Ирина Головкина (Римская-Корсакова) - Лебединая песнь
Ася со своею кротостью не возражала ни слова и послушно села к роялю, но, не начиная играть, только приникла лбом к крышке. Я обняла ее, а она сказала: «Не могу играть, не могу!» – и осталась сидеть в том же положении.
Второй предмет недоразумений – собаки: белый пудель – Лада ждет щенят, а тут еще Олег привез из Луги породистого старого сеттера, который пристал к нему на улице. Наталья Павловна, которая, оказывается, несколько практичней остальных, уверяет, что собак необходимо подарить или продать, так как содержать их не на что, а таскать с собой по ссылкам немыслимо, но Ася ни за что не соглашается, я даже не ожидала от нее такого упорства. Сеттер, по-видимому, успел очень привязаться к Олегу и целыми часами воет около входной двери, что производит очень тяжелое впечатление.
10 мая. Сегодня опять разговоры о собаках. Ася твердит свое: «Олег так любит его». Я посмотрела на сеттера с длинными шелковыми ушами и тоскующим взглядом, и меня вдруг охватила нежность к этому псу. Я сказала, что готова его взять, и уже вообразила, как буду его любить и беречь, но к великому моему изумлению Ася ответила: «Нет, не могу, не расстанусь!» Как раз в эту минуту маленький Славчик ласкался к ней, и мне пришла в голову совсем новая мысль: у нее ведь остается ребенок – ребенок от любимого человека, ребенок, который уже теперь походит на него, а у меня никого, ничего! Я хватаюсь за собаку, которую он любил, чтобы плакать, когда она будет выть, и даже в этом получаю отказ! Мне стало очень горько, и досада на Асю сегодня весь день преследует меня.
11 мая. Эта мадам – симпатичная, добрая, энергичная, живая, но у нее есть склонность к игривости, которая ее не покидает даже в самые трудные минуты. Вчера Ася рано легла, так как очень устала, простояв в тюремной очереди 6 часов; а мадам и Наталья Павловна оставались в гостиной; мадам вертела цветы. Я подошла к ним проститься, и в эту минуту как раз до нас донеслись заглушённые рыдания Аси из спальни. Они переглянулись, и француженка сказала:
– La pauvre petite… Elle est si jeune encore! [116]
Зачем такое сопоставление слов? Причем возраст? Было вложено что-то специфическое, какой-то намек… Ей, мол, объятий и поцелуев в этой спальне не хватает… Наталье Павловне, по-видимому, тоже что-то не понравилось в словах француженки: она нахмурилась и встала, говоря: «Пойду успокоить».
12 мая. Мадам уезжает завтра. У них полное отчаяние. Ася, которая до сих пор держалась очень мужественно, в этот раз разрыдалась с таким отчаянием, точно она теряет мать. Мадам, всегда очень экспансивная, ревела, как белуга, обхватив шею Аси. Вещи никто не продает, а ведь каждую минуту можно ждать конфискации. Я опять говорила, но до них не доходит. Сегодня Наталья Павловна подозвала меня к себе и говорит: «Дайте мне вас поцеловать за все ваши заботы, моя милая, добрая. Спасибо, что вы нас не оставляете». Эти слова согрели мне сердце, а то я уже начинала думать, не лишняя ли я у них. Я предлагала делать Наталье Павловне инъекции, укрепляющие сердечную мышцу, но она отказалась, говоря: «Сейчас мне чем хуже, тем лучше». Гепеушный врач отложил срок высылки на неделю.
13 мая. Не верю, что больше никогда не увижу его, не верю! В моей душе как огнем выжжен след от его гордого облика. Этот след останется, а самого человека не будет? Что-то с самого начала в корне сложилось не так… В цепи наших отношений не хватает какого-то очень важного звена… Пустое место! Сжечь огнем и пройти мимо! Ведь если выжжен след… должно это было повлечь еще иные изменения в моей жизни… Странно, что теперь, когда Олег уже как бы канул в вечность, во мне опять накипает возмущение. Эти белые ночи я возненавидела! Они и раньше были моими врагами, так как дразнили обещаньями, а сейчас они меня тиранят. Огнем выжжен след, а человека нет! Что лучше или вернее – что хуже: иметь и потерять, или не иметь вовсе, или, как я, не имея иметь и все-таки потерять? Когда я одна, тоска переполняет меня через край. Как ни странно, у Бологовских мне легче. Обстановка там самая удручающая и тревожная, но там я не одна, я иногда полезна, а главное – там все полно Олегом. Бывает обидно и больно, и все-таки только там мое место – около дорогих ему людей.
