Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII
Генрих страшился взглянуть на отца и только слышал, как голос его становился презрительным и суровым:
«Моя прапрабабушка Кэтрин Суинфорд считалась незаконной женой Джона Гента Ланкастера, хотя есть основания полагать, что брак между ними был освящён, но по каким-то причинам не предавался огласке. Правда, её потомкам это обстоятельство служило защитой, впрочем, ненадёжной и слабой. Бастарды лишь в исключительных случаях обладают правом наследования. Их опасаются только тогда, когда не остаётся прямого наследника. А в то время наследники исчезали один за другим. Мой отец, а твой дед, граф Ричмонд Эдмунд Тюдор, был женат на её правнучке Маргарите Бофор, в которой всё-таки текла королевская кровь, и потому был опасен как Йоркам, так и Ланкастерам, а когда я появился на свет, стал опасен вдвойне, ведь во мне тоже течёт королевская кровь, кровь Джона Гента Ланкастера. Я ещё не родился, когда умер отец. Мать была молода. Ей было четырнадцать лет. Кто мог меня защитить? Меня преследовали те и другие. Я начал скрываться, когда был таким же, как ты. Маленьким мальчиком я уже испытал жестокость заточения и горечь изгнания. Когда на короткое время мне удавалось вырваться на свободу, то приходилось скрываться, не имея денег и друзей. У меня была только честь и кое-какие права на престол. Меня поддерживал и охранял только мой дядя Джаспер Тюдор, граф Пемброк. Мне было одиннадцать лет, когда Йорки захватили меня и держали как арестанта. Слава богу, они не успели задушить или зарезать меня. Королём снова стал Генрих Шестой Ланкастер. Я мог жить на свободе, но очень недолго. Законный король был смещён, заточен и убит, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Королём стал Эдуард Четвёртый Йорк. Дядя считал, что моей жизни угрожает опасность, ведь я оказался единственным потомком Джона Гента Ланкастера. Мы оба бежали во Францию, чтобы сохранить жизнь. Буря нам помешала. Наш корабль оказался в Бретани. Франсуа, тамошний герцог, старше меня всего лет на семь или восемь, принял нас, но как пленников, и долго держал в таком состоянии. К его чести, нужно признать, что он был добр. Я жил в его замке довольно свободно, стал говорить по-французски, знал наизусть французских поэтов, читал французские книги и слушал французскую музыку, французских певцов. За это я благодарен ему, но только за это».
В душе Генриха становилось тревожно и больно. Он прижимался к тёплому телу отца, закрывал от страха глаза и слушал, слушал как зачарованный, слушал так беспокойно и трепетно, что помнил каждое слово и часто видел кошмары во сне.
«Дяде не нравились мои увлечения. Он сажал меня на коня. Мы скакали вдоль берега моря. Наши лица обвевал свежий ветер. Он смеялся, оборачивался ко мне и кричал, когда мне удавалось с ним поравняться: «Хорошо! Хорошо!»; повторял, что английский король должен быть воином. Я не сразу поверил ему, но очень скоро понял, что дядя был прав. Судьба часто нас принуждает мечом добывать себе трон и мечом его охранять. Король без меча — либо изгнанный, либо мёртвый король. Я это стал понимать, когда мне исполнилось лет пятнадцать-шестнадцать. Сколько я видел, короли только и знали, что бились, во Франции, в Англии, всюду, за корону, за новые земли. Немногие сражались из удальства. Я стал учиться владеть мечом и копьём. Я был тогда молод и часто болел. Тело ещё не созрело, а меч был тяжёл, и доспехи пригибали к земле. Но дядя твердил, что медлить нельзя. Мне надо было спешить.
