Нина Малышева - Школа мужества
— Где это вы все пропадаете?
— Если хочешь, пойдем с нами.
— Посмотрим, — неопределенно ответил он.
Когда они заканчивали свой немудреный завтрак, в дверь постучали. Вошли Клава и Арсений.
Клава, приветствуя всех, обратилась к Ивану:
— Мы пришли пригласить тебя погулять — сегодня прекрасный день.
Иван посмотрел на своих соседей и, вспомнив, что он им ничего не обещал, решительно ответил: — Согласен.
— Куда мы идем? — спросил он, когда они вышли на улицу.
— А это уж куда захочу я, — игриво произнесла она. Дойдя до Покровской улицы, Клава повернула направо. — Что-то мы давно не были на Мотовилихе. Как считаешь?
Ребята промолчали, отдавая себя в полное распоряжение девушки и догадываясь уже, что это непростая прогулка.
— Может быть, все-таки откроешь тайну нашего похода? — нарушил молчание Арсений.
— Какой ты нетерпеливый! — и уже вполголоса, серьезно:
— Мы идем на митинг.
— Где он будет?
— На «вышке».
— Что это за «вышка»? — спросил Иван, но Клава не ответила.
Со всех улиц люди шли в сторону завода. Вдали показалась Мотовилиха, окруженная с трех сторон рвами, в которых, как птичьи гнезда, примостились домики. Многие были совсем ветхие, казалось, что они вот-вот свалятся вниз. Чем ближе подходили к Мотовилихе, тем больше становилось народу. Но не к заводу шли люди, а к «вышке» — так называли высокий холм невдалеке от завода, с часовенкой на вершине. К ней вела крутая лестница.
— Это товарищ Быков, — сказала Клава, указывая на выступавшего, когда они поднялись на самый верх.
Вокруг Быкова стояли рабочие, женщины, подростки. Он убеждал:
— Стачка должна продолжаться!
Приняв решение о продолжении стачки, стали выбирать делегацию к горному начальнику Строльману.
— Обросимова Петра Матвеевича!
— Борчанинова Александра!
— Митрофанова!!! — раздавались голоса.
В толпе появились полицейские.
— Разойдись!!!
И вдруг крик:
— Казаки!!!
По большой улице мчался взвод казаков. Казаки ворвались на «вышку» со стороны завода, размахивая шашками.
Вперед выступил старый рабочий Лука Иванович Борчанинов. Казак замахнулся и с размаху ударил его. Толпа охнула. Озверевшие казаки продолжали размахивать шашками, нанося удары.
Крики, стоны, плач.
Когда упал старик Борчанинов, к нему бросился его сын Павел. Подбежали еще рабочие, некоторые сами раненные, но они стеной заслонили тело товарища. Впереди с оружием встал Митрофанов, к нему сразу же присоединилась молодежь. Здесь же стояли Арсений, Клава, Иван. И перед этой окровавленной стеной остановились казаки, отступили.
— Сегодня в семь вечера там же, — чуть слышный шепот Кирсановой. Каждый из них знал, кого и как нужно известить.
Встреча была короткой. Собравшиеся почтили память Луки Ивановича и единодушно решили принять участие в похоронах.
Иван заметил нового товарища. Знакомясь, тот назвался:
— Товарищ Валерий. — И только через несколько лет узнает Иван его настоящее имя — Леонид Исакович Вайнер.
Через два дня состоялись похороны Луки Ивановича Борчанинова. Женщины бережно положили на гроб черную ленту, на которой было написано: «Жертва царского произвола».
Полицейский надзиратель Кочев приказал:
— Убрать! — но рабочие не допустили полицейских к гробу товарища. Похороны превратились в огромную демонстрацию. На могиле пели «Вы жертвою пали в борьбе роковой…»
Начались занятия на курсах, но события на Мотовилихе долго еще оставались в памяти Ивана. С первых дней учебы он сблизился с Володей Урасовым и другими ребятами, состоящими в нелегальной организации училища.
На одну из очередных нелегальных встреч Иван Малышев отправился вместе с гимназисткой Марусей Калугиной — тоже членом организации.
— Говорить можно только шепотом, — предупредил товарищ Валерий. Как старший товарищ, он счел своим долгом познакомить их с обстановкой; прежде чем перейти непосредственно к заданию.
— 17 октября, — начал он, — царь Николай II подписал манифест, в котором обещал народу «гражданскую свободу».
— Скажите, пожалуйста, что такое «гражданская свобода»? — перебила Маруся.