Глава третья
Ася бегом возвращалась со Шпалерной. Она ушла из дома в шесть утра, когда все еще спали, и теперь сквозь всю глубину ее горя пробивались тревоги и заботы предстоящего дня! «Завтрак не готов, Славчик, наверное, очень проголодался… Он не мыт, не гулял… Бабушка тоже не обслужена, в комнатах не прибрано… Как я буду обходиться без помощи мадам теперь, когда пропадаю на Шпалерной в бесконечных очередях!»
Потерять француженку казалось ей в некоторых отношениях тяжелее предстоящей разлуки с бабушкой. Отношения с мадам уходили корнями к самым первым воспоминаниям. Ее забота всегда окружала Асю со всех сторон, с ней было проще, теплее, ее всегда можно было упросить, с ней можно было покапризничать, она знала все ее вкусы и слабости, например, знала о ее неприязни к молочной пенке, которую мадам тщательно вылавливала потихоньку от бабушки из Асиной чашки. Только мадам умела варить ей яичко именно в мешочек, без жидкого белка; мадам до сих пор ее причесывала, к мадам можно было выбежать полураздетой и сказать: «Застегните мне пуговку на лифчике!» или крикнуть из ванной: «Потрите мне спину!» Наталья Павловна, вся prude [117] и distinguee [118] вносила в отношения строгость и легкую натянутость. Она всегда вызывала у Аси очень большое уважение, но также и то, что называется «страх Божий». Целая вереница запретов и требований, многие из которых никогда не произносились, но предполагались сами собой, определяла отношения; ежеминутно приходилось считаться с желаниями и привычками Натальи Павловны; нельзя было вообразить себя повиснувшей на бабушкиной шее или распорядившейся бабушкиным временем; возражать или просить о чем-нибудь – Боже сохрани! Плакать – ни в каком случае! Простоты в отношениях с Натальей Павловной не было и не могло быть.
Отворяя теперь ключом дверь, Ася думала: «Кажется, madame выбежит и спросит: “Est-tu bien fatigue ma petite?” [119] и побежит разогревать кофе! Милая, дорогая, родная madame! Она относилась ко мне, как к дочери, – кто же теперь будет любить и беречь ее на старости лет? Во Франции у нее уже никого нет. Как она горько плакала, обнимая своего "дофина!"»
В передней было пусто, и никто не встретил Асю, кроме собак. «Где мой хозяин?» – спросили глаза сеттера, беременная Лада лизнула ей руку. Ася любовно погладила обе толкавшие ее морды и вошла в гостиную: Наталья Павловна в печальной задумчивости сидела одна за обеденным столом.
– Я уже начала беспокоиться за тебя, детка. Мой руки и садись, ты, наверное, устала и проголодалась, – сказала она.
– А где Славчик, бабушка? – спросила Ася, целуя руку Наталье Павловне.
– Прибегала Леля и увела его гулять на Неву. Леля сегодня работает с трех часов.
Ася устало опустилась на стул.
– Бедная Леля! – тихо сказала она.
– У тебя приняли передачу? – спросила Наталья Павловна.
– Нет, бабушка; мы простояли два часа сначала на улице, а потом столько же в здании, потом вышел агент и сказал, что сегодня он будет принимать только для уголовников. Завтра придется идти снова.
– Завтракай, детка: здесь горячая картошка, а я пожарю тебе греночки к чаю. Славчик очень хорошо покушал и, когда одевался, был умницей. Штанишки его я выстирала и повесила в кухне.
– Бабушка, ведь тебе нельзя утомляться, а ты все утро хлопотала.
– Все эти «нельзя» хороши, пока можно! – и, произнеся этот афоризм, Наталья Павловна ушла в кухню.
Раздался звонок; Ася побежала в переднюю, ожидая увидеть Лелю со Славчиком, и невольно подалась назад, увидев перед собой Геню. Сердце у нее забилось со страшной быстротой; не приглашая его войти, она остановилась в дверях.
– Привет, Ксения Всеволодовна! Придется побеспокоить вас, – сказал он, приподнимая шляпу, – я, видите ли, никак не могу добиться встречи с Леночкой. Я два раза был у нее на квартире, но меня всякий раз уверяют, что Леночки нет дома, и что она будто бы не желает меня видеть, а между тем завтра день, который был у нас назначен для прогулки в загс. Я очень опасаюсь интриг со стороны одной особы: может быть, Леночке не передают, что я наведываюсь, и стараются уверить ее, что я смылся? Удивляюсь бесцеремонности, с которой старшие вмешиваются в дела молодежи! Не откажите передать Леночке эту записку, если увидите ее сегодня, а может быть, найдете времечко и сбегаете к ней, а?
Сердце все так же стучало у Аси, что-то подымалось и застилало глаза, даже ноги вдруг ослабели. Она сделала над собой усилие и сказала:
