Пушкин и Гончарова. Последняя любовь поэта - Алексеева Татьяна Сергеевна

— Саша, сейчас все начнется, — наклонилась к нему Анна. — Где ты опять витаешь? Как всегда, в выдуманных историях? — Ее светло-карие глаза смотрели на поэта чуть насмешливо.

— А ты, как всегда, очень проницательна! — улыбнулся в ответ Пушкин.

Сгорбленная пожилая свечница в черном платке прошла мимо них, зажигая один за другим короткие, почти догоревшие днем огарки. На прижавшихся друг к другу жениха с невестой и четырех свидетелей она посматривала неодобрительно. «Интересно, что она думает об Ольге с Николаем? — вновь погрузился в размышления Александр. — Осуждает их, сочувствует нашим родителям? А может, просто недовольна, что пришлось встать среди ночи ради их свадьбы?»

Больше ни о чем поразмышлять он не успел. К жениху с невестой вышел священник, и в руках у друзей Николая появились тяжелые, блестящие в свете множества свечек венцы. Свадебное таинство начиналось.

— Посаженые родители, встаньте вот сюда! — скомандовал священник, и Александр с Анной торопливо заняли свои места. Ольга оглянулась на них, и на ее бледном испуганном лице мелькнула слабая улыбка.

— Она думает, что мы с тобой по-прежнему вместе. И очень рада этому, — шепнула Пушкину его спутница. — Я не стала ее в этом разубеждать — ничего? Ей не до того сейчас…

— Да, разумеется, так будет лучше, — согласился Александр. — Пусть думает о своем счастье с Павлищевым — это для нее важнее всего. И пусть хоть они действительно будут счастливы!

— …Венчается раб Божий Николай с рабой Божией Ольгой… — мягко лился под темным куполом церкви сильный голос священника. Пушкин в очередной раз посмотрел на сестру и с радостью отметил, что ее белое встревоженное лицо постепенно розовеет и становится не таким напряженным. Она доверчиво смотрела на стоявшего рядом Николая Павлищева, и все ее страхи медленно отступали. У нее был теперь супруг, был защитник, с которым она могла ничего не бояться. Николай тоже то и дело бросал на нее влюбленные взгляды.

Потом Александр скосил глаза на замершую рядом посаженую мать невесты. Она была очень красива — как, впрочем, и всегда. Как в тот день, одиннадцать лет назад, когда они познакомились, как тем жарким летом двадцать пятого года, когда она неожиданно приехала к нему в Михайловское, и как в ту минуту, когда он назвал ее появление «чудным мгновением». Вот только чувства у Александра эта красивая и невероятно обаятельная женщина теперь вызывала совсем иные. Вернее сказать, чувств к ней у него больше не было никаких.

Анна Керн заметила его взгляд и повернулась к своему бывшему возлюбленному. Лицо ее было грустным, но спокойным, и Александру показалось, что, скорее всего, она думает о том же самом.

Рядом с ними соединялись в браке два любящих друг друга человека, а они, словно по иронии судьбы, именно в этот момент окончательно поняли, что между ними больше нет и никогда не будет любви. Одна пара должна была через несколько минут выйти из храма, став единым целым, семьей, другая — чужими людьми. Правда, несмотря ни на что, относящимися друг к другу хорошо и не таящими никаких обид за прошлое.

Николай и Ольга тем временем уже обошли вокруг аналоя. Венчание подходило к концу. Посаженые отец и мать еще раз переглянулись и начали нетерпеливо коситься на дверь. Опасность, что снаружи молодоженов ждут разгневанные родители невесты, узнавшие обо всем, все еще сохранялась, но в любом случае Сергей и Надежда Пушкины теперь уже не смогли бы ничего изменить — их дочь стала женой не угодного им человека. Но устроить скандал им это не помешало бы, и тогда тайная свадьба Ольги и ее любимого человека была бы испорчена, а этого ни Александру, ни Анне не хотелось.

К счастью, когда новобрачные, держась за руки, снова вышли из церкви в темную морозную ночь, на улице по-прежнему никого не было. Свидетели и посаженые отец с матерью вышли вслед за ними, и все шестеро поспешили к экипажам.

— Куда мы теперь? — робко спросила Ольга Павлищева, пряча мгновенно замерзшие руки в муфту.

— К Дельвигу! — сказала Анна с загадочным видом. — Он все приготовил для праздника. Вам с Николаем понравится!