Он задремал, прижимаясь к тёплому телу отца, и видел его, невысокого, стройного, бледного, в золочёных доспехах, с двуручным мечом в обеих руках. Голос шелестел едва слышно, издалека, но ведь он помнил каждое слово:
«После первых успехов мы должны были возвратиться домой. У меня есть права. Я был обязан их отстоять. К тому же положение пленника было невыносимо. Дядя организовал наш побег. Где ему удалось достать денег, он мне не сказал, но нанял корабль. Корабль прятался в маленькой бухте, куда не заходили другие суда. Я лёг спать, как всегда, но не спал. Дядя тихо стукнул мне в дверь, один раз, потом два раза подряд. Я поднялся и выскользнул в коридор. Мы крались, как две тени. Мы не издавали ни звука. Часовой замка был, видимо, куплен. Вдали, за холмом, нас ждали верные слуги. Мы вскочили на лошадей и скоро были на корабле. Капитан тотчас приказал поднять якорь. Мы вышли в море и взяли курс на Уэльс. Там моя родина. Там у меня сторонники. Они ждали меня. Но не дождались. Буря во второй раз изменила мой путь. Несколько дней и ночей мы носились по воле ветра и волн и вновь очутились в Бретани. Герцог впал в гнев, по счастью, недолгий, но теперь по ночам к нашим покоям ставили стражу. Не знаю, что бы стало со мной. Ведь мы не властны в поступках. Господь решает за нас, кто мы и как должно поступать. Верно, буря была мне указанием свыше. Моё время ещё не пришло. Я должен был ждать лет пять или шесть. И вот что в особенности поразило меня и поражает теперь: сигнал пришёл не с той стороны, с которой его ждали».
Отец замолчал. Генрих пошевелился и застонал. Чья-то рука погладила его по щеке. Он прильнул к ней и затих.
«Тогда Глостер стал королём под именем Ричарда Третьего. Дядя всегда о нём говорил, что это чудовище. В самом деле, слухи ходили, упорные слухи, что он и родился не так, как рождаются все: ногами вперёд, и уже тогда у него были зубы. Он был сухорук и немного горбат, это я видел сам. Правда, невысокого роста, но довольно красив, с тонким и умным лицом, сражался как воин и знал толк в военном искусстве. Я думаю иногда, что он мог бы стать выдающимся королём, но Господь распорядился иначе. Он был верен брату и несколько раз выручал его из беды. И вот, не успел Эдуард Четвёртый, его брат, отойти в мир иной, как точно бес вселился в него. Его племянник должен был стать королём, но его в те дни не было в Лондоне, и ему ещё не исполнилось тринадцати лет. Какое-то время править за него должна была его мать, но её не любили. Она была в Лондоне и промедлила недели две или три с вызовом старшего сына, опасаясь, что толпа горожан не допустит его. Ричард этим воспользовался. Он поспешил в Лондон во главе сильного войска, которое составляли северные бароны, преданные ему. С ним встретились лорд Риверс и Ричард Грей, сопровождавшие наследника. Они хотели договориться. Но что они могли предложить? Вечером Ричард принял их вежливо, а утром арестовал, обвинив в том, что те намеревались отдалить от него короля. Надо отдать ему должное, он действовал быстро и смело, распустил свиту племянника, арестовал его офицеров и объявил, что займёт при нём должность протектора. Напротив, королева вела себя глупо. С младшим сыном и пятью дочерьми она укрылась в Вестминстере, полагая, что может быть там в безопасности, а её брат и сын захватили несколько кораблей и бежали, вместо того чтобы драться, пока Ричард ничего не решил. Он привёз Эдуарда в Лондон и колебался, собрал парламент. Парламентом был назначен день коронации. Вдруг Ричард отправил Эдуарда в Тауэр, отстранил канцлера Ротергема, архиепископа, привлёк на свою сторону герцога Бекингема и лорда Говарда, обещав наградить их землями неугодных вельмож. Не постеснялся пойти против женщины, собрал королевский совет и обвинил в колдовстве королеву; показывал руку и уверял, что это порчу она навела и повредила руку. Он задал вопрос, какой казни заслуживает эта колдунья, и когда ему ответили, что наказания, если только виновна, пришёл в ярость, вызвал охрану и арестовал всех, кому не мог доверять. Одного тут же обезглавили во дворе, остальных бросили в Тауэр. Вскоре брак королевы объявлен был недействительным, потому что прежде король был обручён с леди Толбот и ещё потому, что королева завлекла короля колдовством. Её детей объявили бастардами. Единственным претендентом стал Глостер. Собрали олдерменов и крикнули Глостера королём. Вместо парламента вызвали депутатов от всех сословий, своим актом отстранили принцев от престола и просили Глостера принять корону. Он принял и был коронован. Народ оставался спокойным и равнодушным. Король тотчас уехал из Лондона. В его отсутствие принцы пропали. Убийцей молва нарекла короля».
