Борис Кокушкин - Рабыня Малуша и другие истории
– А ты не командуй! – взвилась было Прекраса, но в этот момент в горницу ввалился дядька Асмус, ведший за руку упирающегося Святослава. Лицо мальчика было в крови, которую он стирал рукавом.
– Что случилось? – строго спросила Ольга.
Святослав молчал и только обиженно сопел. За него ответил его воспитатель:
– Я дал команду остановить бой, и, когда все опустили щиты и мечи, Всеслав неожиданно ударил Святослава мечом по лицу.
Прекраса, мать Всеслава, громко засмеялась, но Ольга так глянула на нее, что та резко оборвала смех и молча вышла наружу проведать своего сына.
Святослав не плакал, а только сжимал свои маленькие кулачки.
– Денка, – крикнула Ольга няньку мальчика.
Когда та вбежала в покои, княгиня приказала ей умыть, наложить лист подорожника на рану и перевязать сына.
Когда девушка с княжичем вышли, она повернулась к Асмусу и резко приказала:
– Выпороть звереныша!
Тот молча поклонился и вышел. А через некоторое время в горницу ворвалась взъерошенная и красная от ярости Прекраса и закричала на Ольгу.
– Ты зачем велела наказать моего сына? Завидуешь, что он старше и станет князем?
Она бы кричала и дальше, но Ольга повелительным жестом остановила ее:
– Наказала не за своего сына, а за подлость твоего отродья. А будешь и дальше заступаться за него, прикажу выселить тебя в Любеч.
Зная жесткий характер соперницы и памятуя о той власти, которой Ольга овладела после гибели Игоря, Прекраса замолчала и, сердито ворча что-то под нос, села рядом с Миланой.
Вечером, перед тем, как лечь спать, в светелку Денки, где находилось и ложе Святослава, заглянула Ольга. Девушка что-то рассказывала мальчику, а тот с интересом слушал ее.
– Принеси-ка нам кваску холодненького, – выслала Ольга девушку.
А когда та вышла, спросила сына:
– О чем вы так интересно разговаривали?
– Она мне рассказывала про поход тяти в Царьград. Оказывается, и ее отец был в этом походе.
– Да, я знаю об этом. Потому и взяла ее к себе, – ответила мать. – Он погиб в битве с хазарами, когда возвращались из похода.
– Матушка, а как вы познакомились с тятей? – спросил мальчуган.
– Тебе это интересно? – удивилась она.
– Да ведь он – князь, а ты из простолюдинок.
– Молодец, начинаешь думать. А все вышло спешно и случайно. Он шел с небольшим войском по нашему городищу. Тут надо было переправляться через реку. Я же занималась перевозом. Вот так и встретились. Он забрал меня с собой. А потом и ты родился…
В это время в светелку вошла Денка с корчагой кваса. Княгиня отпила немного и, поцеловав сына, ушла. А Святослав спросил няньку:
– А почему все боятся мамку?
– Она справедливая и заставляет всех работать, а не лениться, как Прекраса и Милана. Она думает больше о государстве, а не о себе, как многие из ее окружения…
Дни монотонно бежали один за другим. Как и дни, незаметно в постоянных трудах мелькали месяцы, годы…
Однообразие жизни рода Коржа нарушало только полюдье[8], которое проводил их князь Бразд. Причиной таких наездов все чаще являлись распри, возникающие между смердами: где-то соседи поссорились из-за пустяка и дело дошло до пролития юшки, кто-то не поделил рольные земли[9] из-за того, что обильные осенние и весенние дожди смыли разделительную межу. Порой дело доходило до смертоубийства. В таком случае виновного везли на Гору, и, в зависимости от степени вины, ябедьник[10] либо накладывал штраф, либо волок в поруб[11]. Смертоубийц отводили к самой княгине Ольге, и только она решала, как поступить с преступником.
Чаще всего убийца подвергался смерти согласно старинному обычаю: око за око, зуб за зуб. Да и сама Ольга принимала решение не с бухты-барахты, а с согласия воевод и бояр.
Корж старался не дожидаться полюдья, а загодя принимал меры, заодно и отвозил дань своему князю. При этом Корж объяснял: лучше отвезти дань самому, чем дожидаться приезда ябедьника, который обязательно добавит к обычной дани немалый кус для себя.
Однако людишки не всегда внимали увещеваниям старейшины рода и даже понемногу баловались воровством в княжеских владениях – то снимут птицу на чужих перевесищах, то тайком добудут бора на гонах, зверя в лесах, а рано поутру сетями выцеживают рыбу в княжеских реках…
– Ох, попадутся они однажды, беды не оберутся, – ворчал Корж.
– Тятя, а для чего они так делают? – спрашивала его десятилетняя Малуша.
