KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Владислав Бахревский - Столп. Артамон Матвеев

Владислав Бахревский - Столп. Артамон Матвеев

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Владислав Бахревский, "Столп. Артамон Матвеев" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

В «Столпе» показаны последние годы противостояния. Среди защитников Соловков от царских воевод упоминаются братья-молчуны. Братья, приютившие некогда отрока Савву, были московскими пирожниками. Оба подверглись жестокой казни — им урезали языки. Трагедия связала Савву с братьями-молчунами на всю жизнь.

Савва, Енафа, Молах, Малашек — образы собирательные. Они участники событий, потрясавших государство, в какой-то степени — зеркало эпохи.

Один только Малах, крестьянин по рождению, не покидает родного села и, что бы ни происходило в мире, занимается своим делом — пашет поле, сеет, убирает хлеб... Сама же Рыженькая — образ русского селения XVII века. Село принадлежало братьям-боярам Борису и Глебу Морозовым, после их смерти супруге Бориса — Анне Ильиничне, сестре царицы. По наследству досталось боярыне Федосье Прокопьевне Морозовой, а после того, как царь лишил боярыню всех земель, перешла к братьям, к сыновьям Малаха — Егору и Федоту, — мастерам Оружейной палаты.

Боярыня Морозова и сестра её княгиня Урусова в «Столпе» — узницы Боровской тюрьмы.

Когда-то Федосья Прокопьевна была лучшим другом своего деверя боярина Бориса Ивановича Морозова — дядьки Алексея Михайловича. Выезды Морозовой всякий раз становились событием для Москвы. Боярыню сопровождали от трёх сотен до тысячи слуг. Но оставшись верна двоеперстию, почитая духовным отцом протопопа Аввакума, она из самого близкого царю человека превратилась в его опасного противника. Тайно Федосья Прокопьевна постриглась в монахини с именем Феодора. О тайне знали избранные, и в романе мы называем боярыню чаще всего светским именем, запечатлённым в истории.

Горчайшую участь старшей сестры добровольно разделила и младшая — Евдокия Прокопьевна Урусова.

Тишайший царь был беспощаден к праведницам, не отступившим от церковных обрядов отцов.

В романе немало страниц посвящено украинским делам.

Очень дорогую цену платил русский народ, спасая православных братьев малороссов от голода, от истребления.

Хозяевами Малороссии почитали себя не только казацкая старшина — все эти полковники, генеральные писари, сотники, — но и польская шляхта, и турецкий султан.

Польша, уступив Киев по Андрусовскому договору на два года, дипломатически вернуть его не могла, а на большую войну с Россией сил не имела. Но междоусобные войны, в которые была втянута Россия, не прекращались вот уже двадцать пять лет со времён восстания, поднятого Богданом Хмельницким. Вместо одного в Малороссии было уже три гетмана, четвёртого, Юрко Хмельницкого, турецкий султан держал про запас. Постоянно угрожал Москве крымский хан, в союзе то с польским королём, то с гетманом Дорошенко, то являлся, соединясь с турецкими войсками.

В столь сложной политической обстановке роль дипломатии имела для Московского царства первостепенное значение.

Посольский приказ в последние годы правления Алексея Михайловича возглавлял друг его детства Артамон Сергеевич Матвеев. Для своего времени человек просвещённый, видевший благо в науках, он всю молодость провёл в походах, совершая подвиги не только военные, но и дипломатические.

Матвеев был любимцем украинского казачества. Артамону Сергеевичу верили, его слово было словом России. К нему, к заступнику, обращались духовные иерархи Малороссии, гетманы, посланцы городов и Запорожской Сечи.

А теперь, предваряя чтение, сделаем некоторые пояснения слов, терминов, понятий, какие могут вызвать недоумение у читателей.

В романе часто встречается слово Терем с большой буквы. Терем — это кремлёвское жилище царицы и царевен — сестёр и дочерей царя, малолетних царевичей. Но Теремом иногда называли и весь Дворец — дом царя. Был и ещё один термин, обозначавший место обитания высшей власти: Верх.

Счёт годам в допетровскую эпоху вёлся преимущественно от сотворения мира. Считалось, что Христос родился через 5508 лет после того, как Бог отделил свет от тьмы, создал землю и человека. Прибавляем к 2001 году 5508, и выходит: нынешний год от Сотворения мира — 7509-й.

В романе приверженцы старого обряда называют Христа не Иисусом, как приняла наша Церковь при Никоне, а по-старому — Исусом.

