Александр Волков - Скитания
– Говори, девица! – приказал подеста.
– Все, что здесь сказано моим отцом, правильно по иудейскому закону. Но я отвергаю этот закон и желаю принять святую католическую веру!
По залу пронеслись возгласы, загремели аплодисменты.
Из толпы выдвинулся дон Кристофоро Монти. Благочестиво закатив глаза, он провозгласил:
– Святая апостолическая церковь берет заблуждавшееся, но раскаявшееся чадо под свою защиту!
Мягко, но решительно отстранив монаха, вперед выступил дон Грегорио Монтихо, кастеллан[104] замка Санта-Эльмо, офицер средних лет в шляпе со страусовыми перьями, в блестящем мундире, увешанном знаками отличия, со шпагой, подвешенной впереди на испанский манер. Глядя на Ревекку, полковник заговорил:
– Испанская нация всегда чтит юность, особенно в тех, кто, отвергая ложное учение, прибегает в лоно святой апостолической церкви. Я предлагаю вам, девица, надежное убежище в стенах Санта-Эльмо.
Альда тихо ответила:
– Неприлично было бы мне, отказавшейся от жестокого отца, покинуть отца великодушного и сострадательного, хорошего христианина и доброго гражданина Неаполя…
– Кто этот новый отец? – недоверчиво спросил кастеллан.
– Достопочтенный синьор Джакомо Саволино, который приютил меня, когда я оставила гетто. Он выразил непременное желание удочерить меня тотчас же, как я приму святое крещение, и с моей стороны было бы черной неблагодарностью насмеяться над его добротой, хотя я высоко ценю внимание синьора испанца…
Саволино удивленно крякнул:
– Вот девчонка! Бес, а не девчонка!
В толпе пронеслось шушуканье:
– Еврейка умна, как судья, поседевший на службе… Испанцу нечего возразить…
И действительно, разочарованный кастеллан затерялся среди зрителей.
Подеста обратился к синьору Джакомо:
– Эта девица говорит правду?
– Истинную правду, – горячо подтвердил Саволино, – клянусь в этом святым животворящим крестом господним! – Он перекрестился. – Я беру ее в дочери.
– Еще один вопрос, – сказал градоправитель. – Как представитель гражданской власти, я обязан следить за точным исполнением законов. Имеет ли право сия несовершеннолетняя Ревекка, дочь Елеазара, принять христианство без согласия отца?
Елеазар хотел заговорить, но ему не дал дон Кристофоро.
– По точному смыслу указа Генеральной хунты 1488 года в Вальядолиде, – торжествующе выкрикнул монах, – мужчинам иной веры разрешается присоединяться к нашей святой религии в возрасте четырнадцати лет и женщинам в возрасте одиннадцати лет. Сколько тебе лет, девица?
– Мне исполнилось пятнадцать.
– Закон соблюден, – заметил подеста. – Жид, твоя претензия отвергнута. У тебя нет больше дочери. Она станет христианкой.
Глаза Елеазара мрачно сверкнули.
– Она никогда не станет христианкой, – пробормотал он так тихо, что его услышала только жена.
Мариам громко вскрикнула:
– Дочка моя, доченька!..
– Мама!.. – Ревекка бросилась к матери: – Мама, прости, прости за все!..
Елеазар грубо оторвал Мариам от дочери и, сопровождаемый ругательствами и насмешками, потащил жену за собой. Подеста сурово крикнул вслед уходящему:
– У вас, иудеев, длинные руки, но помни, Елеазар, что твоя дочь отныне находится под покровительством города Неаполя, и горе тебе, если ты задумаешь ей мстить!..
Бен-Давид не ответил. Под огнем враждебных взглядов кучка евреев оставила дворец градоначальника.
Глава восьмая
В осажденной крепости
Ревекка снова появилась среди пансионеров, внимание поклонников было ей возвращено сполна. Достоинство христиан позволяло любить еврейку, решившую стать католичкой. Но Ревекка узнала цену этой влюбленности и встречала ухаживания с гордым и презрительным видом. Только Бертино, сохранивший свое чувство в дни отвержения Ревекки, встречал ответную привязанность, и это возносило черноглазого малыша на вершину счастья.
Крещение Ревекки было назначено через месяц, а за это время юная еврейка должна была изучить догматы католической веры у пансионского исповедника, сурового патера Базилио Беллука.
События первых же дней после суда показали, что Елеазар бен-Давид не склонен считаться с предупреждением властей и что Ревекке и ее друзьям грозит большая опасность. Первым это пришлось изведать Фелипе.
Вечерело, когда с синьором Джакомо случился сердечный припадок, и оказалось, что нет лекарства, которое он принимал.
– Я пойду в аптеку! – воскликнул юноша и выбежал из дому.
