Александр Круглов - Клянусь!
Украина формировала свой флот, свои, как она их называла, Военно-морские силы в условиях полного безволия, продажности и предательства со стороны и политического, и хозяйственного, и военного руководства России. Незалежная и самостийная, пользуясь этим, нагло вымогала, тащила, оттяпывала у нашего флота для своего всё и всюду, где и что только ей удавалось — от корабликов и кораблей до важнейших боевых объектов флотской инфраструктуры. Особенно распустили они свою шакалью жадную воровитость в Севастополе, в Крыму, да и вообще по всему российскому побережью Черного и Азовского морей.
Согласуя свои действия с Касатоновым, с другими командующими, а также с командирами частей Черноморского флота, Российское народное вече Севастополя, Российская община, Движение избирателей, все другие патриотические организации вездесуще, отважно, неутомимо увлекали за собой тысячи севастопольцев на схватки с украинскими вояками-оккупантами. Вместо гранат, правда, покуда бросали в них тухлые яйца и помидоры, а вместо автоматов пускали в ход древки от знамён и всё, что подвернётся под руки.
Потому-то именно в моём доме и раздался однажды телефонный звонок. В ту самую первоначальную пору разгрома российского Черноморского и, как казалось хохлам, восхитительных перспектив их державного флота.
Звонил командующий ВМС Украины адмирал Кожин: мол, встретиться надо, есть предложение, когда удобней машину прислать?
Через полчаса я был уже у него в штабе. Он стал доказывать, что с дальнейшим разрастанием и усилением самостийного и незалежного государства Украина, при всесторонней поддержке со стороны Америки, Запада господствующее положение в Черноморском бассейне будут занимать ВМСУ. И напрасно мы, русские патриоты, этому противодействуем. Во-первых, нам этой силищи не одолеть, а во-вторых, современный украинский флот — в интересах России. Вот и давайте вместе его укреплять. Есть предложение: приближается лето, сами знаете — райская пора для уличных политиков, для тысячных толп, для кипучих страстей. Так вот, вместо того чтобы толкаться на митингах, языками бестолку воздух на них сотрясать, мы вас лично, если хотите, то и вместе с семьей, на всём готовом поселим в одной из южнобережных государственных дач. Обеспечим доступ к необходимым документам и историческим материалам, на флотские боевые учения, в походы на кораблях. Вас, как патриотического лидера, все в Севастополе, на полуострове знают. И как писателя… Кто не читал ваших замечательных повестей «Сосунок», «Отец», «Навсегда»… И кому ещё, как не вам, написать — правдиво, убеждённо, художественно — о создаваемом украинском флоте, о содружестве двух братских флотов, о их моряках?!
Всё, как видите, было обличено в такие слова, что прямо хоть тут же в райские южнобережные кущи, на золотые пляжи, в творческое одиночество дворцовых палат. И за перо — живописать ВМСУ.
Книги я написал. В том числе и эту, что сейчас у вас в руках. Но не на госдаче и несколько позже. А в то жаркое лето было мне не до них. Вместе с российским флотом мы, «веченцы», все севастопольцы, долго ещё, не год и не два, отбивали враждебные попытки наших родных братьев-«хохлов» поживиться, как всегда, за счёт российского флота, России, нас, «москалей». И что обидно, без всякой признательности, даже напротив — с проклятьями, со злобной хулой.
ПОСТ ПРАВДЫ И ПРОТЕСТАМежду тем СБУ, прокуратура, милиция не сидели сложа руки, продолжали копать — и под меня, и под всех остальных особо отличившихся «веченцев». Так что суды едва успевали приговоры им выносить по самым незначительным, а то и вовсе надуманным поводам, и по преимуществу — штрафы, и немалые. Секретарь-казначей народного вече Алла Сладковская пыталась даже выразить протест этой откровенной грабиловке. Но судья Бурчуладзе, пронзив строптивую ответчицу своим, казалось, стеклянным искусственным глазом, грубо её оборвал:
— Но, но, но!.. Здесь вам не митинг, здесь суд!
— Произвол, грабиловка тут, а не суд! — поправил судью следующий по очереди ответчик — мой брат Гений Круглов.
Переполненный зал одобрительно задвигался, загудел.
— Ещё слово — и я удалю из помещения всех! — с высоты судейского амвона немигающим глазом обвёл недовольных судья. — А вы, как мне известно, профессиональный юрист, — язвительно обратился он к Гению, — не забывайте: за срыв судебного заседания я ведь и наказать вас могу.