Отец обычно гладил дочь по голове и приговаривал:
– Дак ить жадность человеческая не дает им покоя. Не понимают, что сколько ни воруй, все равно не насытишься, а только попадешь под горячую руку князя. И тогда беда всей семье.
– А почему одни люди богатые, а другие бедные? – продолжала допытываться дочка.
– Так уж нашими богами заведено. И не нам нарушать заведенные ими заповеди.
– А княгиня Ольга хорошая или плохая? – не унималась Малуша.
– Экая ты дотошная, – усмехнулся отец.
– Ну, правда! – не отставала дочь.
– Да видишь ли, Мала, – слегка задумавшись, отвечал Корж. – Конечно, с древлянами, убившими князя Игоря, она поступила слишком жестоко. Было бы понятно, если бы она наказала смертью тех, кто его казнил. Но для чего было губить жителей Искоростеня, в том числе стариков, женщин и детей малых, сжигать город? Хотя и сам Игорь был не совсем прав. Ну, получил дань и иди себе с миром! Нет, жадность обуяла его. Показалось, что еще можно взять… А потом Ольга успокоилась – поняла, что после этого древляне не могли платить дань несколько лет. Не с кого и не с чего было. Сейчас же, ты видишь, мы ни с кем не воюем, только отбиваемся от редких набегов печенегов. Правит она мудро и справедливо, тут ничего плохого сказать нельзя.
– Хорошо, что теперь не воюем, – вздохнула Малуша.
– Знамо, хорошо, – согласился отец.
– А почему люди берут чужое?
– Видишь ли, все идет от войн, – тихо проговорил отец. – После битвы победители забирают у поверженных все, что им приглянулось, у убитых берут оружие, мошну, даже снимают хорошее платно. А уж когда возьмут городище, то начинается татьба[12], когда забирают в домах все, что приглянулось, – узорочье[13], черевьи[14], паволоки[15], возьмут и колтки[16] с лунницами[17]…
– Как печенеги?
– Почитай, что так. А князья на награбленное нанимают новых воев, чтобы совершать новые набеги.
– Как Свенельд с его варягами?
– Да, вот и получается: ратники во время набегов привыкли без спроса брать чужое, и в миру не могут остановиться – тайно берут у своих.
– Нехорошо это.
– Ясное дело, нехорошо.
Их беседу прервала Вита, обратившаяся к дочери:
– Беги, руки сполосни, сейчас вечерять будем.
Когда Малуша выскочила за порог и начала плескаться у рукомойника, Корж бросил жене:
– Взрослеет девонька. Ишь, какая смышлененькая, головастенькая…
– Пора бы уже, – ответила Вита. – Года-то бегут…
Княгиня Ольга сидела в уединении с греческим священником Григорием, с недавних пор обосновавшемся в Киеве. Ольга жаловалась ему на то, что чернь совершенно распустилась, людишки совершенно не страшатся княжеского гнева.
Ни наказания, ни жесткие приговоры не могут остановить разбой. Тати не страшатся даже гнева языческих богов.
– Ваших богов, что песчинок в пустыне бесплодной. Кого только ни выдумали, – и Овсич, и Свентовит, и Крышень, и Белобог, и Ветрич, и Озернич, и Дождич, и Пчелич, и Плодич, и Зернич, и Ледич, и Студич, и Птичич… Все они – рядом, под рукой. И наказать-то их можно.
– Да, порой и побивают идолов, коли что не так, – добавила Ольга.
– Вот видишь, – продолжил священник. – Что же это за бог, которого можно не бояться и даже побить?
– В Византии, когда я была там, императоры Константин и Василий убеждали меня принять их учение. Да и персы суетятся, в свою веру тянут…
– Где они, персы-то? – всплеснул руками Григорий. – На краю земли. У них даже лика Аллаха нет! Кому молиться? Духу незримому? Да и учение их странное, непонятное… А что касаемо византийцев… Мало они горя принесли русинам? Да и обида у них на князя Игоря, мужа твоего, за то, что взял их столицу и заставил выплатить огромный откуп.
– Да, немало эти византийцы кровушки нашей пролили. Еще наши деды и прадеды рассказывали, что те вкупе с половцами ходили на рать с русинами.
Мне нравятся обряды и ваше учение, поэтому я и крестилась в вашу веру. Но как донести до нашего народа ваше учение, если у вас и письменность какая-то странная – пользуетесь знаками, кои далеко не все из нас понимают.
– Вот потому я и привез к тебе двух братьев-монахов – Кирилла и Мефодия. Не дело вам писать чудными чертами да резами. Кирилл принял на себя пост и сейчас пишет славянскую азбуку. Как только создадут ее, начнут переводить христианские книги на новый славянский язык.