В этом месте отец всегда оживлялся, говорил громче, быстрее, и Генриху начинало казаться, что здесь таится что-то такое, что он должен запомнить на всю жизнь:
«Ричард совершил большую ошибку. Принцы уже не были опасны ему. Зачем проливать ненужную, лишнюю кровь? Это бывает необходимо, согласен, только прежде надо сто раз подумать о последствиях. Особенно если пролить кровь предстоит королю. Он совершил и другую ошибку, может быть, ещё худшую — не сдержал своего обещания. Герцог Бекингем не получил тех владений, которые хотел получить, а ведь лишь ради них он и встал на сторону Глостера. Герцог был оскорблён. Ему пришла в голову мысль женить меня на дочери короля Эдуарда. В этом браке соединялись Ланкастеры с Йорками, и вражда между ними могла прекратиться. Нам дали знать. Дядя встретил это предложение с одобрением. Мы стали готовиться к возвращению в милую Англию, но у нас почти не было денег. Всё-таки нам удалось выйти в море с горстью солдат, прибрежная стража была многочисленна и выказывала враждебность. Пришлось возвратиться, а заговор раскрыт и Бекингем был казнён на рыночной площади в Солсбери. Мало кто из баронов его поддержал, и они получили прощение. На Рождество был заключён договор о моём браке с той, которая родила тебя. Это укрепило мои права на престол, и герцог Бретонский решил меня поддержать. Его корабли перекрыли пролив. Торговля шерстью почти прекратилась. Ничего хуже для Англии и придумать нельзя. Начались волнения в лондонском Сити. Ричард решил купить герцога Франсуа, пообещав ему доходы с наших земель, если он выдаст меня. Франсуа колебался. Ричард вероломен. Доверять ему опасно. Меня спасли его колебания. Мне удалось бежать под защиту французского короля. Карл встретил меня дружелюбно. Королевский совет постановил выдать мне три тысячи, на которые я мог набрать солдат и снарядить корабли. Я был доверчив и от души благодарен ему, пока не узнал причины его дружелюбия. Видишь ли, сын, английские короли имеют права на французский престол. Чтобы они своим правом не пользовались, французские короли обязались ежегодно выплачивать им что-то около тридцати тысяч ливров. Наши междоусобия так ослабили нас, что они отказались платить. Карлу было выгодно дать мне в десять раз меньше, чтобы не платить в десять раз больше. Откажись Ричард от выплат, и он бы выдал меня, я думаю, с большим удовольствием. Я получил свой первый урок: никому нельзя доверять, ни на кого нельзя полагаться, достигать того, чего хочешь, нужно своими руками. Я также узнал, что в этом мире всё зависит от сведений, полученных вовремя, и от денег, которыми платят за верность. Без денег у короля не бывает друзей. Многие тогда бежали из Англии и собирались вокруг меня, но я скоро понял, что они не любили меня, а любили те блага и почести, которые вознамерились от меня получить. Я обещал и выполнил обещания. У меня было около двух тысяч солдат и несколько кораблей. Мы высадились в Милфорд-Хейвене. Я поднял знамёна Англии и Уэльса, потому что в Уэльсе была моя родина. Ко мне стекались сторонники. Вскоре я имел тысяч пять. Лорд Стенли поднял восстание и соединился со мной. С Ричардом мы встретились в поле у Босворта. В его рядах началась паника при нашей первой атаке. Ему подвели коня и предложили бежать. Он ответил, что умрёт королём Англии. Он сражался с бешенством и мастерством настоящего воина, пока его не сразил удар топора. Удар пришёлся по голове. Корона свалилась и закатилась в кусты. Тогда я единственный раз и видел его. В тот день, я думаю, он достоин был уважения. Тем временем корону нашли и возложили её на меня. Так я стал королём. Казна была пуста. Англия бедна и слаба».