— Это — свобода слова, собраний, союзов, неприкосновенность личности…
— Значит, арестов больше не будет?
— Да в том-то и дело, ребята, что этот манифест — обман для народа. Наша партия и передовые рабочие не верят этим обещаниям царя, а чтобы это понимали все, партийный комитет обратился к трудящимся нашего города — продолжать борьбу за свои права. И это обращение завтра утром должны увидеть все.
— Я понял, товарищ Валерий! Согласен ночью расклеить листовки, — твердо сказал Иван.
— Я в этом не сомневался. Но это задание нужно выполнить так, чтобы никто не увидел тех, кто это сделал. Вы встали на очень опасный путь революционера-подпольщика, который должен быть готов, если это потребуется, стать актером. Да-да, самым настоящим актером. К примеру, сыграть роль полицейского, торгаша, или вот как я — часовых дел мастера.
Рисунки С. Сухова
Они ловили каждое слово Валерия, еще не понимая, зачем он говорит об этом сейчас, когда дорога каждая минута. А он продолжал:
— Итак, запомните: для прохожих, а я надеюсь, что их будет не так уж много, вы — влюблены, и потому бродите по городу, не замечая ни времени, ни холода. Расклеивать листовки — только в том случае, если улица безлюдна. И последнее: листовки обязательно должны быть у кафедрального собора, где завтра должен состояться митинг, на Покровском проспекте, у пристани. Вопросы есть?
— А на Мотовилихе?
— Это задание для других. Если все ясно, остается пожелать вам счастливого пути. И, как говорят, — ни пуха ни пера!
Город спал. Тусклые фонари едва освещали центральные улицы. Никого не встретив, Иван и Маруся дошли до Покровского проспекта и свободно наклеили первую листовку.
— Совсем просто, — улыбнулась Маруся, но радость ее была преждевременной. Приблизившись к следующему перекрестку, они издали различили отдельных прохожих.
— Последи, — сказал Иван, доставая листовку. В тот момент, когда она была уже наклеена, Маруся прошептала:
— Идут!
Отступать было некуда. Иван, заслонив собой листовку, неумело обнял Марусю.
— Ты самая хорошая девушка, — громко сказал он первые пришедшие на ум слова.
Мимо проходили двое солидных мужчин. Один из них, с массивной тростью, проворчал:
— Куда смотрит гимназия?
— А, действительно, сударыня, куда смотрит ваша гимназия? — весело спросил спутницу Иван, когда опасность миновала.
— Туда же, сударь, куда и ваши курсы.
Обоим стало смешно, страхе — как не бывало. Улица за улицей шли они, выполняя задание партийного комитета. Белели листовки на перекрестках Покровской улицы, у кафедрального собора. Оставалась последняя — для пристани.
— Городовой! — заметил издали Иван.
— Постараюсь отвлечь его, — сказала Маруся и смело пошла к пристани, наскоро придумывая историю заблудившейся провинциалки. Даже прослезилась, демонстрируя городовому свою растерянность, чем окончательно разжалобила его и увела за собой.
Листовки звали:
«Товарищи!
Геройская борьба рабочего класса вырвала у царя манифест, которым он дарует свободу слова, печати, собраний. Но чтобы свобода, купленная ценой жизней многих, не оставалась на бумаге, необходима упорная борьба для проведения ее в жизнь…
Да здравствует свободный народ!
Все на митинг!»
Учащаяся молодежь тоже была захвачена волной революционных событий, связанных с выпуском царского манифеста. Уходили с занятий, то в одном, то в другом учебном заведении стихийно возникали собрания, на которых читали листовки партии социал-демократов, пели революционные песни. На городской ученической конференции приняли резолюцию:
— Полная свобода совести, слова, печати, союзов, собраний.
— Неприкосновенность личности.
— Всеобщее бесплатное обязательное начальное обучение.
— Уничтожение сословий и равенство всех перед законом.
— Охрана детского труда.
— Отмена закона божьего и пения царского гимна.
Иван, Володя, Маруся и другие ребята присутствовали на многих собраниях. Клава и Арсений принимали участие в составлении резолюций. Однажды Арсений протянул Ивану тоненькую брошюрку. На обложке стояло: «Тактика уличного боя».
— Мы с Толей Семченко на гектографе отпечатали. Будешь изучать?
— Спрашиваешь!
Несколько раз собирались ребята на занятия. Помогал им осваивать эту науку Алексей Христофорович Митрофанов, с которым они познакомились во время трагических событий на «вышке».
