Александр Чаковский - Победа. Книга 2
– Да.
– Поздравляю. Погоди, погоди, дай вспомнить… Джейн?
– Она.
– Дети есть?
– Сын.
Чарли достал из нагрудного кармана куртки бумажник, раскрыл его и протянул мне, как пропуск часовому:
– Вот.
На небольшой фотографии, укрытой под целлофаном, Чарли был снят рядом с девушкой, которую я когда-то видел в Бабельсберге, и с мальчиком лет семи-восьми. Фотография, видимо, была старая: Чарли и Джейн выглядели на ней еще совсем молодыми. Аппарат запечатлел их на фоне маленького купального бассейна. На заднем плане виднелся одноэтажный домик, нечто вроде бунгало. Все это, надо полагать, принадлежало Брайту.
Чарли смотрел на меня выжидательно и, как мне показалось, с вызовом. Может быть, он хотел похвастаться передо мной своими владениями? Показать, что многого в жизни достиг?
– В какой газете ты работаешь? – спросил я, возвращая ему бумажник.
– В «Ивнинг гардиан». Знаешь такую? Руковожу иностранным отделом, – уже с явным вызовом добавил он.
«Ого! – подумал я. – Значит, Чарли действительно выбился в люди. Этот парень и раньше отличался журналистской хваткой, да и энергии у него было хоть отбавляй. Этакое дитя американского Запада, причудливая помесь ковбоя с бизнесменом. Товарища при случае выручит, но и своего не упустит! Все-таки тридцать лет, очевидно, не прошли для него даром. Он не только постарел, но, видимо, кое-чему научился. Что ж, я рад за него. „Ивнинг гардиан“ хотя и не очень известная газета, но я о ней все-таки слышал. Кажется, она достаточно реакционна. Впрочем, где же и работать такому молодчику, как Чарли Брайт! Не в коммунистической же „Дейли уорлд“!»
Вместе с тем что-то омрачало мою радость и безотчетно коробило меня. Я не мог бы сказать точно, что именно. Брайт все время как будто старался показать товар лицом. «Когда-то я казался тебе годным только на то, чтобы бегать с высунутым языком по заданию боссов и щелкать фотоаппаратом, – как бы говорил он, – Теперь я сам стал боссом. Видишь?!»
– Ну, а ты, Майкл?.. Как ты? – спросил Чарли. На этот раз голос его прозвучал так дружелюбно, что мне стало стыдно. В самом деле, что я на него взъелся? В сущности, что он такого сказал?
Я улыбнулся и развел руками:
– Бунгало нет, плавательного бассейна тоже. И отделом не руковожу.
– Перестань, Майкл, я не об этом тебя спрашиваю, – с искренним упреком сказал Брайт.
– Прости, Чарли, я пошутил. Просто я очень рад за тебя.
– Спасибо. Но о себе ты можешь что-нибудь рассказать? Как ты жил все это время?
– Работал. Как говорится, без особых взлетов и падений.
– Ты женат?
– Да.
– Мария? – он произнес это имя полуамерикански-полурусски: «Мэрриа».
– Она.
– Дети?
– Сын.
Мы поменялись ролями: теперь спрашивал он.
– Взрослый? – поспешно, словно это имело для него особое значение, спросил Брайт.
– Двадцать восемь лет. Почти старик.
– Тоже журналист?
– Нет. Бог спас. Служит в авиации. В гражданской.
Я бы мог, конечно, сказать ему, что Сергей работает радистом на самолете «ИЛ-62», который совершает регулярные рейсы между Москвой и Нью-Йорком, но… Но почему-то я умолчал об этом. Сам не знаю почему.
Может быть, потому, что настоящего разговора у нас с Брайтом не получалось. В жизни часто бывает, что мы с нетерпением ждем свидания с, казалось бы, дорогим человеком из прошлого, а когда свидание наконец происходит, этот человек оказывается призраком…
Таким призраком представлялся мне сейчас сидевший передо мной человек. Слишком много было связано у меня с Потсдамом. И, судя по всему, слишком мало у Брайта…
– А сам-то ты, сам-то как? – Брайт спрашивал поспешно, торопливо, будто хотел избавиться от вопросов с моей стороны. Впрочем, наверное, это мне просто почудилось.
– Что тебя интересует? – По правде говоря, у меня не было желания подробно рассказывать ему о себе.
– Сделал карьеру? – нетерпеливо спросил Брайт. – Какую? Ты ведь собирался стать историком, верно?
– Верно. Но не получилось. Работаю в журнале «Внешняя политика». Слышал о таком?
– Нет, – признался Брайт. – Да и где там! Едва успеваю читать газеты.
«Ведь и в самом деле „не получилось“, – с запоздалым сожалением подумал я. – Вернувшись из Потсдама, я хотел, кажется, только одного: быть вместе с Марией! Потом родился Сергей. Потом предложили работу в „Правде“, в международном отделе, потом перешел в журнал. В качестве специального корреспондента стал часто ездить заграницу. Аспирантура откладывалась из года в год. В конце концов превратился в журналиста-международника».
