KnigaRead.com/

Клара Фехер - Море

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Клара Фехер, "Море" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Наступила тишина.

— Я смею… — послышался спокойный мужской голос.

Все оглянулись.

В очереди стоял мужчина в солдатской форме. Один глаз его скрывала черная повязка. Правый рукав был пуст.

— Ну, что уставились? Или никогда не видели? Бегите за полицейским, соотечественнички. Мне уже терять нечего. Разве что отхватят и вторую руку. Правую пришлось пожертвовать за Маляра[1].

— Замолчите, — завопил мужчина с кадыком, — а то…

— Не петушись, приятель. Если уж ты так кипятишься из-за своего фюрера, так ступай на фронт. Нечего дома драть глотку. Иди-ка навстречу русским, они уже недалеко. Тут рядом, у Татарского перевала.

— Черта лысого у Татарского перевала, проклятый большевик! Ну, погоди же, я сейчас приведу полицейского. — С этими словами он схватил свои письма и выбежал из почтового отделения.

Длинная очередь молча продвинулась на шаг вперед. Позади одноглазого солдата стояли две девушки. Одна из них лет двадцати, ростом повыше соседки была в простом темно-синем костюме и бледно-голубой шелковой блузке. Ее светлые коротко подстриженные волосы были гладко причесаны и заколоты сзади двумя коричневыми гребешками. Вторая — немного моложе первой — розовощекая кареглазая пышка с черными волосами — была в плаще, из-под которого виднелась шерстяная юбка в красную клетку.

Блондинка посматривала на большие круглые стенные часы. Каждый раз, когда минутная стрелка прыгала вперед, она, словно от сильной боли, закусывала губу.

— Без четверти восемь.

— Ну, уходи. Я и твои сдам.

— Ты же знаешь, какая у нас госпожа Геренчер. Лютый зверь.

— Знаю не хуже тебя.

— Ну вот!

— А что ты о ней беспокоишься? Пусть хоть повесится. Если бы могла, она бы нас и на ночь не отпускала. «О, дорогой господин директор, девушки еще не устали. Девушки с радостью побегут на почту, девушки с радостью поедут в Гонолулу, для девушек нет большей радости, как за сто пенге в месяц служить денно и нощно Заводу сельскохозяйственных машин».

— Прошу прощения, у меня сто тридцать пенге, — ответила блондинка, и на ее огорченном лице мелькнула улыбка.

— Да. Потому что ты арийка. Это тебе надбавка за твою прабабушку. Ну, давай сюда твои письма, беги. Ты еще успеешь?

— Пожалуй, успею, — согласилась Агнеш, — если потороплюсь. Начало в восемь.

— С ним идешь?

— Ты же знаешь.

— Ну, тогда давай письма.

— Если бы этот глупый солдат не поднял скандала, мы бы уже стояли у окошка, — сказала Агнеш, не зная, на что решиться.

— Оставь. Он прав.

— Ладно, прав. Но если он в своем уме, то не стал бы болтать языком… Гизика, ты правда сдашь мои письма?

— Господи боже мой! Опять ты начала, вместо того чтобы скорей бежать. Без шести минут восемь.

— Я тебе очень благодарна. Эта кипа пойдет в Кечкемет, это в Шомошбаню, это срочное, вот два ценных, а это объявление о конкурсе. Привет, Гизика.

— Веселись спокойно! — крикнула вслед брюнетка, но Агнеш уже не слышала ее. В дверях она столкнулась с полицейским, его привел мужчина с кадыком. «Какой гадкий тип», — подумала она, устремляясь по проспекту императора Вильгельма к станции метро.

На улице царила кромешная тьма.

Агнеш боялась ходить по затемненным улицам, ее пугали передаваемые по радио сигналы тревоги. Однако она никак не могла смириться с мыслью, что на Будапешт могут сбросить бомбы. Памятный налет сорок второго года она проспала, и лишь утром разнесся слух, что в Буде разбомбили виллу и кто-то даже погиб. В ту пору ходил по городу анекдот, будто возвращается на свой аэродром русский пилот после бомбежки, а сержант устраивает ему головомойку: что, мол, за безобразие, почему прилетел на два часа позже, чем было приказано. «Извините, я не виноват, — ответил летчик, — пришлось ждать, пока в Пеште затемнятся». Повсюду рассказывали, что на горе Геллерт возле зенитного орудия не было ни души. Только когда начали бомбить, солдаты бросились искать офицеров, которые в это время попивали винцо в погребке Матяша. С той поры прошло уже два года, люди привыкли к светомаскировке, к побеленным краям тротуаров, к тому, что внезапно на неопределенное время прерываются радиопередачи и начинают реветь сирены, но всерьез так и не верили в опасность воздушных налетов.