— Мы вам всем так благодарны… — Ольга обвела взглядом участников венчания, и в глазах у нее заблестели слезы. Ее супруг помог ей забраться в сани и тоже обернулся к Анне и трем своим друзьям:

— Вы действительно очень нам помогли! Если я могу вас как-то отблагодарить…

— Будь счастлив с моей сестрой и береги ее, — ответил Александр. — Другой благодарности мне не надо.

Они с Анной Керн уже сидели в своих санях и так радостно улыбались, что со стороны казались милой влюбленной парой. Но уже скоро их родные и знакомые должны были узнать, что это не так. Кто-то, без сомнения, воспринял бы эту новость с радостью, ведь мужем Анны по-прежнему считался совсем другой человек. Но тех, кто знал, какой романтичной была их связь, известие о разрыве заставило бы искренне огорчиться.

— На Миллионную! — крикнул Пушкин закутанному в огромный тулуп кучеру.

Тот слегка стегнул покрывшихся инеем гнедых лошадей, и те, радуясь возможности согреться на бегу, сразу же тронулись с места. Следом за ними двинулись и две другие повозки.

За время венчания Павлищевых выпало еще больше снега, и конские копыта стучали по мостовой негромко, приглушенно. Улицы по-прежнему были полностью безлюдными, и три санные повозки, летящие по ним, казались призрачными, сказочными…

Глава II

До поездки на бал оставался почти час. Таша медленно, стараясь не делать резких движений, чтобы не повредить только что сооруженную у нее на голове высокую прическу, слонялась по дому, заглядывая то в одну, то в другую комнату. Уже не в первый раз она, боясь опоздать и получить за это выговор от матери, собиралась в гости быстрее всех и потом не знала, как убить оставшееся до выхода из дома время. Старшие сестры еще выбирали украшения, мать еще раздавала распоряжения на время их отсутствия слугам, братья ждали, пока им начистят сапоги и пуговицы, а Таша уже готова и умирает от скуки. По крайней мере, это ожидание должно завершиться вечером, полным радости, свободы и возможности встретиться с многими интересными знакомыми. Куда хуже ждать, когда разбуянившийся и разогнавший всех по комнатам отец успокоится и перестанет кричать или когда рассердившаяся на детей за какую-нибудь мелкую провинность мать сменит гнев на милость! Такое ожидание могло длиться часами, а то и днями…

Но сейчас Таше не хотелось вспоминать о тяжелых моментах своей жизни. Впереди ее ждал бал, и до его начала оставалось совсем немного, но при этом нельзя было и слишком открыто радоваться. Мать могла заметить это, догадаться, что дочь счастлива возможности уехать из дома и прекратить занятия, а это, несомненно, сильно бы ее рассердило. Поэтому Таша да и все остальные дети Натальи Ивановны Гончаровой тщательно скрывали свои чувства, стараясь лишь слегка улыбаться, предвкушая праздничный вечер.

Девушка неторопливо спустилась на первый этаж, прошла по коридору и снова поднялась наверх. Из комнаты Александры доносилось веселое хихиканье — обе старшие сестры Гончаровы все еще занимались своим бальным туалетом и выясняли, кому из них больше подойдет рубиновая брошь. Таша прошла мимо приоткрытой двери, не желая ввязываться в спор, пусть даже и совсем мирный. Дойдя до собственной комнаты, она заглянула в нее и некоторое время в задумчивости стояла на пороге. Можно было зайти, зажечь свечу и дождаться отъезда, читая какую-нибудь книгу, или подойти к окну в темноте и полюбоваться падающими с черного вечернего неба снежинками. Юная Гончарова выбрала второе. Подбежав к окну, она на ощупь нашла плотные шторы и раздвинула их. В комнату проник тусклый луч газового фонаря, и царивший в ней почти полный мрак слегка рассеялся. Таинственным и жутковатым блеском засеребрилось висящее на стене огромное зеркало в тяжелой золоченой раме. Таша покосилась на него со страхом и любопытством, но заглянуть в мерцающее стекло не решилась — слишком уж оно было мрачным и загадочным. Вместо этого она просто оглядела комнату, с удивлением заметив, что привычные и хорошо знакомые вещи в полумраке выглядят как-то странно, совсем не так, как на свету. Подушки на кровати возвышались огромной снежной горой, а сидящие среди них нарядные куклы смотрели на свою хозяйку особенно выразительными, почти живыми глазами. Таше даже показалось, что зрачки этих стеклянных глаз слабо поблескивают в темноте.