Но объяснять все это Брайту не имело смысла. Да и вряд ли заинтересовало бы его. Нас связывали с ним всего-навсего две недели в Потсдаме. А разъединяли целых тридцать лет. Впрочем, среди четырнадцати дней, проведенных тогда в Берлине – Потсдаме – Бабельсберге, были два или три, о которых не следовало забывать. Я их и не забыл. И пусть он не думает, что я их забыл. Мы и попрощались тогда по-хорошему, как друзья.
– Очень рад, Чарли, что снова вижу тебя, – сказал я, прекращая его расспросы.
– Я тоже рад, Майкл, что мы встретились, – отозвался Чарли.
Когда я уже потом думал о нашей встрече в Хельсинки, мне казалось, что эти слова Чарли произнес необычным тоном, глуховато, задумчиво, может быть, печально.
Но тогда я не обратил на это никакого внимания.
– Мы с тобой, Чарли, – весело сказал я, – очень везучие люди.
– Везучие? – удивленно переспросил он. Я подумал, что, наверное, употребил неточное английское слово.
– Удачливые, – пояснил я. – Второй раз становимся свидетелями событий, решающих судьбы мира.
Вероятно, мои слова прозвучали слишком торжественно. Особенно для человека, который занимал высокий пост в одной из американских газет, обладал бунгало, плавательным бассейном и редко вспоминал Потсдам.
Так или иначе, Брайт на них не реагировал.
– Что ты делал, когда я тебе позвонил? – спросил он.
– Что делал? – переспросил я. – Обдумывал первую статью, которую должен послать отсюда.
– Что-нибудь надумал?
– По правде говоря, нет. Только название.
– Какое?
– Не украдешь?
– Не беспокойся. Ваши заголовки редко нам подходят. Как, впрочем, и то, что вы под ними печатаете.
Я вспомнил давнее фото, из-за которого мы с ним когда-то поссорились. Но вспоминать о нем сейчас не стоило.
– Думаю, что мое название подошло бы и тебе, – сказал я.
– Почему?
– Верю в здравый смысл.
– Может быть, ты и прав. – Брайт ответил не сразу. – Как же ты назвал свою статью?
– «Победа».
– Громко сказано! Чья же победа? Опять ваша? Так я и знал! Недаром, думая о будущей статье, я и сам задавал себе этот вопрос.
– Почему только наша? – не без раздражения спросил я. – Наша, ваша, всех!
– «Их» тоже?
– Ты имеешь в виду поборников «холодной войны»?
– «Холодная война»… – с горечью повторил Брайт. – Она была реальностью, Майкл! Как каждая война, она имела своих убитых и раненых. Своих солдат и генералов. Ты уверен, что, вернувшись с войны они тоже рассыплются в прах? Как тот викинг…
Я посмотрел на Чарли с изумлением. Прежний Брайт не мог бы сказать ничего подобного. Просто не сумел бы. Что же изменило его? Журналистский колледж? Самообразование? Сама жизнь?
В том, что он сказал, прозвучала явная неприязнь к «холодной войне». Это пробудило во мне новый интерес к Брайту.
– С «холодной войной» будет покончено, – сказал я убежденно. – По этому поводу нам с тобой надлежит выпить. – Я решил махнуть рукой на мою чертову смету. – У меня в номере ничего нет, но в этой гостинице наверняка есть бар.
Брайт разом оживился, глаза его сверкнули знакомым юношеским блеском. Лишь много времени спустя я понял: Чарли обрадовался не только возможности выпить, но и тому, что наш разговор меняет русло и мы можем не касаться того, чего еще не коснулись, но неизбежно должны были бы коснуться.
– В бар приглашаю я! – с прежней своей категоричностью объявил Брайт, вставая. – Мы едем ко мне.
– Ты, конечно, живешь в каком-нибудь «Хилтоне»? – спросил я иронически.
– В «Ваакуне». Там живут почти все американские журналисты. Одному богу известно, что это слово означает по-фински. Невообразимый язык! Однако я приглашаю тебя не в «Ваакун». Мы поедем в «Марски».
– Но я там был совсем недавно! Оформлял свою аккредитацию.
– А я зову тебя в пресс-бар! Надо же отпраздновать предстоящее событие! Кстати сказать, финны просто лопаются от гордости, что оно произойдет в их столице. Да и вообще все ходят с таким видом, будто с послезавтрашнего дня наступит рай земной.
– А ты не можешь обойтись без ада?
– Почему же! Судя по всему, ты победил, галилеянин! – В устах Чарли, не признающего ни бога, ни черта, эти слова прозвучали странно.
– Кто-нибудь уже приехал? – спросил я.
– Макариос. Прилетел на самолете. Как ангел спустился, чтобы первым благословить эту райскую землю. Ты готов? – перебил он сам себя. – Поехали!