Агнеш еще никогда не была в столь томительном, плохом настроении, как сейчас: «Можно подумать, что я иду не на свидание с любимым, а на собственные похороны, — с досадой бормотала она. — Не знаю, что со мной происходит. Того и гляди заплачу. Да и как не плакать, — ответила она сама себе. — Он не придет. Но почему? До сих пор он всякий раз приходил на свидание вовремя. До сих пор, но сегодня…»

Заметив, что последние слова она произнесла вслух, Агнеш испуганно оглянулась вокруг, но никто не обращал на нее внимания. «Мне постоянно мерещатся какие-то страхи. Почему он вдруг не придет?..»

Она спускалась по лестнице метро с такой поспешностью, словно спасалась от своих тревожных мыслей. Вагон был переполнен. Веселые мужчины и женщины держали друг друга за руки и хохотали. Там, наверху, трамваи с замазанными синей краской окнами, без фонаря впереди громыхают и скрежещут, словно какие-то неуклюжие чудовища. Зато здесь вагон залит ярким светом, элегантно одетые женщины, во все углы проникает запах духов «Chat noir» и «4711». Какая-то компания громко болтала по-французски с явным будапештским акцентом. Очередной анекдот о Гитлере. Имя Гитлера, разумеется, не произносилось, ограничивались прозвищем Маляр, а в конце анекдота раздались аплодисменты и крики: «Très bien, excellent!»[2] Возле Оперы половина пассажиров вышла, можно было сесть, но Агнеш даже не заметила этого. Она стояла возле кондуктора и через стеклянную дверь вагона пристально смотрела на желто-серую стену туннеля.

Неделю назад они тоже были на концерте в консерватории, слушали Пастораль, а потом, прижавшись друг к другу, шли пешком до самого ее дома. Стояла теплая весенняя ночь. Тибор всю дорогу читал стихи Арпада Гота, Бабича, Дюлы Юхаса… «Кудрей ее золотистых не помню, но вот золотятся поля… Мне голос Анны слышится из той весны, что ныне так далеко… Я окутан страшной тьмой мучений, не на день — на годы и столетья… Когда всемогущие боги небесные даруют мне речь…» Путаются сейчас в ее памяти строки, как путались они и в тот раз. Она слышала тогда его голос и чувствовала, что сердце ее тоже бьется в такт стихам. Настроение у Тибора было веселое. Прерывая на время чтение стихов, он рассказывал разные студенческие истории, делился своими впечатлениями об Италии. Потом ни с того ни с сего вдруг предлагал звонить в запертые дома на улице Уллеи. Она немного трусила, но все же смеялась и вместе с Гибором, разгоряченная, убегала от растревоженных домов, а затем из-за ближайшего угла со смехом посматривала, как появляется в ночных туфлях привратник, как он, щуря глаза, оглядывается кругом и, ругаясь на чем свет стоит, снова захлопывает двери. «Нельзя так, — запротестовала она. — Зачем будить бедных стариков?» — «Почему нельзя?» — «Ведь это же бесчеловечно». «А разве не бесчеловечна нынешняя война, когда нам всего по двадцать лет… Будем мстить обществу там, где только можно», — ответил Тибор и снова нажал кнопку звонка.

Возле кирпичного, неприветливого здания больницы они пересекли площадь Надьварад. Окна были затемнены — казалось, что за ними все вымерло. «Как-то раз вы приглашали меня к себе на ужин, — без всякого перехода обратился к ней Тибор. — Когда прикажете прийти?» «Когда пожелаете», — ответила она, почти задыхаясь от неожиданной радости. «В воскресенье под вечер, можно?» «Очень хорошо». И они молча пошли дальше. Тибор заговорил снова, только когда Агнеш собралась позвонить, чтобы ей открыли дверь. «Погодите немного», — и он внезапно поцеловал ее в губы. Все это произошло в мгновение ока, от растерянности она не могла ни защититься, ни ответить взаимностью. Совсем смутившись, она поспешно нажала кнопку звонка. Тибор поцеловал ей руку. И, пока неторопливая, хромая привратница открывала дверь, он уже быстро шагал обратно в сторону Надьварадской площади.

В воскресенье под вечер он действительно пришел. Его фигура показалась в воротах ровно в пять часов.

Соседки еще в третьем часу дня собрались на веранде и стали терпеливо ожидать, когда к молодой Чаплар придет ухажор. Неужто он такой богатый, как хвастает Чапларне? Но раз он такой барин, то почему бы ему не подобрать себе лучшей пары, чем эта дочь слесаря? «Он, видать, с каким-нибудь изъянцем, — многозначительно заметила тетушка Буркуш. — Наверно, стар». «Или хромой», — вставила Марьяине, усыпанная родинками старуха, которая с утра до вечера торчала на веранде в своем грязном цветастом халате.

Но, когда Тибор Кеменеш прошел по коридору первого этажа и позвонил к Чапларам, у кумушек перехватило дыхание. Они увидели стройного, крепкого синеглазого мужчину с каштановыми волосами, лет двадцати пяти — двадцати шести. На нем был серый костюм, голубая рубашка из шелкового поплина, темно-синий шелковый галстук. Коричневые полуботинки были начищены так, что казались совсем новыми. Руки белоснежные, холеные, может быть, даже с маникюром.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*