты еще в состоянии действовать в рамках, которые установил Помпей. У тебя остался некоторый простор для маневра, даже если твои бедные старые яйца оказались в чьей-то волосатой руке, — усмехнулся Цезарь.
— Да, конечно. Кто бы подумал, что Помпей такой умный?
— О, он умный. Но ум у него дикий. И это не политическая уловка, Красс. Сначала он оглушил тебя молотком, а потом поставил условия. Будь у него хоть малейшее политическое чутье, он сначала пришел бы к тебе и сообщил о своих намерениях. Тогда это можно было бы организовать мирно и спокойно, не ввергая Рим в лихорадку ожидания еще одной гражданской войны. Беда Помпея в том, что он понятия не имеет, как думают другие люди или как они отреагируют.
— Вероятно, ты прав. Полагаю, все дело в том, что Помпей в себе не уверен. Если бы он не сомневался в том, что сможет сам заставить Сенат разрешить ему стать консулом, он пришел бы ко мне, прежде чем что-то предпринимать. Но для него я значу меньше, чем Сенат, Цезарь. Это Сенат он должен склонить на свою сторону. И я — его инструмент. Какое ему дело, если сначала он меня оглушит? Он поймал меня за яйца. Если я хочу земли для моих ветеранов, я должен информировать Сенат, что он не может рассчитывать на меня, чтобы противостоять Помпею.
Красс передвинул ноги на столе. Мешки с деньгами звякнули.
— И что же ты будешь делать?
— Я намерен, — сказал Красс, снимая ноги со стола и вставая, — послать тебя к Помпею прямо сейчас. Мне не нужно говорить тебе, что ты должен сказать. Договаривайся, Цезарь.
И Цезарь ушел договариваться.
«Хоть одно несомненно, — думал он, — что оба полководца сидят по своим палаткам». До триумфа или овации ни один командующий не мог переступить померий, чтобы пойти в город. Ибо переступить померий означает автоматически снять с себя полномочия командующего, тем самым лишаясь триумфа или овации. Так что если легаты, трибуны и солдаты имели право уходить и приходить, когда захотят, сам военачальник обязан оставаться на Марсовом поле.
Конечно, Помпей был дома — если палатку можно назвать домом. Его старшие легаты Афраний и Петрей находились с ним. Они с интересом уставились на Цезаря. Они кое-что слышали о нем — пираты и все такое — и знали, что он награжден гражданским венком в возрасте двадцати лет. Это были заслуги, которые вызывали большое уважение в таких вояках, как Афраний и Петрей. И все же этот блестящий безукоризненно одетый человек не выглядел истинным военным мужем. В тоге, а не в доспехах, ногти подстрижены и отполированы, сенаторские сандалии без единого пятнышка, без пылинки, волосы великолепно уложены. Он определенно не мог идти пешком от лагеря Красса до лагеря Помпея, на ветру и под палящим солнцем.
— Я помню, ты говорил, что не пьешь вина. Могу я предложить воды? — спросил Помпей, жестом приглашая Цезаря сесть.
— Благодарю, мне ничего не надо, кроме личного разговора, — отозвался Цезарь, устраиваясь в кресле.
— Увидимся позже, — сказал Помпей легатам.
Он подождал, пока оба разочарованных легата вышли из палатки и пошли по тропинке по направлению к Задней улице, и только потом обратился к Цезарю.
— В чем дело? — спросил он, по обыкновению резко.
— Я пришел от Марка Красса.
— Я ожидал видеть самого Марка Красса.
— Тебе лучше поговорить со мной.
— Он сердит, да?
Цезарь удивленно поднял брови.
— Красс? Сердит? Совсем нет!
— Тогда почему он не может прийти ко мне сам?
— И заставить весь Рим трезвонить еще больше? — вопросом на вопрос ответил Цезарь. — Если тебе и Марку Крассу надо о чем-то договориться, Гней Помпей, лучше это делать через таких людей, как я. Которые не любят болтать и преданы своим начальникам.
— Значит, ты — человек Красса, да?
— В этом деле — да. А вообще я сам по себе.
— Сколько тебе лет? — прямо спросил Помпей.
— Двадцать девять в квинктилии.
— Красс назвал бы это «вдаваться в тонкости». Значит, скоро ты будешь в Сенате.
— Я уже в Сенате. Почти девять лет.
— Почему?
— Я был награжден гражданским венком за сражение при Митилене. По конституции Суллы, военные герои становятся сенаторами, — объяснил этот франт.
— Все считают конституцию Суллы конституцией Рима, — проговорил Помпей, нарочно игнорируя неприятную для него информацию относительно гражданского венка. Он так и не завоевал главных воинских наград, и это задевало. — Я не уверен, что должен благодарить Суллу.
— Должен. Ты обязан ему своими специальными назначениями. Но после этого маленького эпизода я очень сомневаюсь, что Сенат когда-либо захочет наградить всадника специальным назначением.
Помпей широко открыл глаза.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что я сказал. Ты не можешь заставить Сенат позволить тебе стать консулом и ожидать, что Сенат простит тебя, Гней Помпей. Ты также не можешь считать, что всегда будешь контролировать Сенат. Филипп уже стар. И Цетег — тоже. Когда они уйдут, кого ты используешь вместо них? Старшие по возрасту в Сенате все будут поддерживать Катула — Цецилии Метеллы, Корнелии, Лициний, Клавдии. Так что человек, желающий получить специальное назначение, должен будет пойти к народу, а под народом я подразумеваю не патрициев с плебеями. Я имею в виду плебс. Раньше Рим действовал почти исключительно через Плебейское собрание. И я считаю, что в будущем он снова вернется к этому. Плебейские трибуны очень полезны, но только если они имеют законодательную силу. — Цезарь покашлял. — К тому же покупать плебейских трибунов дешевле, чем птиц высокого полета вроде Филиппа и Цетега.
Все сказанное дошло до цели. Цезарь с равнодушным видом наблюдал, как Помпей жадно впитывает его слова. Цезарю не нравился этот человек, но он не мог понять почему. Большую часть детства Цезарь провел среди галлов. И раздражало его вовсе не то, что в Помпее было от галла. Так что же? Пока Помпей сидел, переваривая услышанное, Цезарь размышлял об этой проблеме и пришел к выводу, что ему просто не по сердцу данный человек — тщеславный, почти по-детски сосредоточенный на самом себе, с пробелами в уме и явно не уважающий закон.
