Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование
Да, это был Бенджамен Дизраэли, первый лорд казначейства, иными словами, глава правительства ее величества королевы Великобритании и императрицы Индии, два года назад ставший графом Биконсфилдом. Он ревниво следил за своей популярностью, любил успех, приветствия толпы. В глубине души он считал себя по крайней мере вполне равным тому, парящему над Трафальгарской площадью. Конечно, Нельсон успешно гонялся за наполеоновскими фрегатами и барками где-то в Средиземном море, на пути в Египет, и даже громил французских флотоводцев. Но ведь и он, Дизраэли, сделал в тех же краях не меньшее дело для Англии: скупил акции Компании Суэцкого канала. Это закрепит ее позиции в Египте и обеспечит британским кораблям кратчайший путь на Восток, к берегам Индии, Бирмы, Персии, Китая, Малайи, Австралии и бог весть еще каких богатых земель, контроль над которыми так необходим для процветания Британских островов!..
Он был уже далеко не молод: немногим более года осталось до семидесяти пяти. Длительные пешие прогулки давались все труднее, но жаль было отказываться от удовольствия еще раз «искупаться в лучах славы», как он говорил мысленно. Поэтому Дизраэли частенько подзывал экипаж, проезжал в нем часть пути, а затем снова выходил на тротуар и упорно отсчитывал ярды, изредка отвечая на приветствия кивком или легким прикосновением руки к цилиндру.
На миг промелькнуло смутное желание наведаться по дороге в Линкольнз Инн. Юность виделась уже в далеком тумане, но он часто вспоминал ворота старинной юридической школы на Чансери-лейн, в двух шагах от цитадели лондонских законников — Темпля. Дизраэли никогда не мог забыть то острое чувство гордости, которое охватывало его в давнопрошедшие года, когда он входил в эти ворота, видевшие знаменитого канцлера и философа Томаса Мора, «железного» Оливера Кромвеля, лукавого политика Уильяма Питта и других питомцев Линкольнз Инна. Что ж, когда-нибудь — быть может, в не столь уж отдаленном будущем — и о нем станут говорить как о человеке в прошедшем времени, о человеке, не посрамившем славы училища. Однако, взглянув на часы, лорд Биконсфилд со вздохом сожаления отказался от мысли навестить свою альма-матер: его ждут более важные дела — в этом круговороте порой приходится отказывать себе в маленьких удовольствиях.
Он направлялся в Гилдхолл, городскую ратушу. Купеческие гильдии Лондона построили свою резиденцию на Грэшем-стрит, близ Чипсайда, еще в XII веке. «Просвещенные мореплаватели», как часто именовали британских купцов (а затем и вообще англичан) в прошлом, собрали в своей резиденции великолепную библиотеку, уступавшую лишь собранию Британского музея: основательное и всестороннее изучение различных стран и народов никогда еще не служило помехой развитию торговых связей.
В четырехэтажном Гилдхолле, с его высоким готическим шпилем и стрельчатыми окнами, богато отделанным фасадом и красочным внутренним убранством, располагался столичный муниципалитет. Вместительный зал, обшитый деревянными панелями и обитый золотистой тканью, с дорогой, удобной мебелью и статуями политических деятелей вдоль стен, служил местом праздничных приемов, банкетов, встреч официальных лиц, важных судебных процессов. В средние века, когда английские короли желали посетить Гилдхолл, ко входу выносили две массивные деревянные фигуры — Гога и Магога, которые обычно стояли на галереях внутри помещения. Тут избирали лорд-мэра, членов муниципального совета — олдерменов, муниципальных советников и даже депутатов парламента.
9 ноября в национальном календаре значится как День лорд-мэра. В этот день лорд-мэр вступает в должность, и столь важное событие сопровождается пышными процессиями, торжественными речами — так называемыми «гилдхоллскими». Здесь не раз выступали и премьер-министры. Дизраэли всегда испытывал удовлетворение оттого, что трибуна, с которой он сообщал стране о волновавших кабинет проблемах, находилась именно в Сити — средоточии британской деловой активности.
Когда Дизраэли оказался наконец на площади, перед широкой аркой входа в ратушу, собравшаяся публика встретила его, как и многих других знатных особ, аплодисментами и приветственными возгласами. На губах главы правительства появилась едва заметная улыбка: приятно, что, несмотря на несколько хаотичное передвижение от Даунинг-стрит, он прибыл к цели в намеченный срок. Недаром он всегда старался точно рассчитывать свои действия. Лорд-мэр встретил премьер-министра согласно древним традициям: впереди него несли знаки достоинства: скипетр, золотую цепь и меч острием вверх. Держащий это оружие маршал опустит острие вниз лишь в присутствии королевы или кого-либо из судей (в Англии уважают закон).