Князь Юрий Долгорукий называется двояко: Юрий и Юрья. Двоякое написание имени боярина запечатлёно в многочисленных документах.

Скажем о Болоте. Так москвичи называли место против Кремля, в Замоскворечье, где выставлялись головы, руки и ноги казнённых. Голова Стеньки Разина несколько лет устрашала любителей вольницы. На Болоте же совершали казнь сожжением в срубах.

Несколько раз в романе встречается слово «блядь». В XVII веке оно было обличительным, но не матерщиной. Боголюбивый царь Алексей Михайлович произносил это слово в храмах, ругая священников за допущенные ошибки в службе, это слово для поношения своих врагов употреблял в письмах и книгах протопоп Аввакум. «Блядь» означало измену вере, отступничество от заветов отцов.

Россия XVII века не знала антисемитизма. Иудей, принявший христианскую веру, был своим человеком, а вот русский, впавший в жидовствующую ересь, воспринимался как отступник, как враг. Эта ересь возникла в конце XV столетия в Новгороде, проникла в Москву, в высшие слои общества, и была осуждена на Соборе.

В романе встречаются цитаты из книг и писем Аввакума. Аввакум — один из главных героев романа. Он великий русский писатель, великий борец. Его письма — живое слово, дошедшее до нас из XVII века. Протопоп иногда писал сложно, но он знал: читать его будет вся Россия и все его поймут. Так что письма Аввакума — свидетельство об уровне духовности и грамотности народа той давней эпохи.

И скажем ещё об «аз». «Аз» для церковной речи — «я». Церковность была сутью жизни в допетровские времена. Вот почему герои романа в особо значительных разговорах, в спорах употребляют «аз» вместо «я».

Другие устаревшие слова, понятия, термины, чины мы приводим в словаре.

А теперь — в XVII век, к праотцам нашим...

Глава первая

1


У Артамона Сергеевича жила на лбу выступила — обошли-объехали. Каждый день рассчитан, грядущее на годы вперёд расчерчено — и на тебе. Царственный жених ни с того ни с сего вспомнил о домне Стефаниде. Помнить о вдовах дело богоугодное, да только государь запросил Посольский приказ проведать доподлинно опасное: какого отца дочь, сколько лет, есть ли дети, долго ли была в замужестве...

Даже сосулька на голову падает с крыши и с того и с сего. А тут царское мечтание. Кто-то надоумил Тишайшего.

Милославские? Но им-то на кой ляд сватать царю иноземную приживальщицу?.. Или лишь бы Матвеева подальше от Терема?.. Богдашка Хитрово каверзу подпустил? Он своего часа теперь ждёт и терпение теряет... Дядька наследника — будущий первый человек. Греки интригу стряпают? Заступный лист о домне Стефаниде присылал из Киева с шляхтичем Предомирским александрийский патриарх Паисий... Или это на греческих конях поляки скачут?

Артамон Сергеевич оборвал нить рассуждений, взял свечу, подошёл к своей парсуне.

— Ну что, голубок? Ишь чело-то как выставил. Вот и пошевели мозгами. Хитрость затейлива, но куда ей против простоты... Простотою надо вооружаться.

На Артамона Сергеевича смотрел со стены приветливый вельможа. Румяный, кареглазый. В глазах искорки радости. Рука на книге, и сие, пожалуй, глупо. Уж не на Господа ли Бога намёк? У Господа — книга судеб, а здесь язычник Цицерон «О государстве». Рука белая, синие жилки сквозь кожу просвечивают. Дивного художника присоветовал генерал Бауман. Даже рука получилась умная. Видно, что за власть не хватается, но указывает на неё, как на мудрость.

Покойно вдруг стало. Вдова молдавского господаря, бают, красоты самой что ни на есть заморской, но ведь не дева. Языка русского не знает. Цветок да, Господи, — сорванный!

Артамон Сергеевич зажёг в двух канделябрах большие свечи и позвонил в позеленелый от древности, но ахти какой звонкий бронзовый колокольчик.

В комнату, топая, влетел карла Захарка:

   — Я перед тобой, господин, как конь перед травой.

   — Позови барышню, Наталью Кирилловну.

Воспитанница внесла в комнату запахи мороза и весны. Чёрные глаза сияли.

   — Мы с Авдотьей Григорьевной на звёзды в зрительную трубу глядели. Видели звёздочки, какие глазами и прижмурясь не углядишь. А я всё-таки немножко ужасалась.

   — Чему же? — улыбнулся Артамон Сергеевич.

   — А вдруг Господа Бога узришь али само — Царство Небесное?

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*