Как обычно, Фелипе надел кольчугу и взял кинжал, и это спасло его в минуту беды. Фелипе задержали в аптеке с приготовлением лекарства, и, когда он возвращался домой, было уже темно.
Юноша шел по пустынной улице, и вдруг из темного подъезда выскочили двое мужчин в плащах и масках – высокий и низенький. Фелипе не успел опомниться, как почувствовал тупую боль между лопатками: один из нападающих ударил его в спину кинжалом. Добрая сталь кольчуги выдержала удар. Убийцы растерялись от неожиданности, а Бруно успел выхватить оружие и полоснул высокого по руке. Фелипе проскользнул между врагами и прижался спиной к кирпичам стены.
Боль захватывала дыхание. Кольчуга спасла юношу от смерти, но его положение оставалось крайне опасным. Убийцы наступали на Фелипе, остерегаясь попасть под удары.
Фелипе бросился вперед и вонзил кинжал в бок низенького бандита. Он и сам получил удар в руку, но оружие только прорезало сутанеллу и скользнуло по кольчуге. Низенький рухнул на землю.
Юношу больше не преследовали, и он благополучно вернулся домой. Фелипе раздели, уложили в постель в комнатах Саволино. Васта, понимавшая толк во врачевании, ужаснулась, взглянув на спину племянника: по ней расплывался огромный кровоподтек. Видимо, пострадал и один из позвонков, так как Фелипе жаловался на ноющую боль посредине спины.
– Тебя спасла Пресвятая Дева Мария, – набожно молвила матрона.
– Меня спасла предусмотрительность доброй тети Васты, не пожалевшей денег на кольчугу, – слабо улыбнулся Бруно.
– Фелипе, не кощунствуй! – строго перебила тетка. – Знаешь ли ты, что мысль одеть тебя в кольчугу внушена мне Девой Марией?
– Если так, беру свои слова обратно и вместе с тобой возношу хвалу Богородице.
Синьора Васта осталась довольна ответом племянника. Джакомо, уже выпивший лекарство и оправившийся от припадка, подмигнул Фелипе и тотчас же отвернулся, пряча улыбку.
На другой день Саволино с утра отправился во дворец градоначальника. Его принял экзекутор,[105] полный небольшой человек в черной мантии, с золотой цепью на шее.
– Синьор экзекутор, – взволнованно заговорил Саволино, – я обвиняю еврея Елеазара бен-Давида в покушении на жизнь моего племянника Филиппо Бруно!
– Он напал на вашего племянника с оружием в руках? – небрежно спросил экзекутор.
– Нет, ваша милость, он подослал двух браво, и только мужество моего племянника спасло его от смерти.
О кольчуге синьор Джакомо благоразумно не сказал ни слова.
– Напишите прошение, мы займемся этим делом, когда подойдет очередь.
Саволино написал короткую просьбу на листе бумаги, завернул в него несколько дукатов и подал экзекутору. Почувствовав тяжесть денег, чиновник смягчился и сразу заговорил по-другому.
– Действительно, наглость этих иудеев превосходит всякие границы! – возмущенно воскликнул экзекутор. – Немедленно доставить ко мне еврея Елеазара бен-Давида! – приказал он начальнику городской стражи. – Вас, синьор, попрошу подождать, – вежливо обратился чиновник к Саволино.
Приведенный стражниками бен-Давид хладнокровно выслушал обвинение.
– Поставьте передо мной этих браво, – сказал он, – и пусть они посмеют утверждать, что это я нанял их!
Синьору Джакомо пришлось признать, что убийцы убежали и что он не знает их имен и местожительства.
– Я полагаю, что Бруно поссорился с родственниками какой-нибудь оскорбленной им девицы, – ядовито молвил старый ростовщик. – Христиане-школяры забыли стыд и совесть, они нарушают божеские и человеческие законы.
Такая ненависть звучала в словах Елеазара, что синьор Джакомо содрогнулся.
Ростовщика пришлось отпустить, так как против него не оказалось улик.
Бруно пролежал несколько дней. А потом опять произошло покушение. Это случилось в первый же раз, когда Фелипе и Ревекка снова занялись астрономическими наблюдениями.
Юноша показывал Ревекке созвездие Кассиопеи и объяснял, откуда произошло его название. И в этот момент раздался резкий свист, и фонарь, который держала Ревекка, выпал из ее рук. У ног девушки лежала стрела с железным наконечником, выпущенная из арбалета. Стреляли с чердака соседнего дома.
Бруно подхватил Ревекку, лишившуюся чувств от испуга, и поспешил вниз. Искать арбалетчика было бесполезно: он, конечно, скрылся сразу после того, как сделал свое черное дело.