Биконсфилд обменялся рукопожатием с лорд-мэром и вместе с ним направился в ратушу. Зал уже был полон. Газовые рожки излучали трепетный, мерцающий свет, едва уловимый запах гари примешивался к тонким ароматам дорогих духов присутствующих дам. За отдельным столиком сидел городской клерк в традиционном парике с буклями, неподалеку от него разместились олдермены и советники в столь же традиционных длинных мантиях. Почетные кресла в первых рядах отведены наиболее знатным лицам и членам кабинета.
Пока лорд-мэр готовился принести присягу, Дизраэли вел непринужденный разговор с его супругой. Это была та легкая болтовня, какой англичане дали особое наименование — «слип-слоп». Престарелый политический деятель и литератор, питавший большую симпатию к слабому полу, слыл в ней великим мастером.
Но вот новый хозяин Сити произнес формулу присяги. Наступил час графа Биконсфилда.
Опытнейший оратор, Дизраэли поднялся за председательским столом и оглядел собравшихся. Вот они, обратившиеся в слух его коллеги: маркиз Солсбери, правая рука, глава дипломатического ведомства, рядом с ним канцлер казначейства Стаффорд Норскот, тут же статс-секретарь по внутренним делам Кросс, через кресло — лорд-канцлер Кейнс, который постоянно демонстрировал сосредоточенную задумчивость, но не всегда проявлял рассудительность на заседаниях правительства. Где же статс-секретарь по делам Индии? А, вот и опоздавший Крэнбрук пробирается вперед, к министрам…
Наконец Биконсфилд счел, что пауза привлекла достаточно внимания к его особе, и глуховатым голосом начал речь. Слегка нахохлившаяся сутулая фигура в черном фраке, взмахи рук, когда он хотел жестом подчеркнуть ту или иную мысль, делали его похожим на большую хищную птицу. Крупный нос, взлетавшие при резких поворотах головы поредевшие волосы усиливали это сходство.
Дизраэли обрушился на незадачливых политиканов и публицистов, которые в последнее время заполнили газеты и журналы зловещими пророчествами, будто Великобританию ожидает горькая участь некогда богатых и могучих, а затем пришедших в полный упадок морских держав — Генуи, Венеции, Нидерландов.
…В глубине души он великолепно понимал, чем были порождены эти предсказания. Пять лет назад на процветавшую страну обрушился кризис. Он охватил хлопчатобумажную и шерстяную промышленность, металлургию, судостроение, иными словами, важнейшие отрасли экономики, вызвал пляску цен, волну банкротств, рост безработицы. Последствия этих бед пока еще далеко не удалось ликвидировать.
А тут еще какой-то Денис недавно выпустил в Лондоне книгу под многозначительным названием «Маразм в торговле и промышленности». Биконсфилд даже припомнил врезавшиеся в память слова: «Каждый знает, что такое кризис, но еще не было ничего похожего на современное состояние. Нет сильных вспышек острой болезни, однако налицо все признаки хронической, скрытой лихорадки, постепенное обессиливание, медленное обескровливание. Это — состояние маразма».
Хорошо хоть, что этот умник догадался изложить свои панические взгляды на немецком языке! Зато некий Карл Маркс, еврей из Германии, живущий в британской столице, на хорошем английском языке предрекает в газетах новое обострение торгового кризиса из-за переполнения азиатских рынков хлопчатобумажными тканями. Это справедливо и уже подтверждается на деле, но разве не ясно, что если имеющиеся рынки «переполнились», то надо их расширять, искать все новые и новые?! Если понадобится, то даже силой оружия: экономическая и политическая ситуация вовсе не такова, чтобы уж очень церемониться…
В основу «гилдхоллского» выступления премьер-министр положил мысль: «Судьба Англии — в руках Англии». Он призывал каждого англичанина упорно и самоотверженно трудиться на своем посту, не обращая внимания на жизненные сложности и уповая на правительство, которое будет и впредь стараться справиться с ними.
Затем Биконсфилд перешел к вопросам внешней политики, прежде всего на Востоке (ведь именно там находит сбыт основная масса английских промышленных изделий). Одобрительные возгласы и рукоплескания сопровождали его слова об укреплении британских позиций в необъятном Китае, на Средиземном море и Ближнем Востоке.