— А вы, — сорвался, пошёл ва-банк Гений, — тоже не забывайтесь: вы незаконно судите нас, это не суд, а расправа. Я присоединяюсь к протесту своего соратника по вече, по партии Аллы Николаевны Сладковской. И в суде вашем не буду участвовать.
Глаза у Сладковской удивлённо расширились, уставились Гению прямо в лицо. Удивился и я. Ещё бы: сейчас, здесь, в переполненном зале, перед противником нашим судьёй Гений демонстративно, решительно поддержал Аллу Сладковскую. О, если бы так он всегда! А то ведь в рутине повседневных партийных забот, взаимных недопониманий, обид, в запале амбиций, страстей, напротив, нередко открыто осуждает, порой даже оскорбляет — мракобеской, шпионкой, жидовкой обзывает её. Скорее всего, оттого, что, кроме общих для всех нас, «веченцев», интересов и целей, фанатичного служения, у нашего секретаря-казначея было за душой кое-что и ещё, что побуждало самых разных людей задерживаться возле неё. И на регулярно действующем агитационно-пропагандистском «Посту правды и протеста», который мы установили на Нахимовской площади, собравшись возле Сладковской, севастопольцы всех мастей вступали в жаркие споры. И не только Севастополь и флот, Крым и Украина — вся Россия, народ, их правители и вожди горячо обсуждались на этом открытом словесном ристалище. То и дело с чьей-то подачи возникали вдруг разговоры и вовсе как будто чужие для нас: о Боге, о жизни и смерти, о совершенно ином существовании, которое открывается нам после жизни земной, о грехе и раскаянии. Рассуждали также и о неких тонких и параллельных мирах, о пришельцах чёрт знает откуда, о торсионной и всяких прочих (будто бы кем-то уже открытых) энергиях. Они-то, эти энергии, наконец-то, и вызволят Россию из разора, немощи и раболепства, в которые вогнали её «перестройка», коммунисты-предатели и олигархи.
— И как нам их, нехристей, не проклинать? Как? — не очень-то выясняя, кто действительно коммунисты, а кто лишь именуются ими, — изливала столпившимся возле неё на посту севастопольцам свой праведный гнев Алла Сладковская. — Церковь, православие, бога-Христа со свету пытались изжить. А Русь священную нашу и вовсе… Сколько управляли страной, столько и корёжили, перекраивали, дробили её, покуда развалили совсем. Русских по всему чужестранствию миллионами поразбросали, позабыли да позабросили. Во! — похлопала Алла ладонью себя по хребту. — На себе, на Севастополе сами всё испытали. Знаем! Это же надо, до такого маразма дойти, чтобы теперь ещё и новые договоры с оккупантами заключать, своими же руками смертушку свою закреплять. Это вместо того, чтобы ломать им хребты!
Я ко всему этому относился не только терпимо, но и заинтересованно, как к невольному продолжению работы наших душ и умов над мучащими всех нас денно и нощно вопросами. А Гений считал, что кто-кто, а Сладковская сознательно затевает всё это на посту. С одной стороны, вроде бы с нами, за наши патриотические интересы и цели, а с другой, как человек глубоко православный, религиозный, верующий, да ещё не терпящий предателей-коммуняк, проводит ещё и свою линию и, безусловно, отвращает каких-то людей от лозунгов и плакатов, газет и журналов, от тех политинформаций и тематических бесед, которые ежедневно выставляет и проводит здесь на посту Гений Круглов, к тому же ещё и заместитель, родной брат лидера севастопольского движения за российские Севастополь и Крым. И он не позволит, чтобы какая-то секретарша не считалась с ними, с ним, несла на посту всякую чушь, поступала по-своему. Да и кроме Аллы, кто только не пытается хозяйничать, а то и командовать в вече, корчить из себя чёрт знает кого: и засланцы злонамеренные, чуть ли не открытые наши враги, и краснобаи, жаждущие себя показать, и вообще немало таких, что видят в вече себя только на первых ролях. И только дай им волю, так с потрохами тебя и сожрут. Гений, правда, не церемонится с ними, скольких уже выжил из вече. Некоторых даже немножечко жаль, могли бы получиться нормальные «веченцы». И Сладковскую также из-за него могли потерять. Но она оказалась слишком преданной нашему общему делу, наплевала на Гения, на грубость, на резкость его, переварила все его подозрения, оговоры, несправедливости, осталась в движении. В нужный момент одёрнул расходившегося братца и я, поддержал секретаря-казначея. А теперь на суде вот и он, Гений, её поддержал. Выступил против Бурчуладзе, против судьи вместе с ней. И на лобное место судья теперь вызвал его.
