Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта

— Нет! Пусти меня! Это моя дочь, и я хочу видеть ее! Где она? — женщина вырвалась из его рук и бросилась к Антонио. — Дай мне ее! — приказала она.

Антонио посмотрел на Марию. Лицо ее было мертвенно-бледным, мокрым от слез и дождя.

— Она мертва, мертва, понимаете?

Мать опустилась на колени и, вырвав дочь из объятий юноши, прижала ее холодную, безжизненную голову к груди. Дрожащей рукой, все еще не веря в непоправимое, она перебирала ее волосы, нежно гладила их. Рафаэль попытался задержать подбежавшую Арианну, преградив ей дорогу.

— Нет, дочь, не ходи туда, слишком поздно…

Увидев, что все вокруг словно невменяемы, подоспевшая Марта закричала:

— Хватит! Шевелитесь! Нужно отнести ее домой. И займитесь Марией.

Антонио осторожно тронул Марию за руку:

— Надо отнести Лелу домой…

Она выпустила дочь из объятий и передала Антонио. Тот поднял тело и под дождем понес его вверх по дороге. Мать поплелась следом. Марта, ласково подтолкнув Рафаэля и Арианну, направила их к дому. Прижавшись к отцу, девушка позволила увести себя.

Арианна ушла на кухню сушить у камина свою одежду. Она смотрела на огонь, не обращая внимания на сновавших вокруг людей. Сбежались все соседи. Арианне казалось, что она видит кошмарный сон. Что нужно всем этим людям в их доме? Ведь Лела всего лишь уснула, только уснула! Почему они считают своим долгом припомнить какой-нибудь ужасный случай, связанный с грозой либо с холодной штормовой зимой? Чужие голоса сливались в раздражающий шум. Нет, не могла быть взаправдашней смерть Лелы.

И все же Арианна чувствовала, что ее уже нет рядом, что от нее осталось только платье и тело, подобное туловищу куклы — той игрушки, которую давным-давно подарил ей на Рождество падре Арнальдо. Душа Лелы отошла, и она, Арианна, уже никогда больше не будет; беззаботно смеясь, играть с сестрой. Куда же делась ее душа?

Надо спросить у падре Арнальдо.

Интересно, стало ли тело Лелы таким же ледяным и недвижным, как у того рыбака, что несколько лет назад скончался в своей лодке. Тогда ей было лет семь. Едва по селению пронесся слух, все бросились на берег. Взрослые что-то обсуждали, отчаянно жестикулируя. А дети наблюдали за девушкой, которая, упав на колени, плакала над рыбаком. Ребятишки не могли понять, отчего эта девушка так убивается. Они с опаской прикоснулись к телу и узнали, что быть мертвым — значит быть недвижным и холодным, как статуя в аббатстве. Но как это возможно, чтобы человек, который еще утром ходил, смеялся, вдруг превратился в камень? В тот вечер, вернувшись домой, Арианна долго плакала на груди у Марты. Она не понимала, зачем приходит к людям смерть. Она не хотела умирать.

Чья-то рука прикоснулась к ней. Арианна обернулась, и Марта протянула ей чашку с кофе. Девушка покачала головой и снова уставилась на огонь. Марта села рядом. Впервые она не знала, что сказать и что сделать, чтобы вывести Арианну из оцепенения. Девушка не плакала, не издавала ни звука, она лишь неотрывно смотрела на пламя в печи.

Вдруг раздался нетерпеливый стук, и Марта поспешила открыть дверь, дивясь тому, что кто-то отважился выйти на улицу в такое ненастье. Вошел священник, закутанный в плащ.

— Я находился на башне и видел в бинокль Рафаэля с детьми, убегавшего от грозы, а потом заметил, что к вам сбегается много народу, — объяснил он Марте. — Ну, расскажи, что у вас случилось?

— Так вы еще не знаете? — всхлипнула она. — Лела погибла.

Священник побледнел.

— А где Арианна?

— В гостиной.

Он бросился туда. Девушка все так же сидела, прижав руки к груди, и неотрывно смотрела на огонь в камине.

— Арианна, — осторожно позвал он, подходя к ней, и она поднялась ему навстречу.

— Молния! Ее убила молния! Она лежала на дороге, рот забит землей… мертвая.

Падре Арнальдо ничего не ответил, только обнял девушку и слегка побаюкал, как делал, когда она была ребенком. Но эта ласка не смогла успокоить ее, как прежде. Она позволила обнять себя, но вся напряглась. Падре взял девушку за подбородок и приподнял ее лицо, вынуждая посмотреть ему в глаза. Ох, как много недоверия увидел он в ее взгляде! Такое недоверие возникает у подростков, впервые столкнувшихся со смертью. Да, для Арианны смерть теперь уже больше не представлялась вымыслом взрослых, а стала реальностью, вошедшей в ее собственную жизнь. С гибелью Лелы девушке пришлось посмотреть смерти в лицо. И все же она по-прежнему не хотела верить. Ее глаза молили о помощи. Но как он мог объяснить, что всё случившееся — жуткая правда и необходимо принять ее? Нет, тут не помогут никакие слова.

Священник склонил голову и дрожащими губами поцеловал девушку в щеку. Она уткнулась ему в плечо.

— Я насквозь промок, мое сокровище. И твое платье сейчас промочу, — шепнул он, ощущая прикосновение ее волос.

— Простите меня, — произнесла она, отодвигаясь. — С вашей одежды просто льется вода. Сейчас принесу отцовский свитер. А вы снимите сутану и посушите у огня.

— Ничего, сама высохнет…

— Еще заболеете. Я не хочу, — твердо сказала она уже в дверях.

Вскоре Арианна вернулась с теплым свитером и в нерешительности остановилась на пороге, не зная, войти или нет: священник снял сутану и положил ее на спинку стула. Оголенный по пояс, он наклонился к камину, помешивая пылающие угли. Девушка с изумлением смотрела на падре. Она впервые видела его обнаженным, впервые обнаружила, что у мужчины может быть такая гладкая и белая кожа. У ее отца, которого она столько раз видела раздетым, когда тот умывался, торс волосистый и загорелый, но чем чаще она смотрела на его спину, тем более неприятное ощущение возникало у нее, и в конце концов сложилось убеждение, будто у всех мужчин такие же противные спины.

Да она просто глупа, если думала так! У падре спина вовсе не такая. У нее перехватило дыхание. Наверное, и у Марио она тоже чистая и белая. Ох, Марио, как ей недостает его! Но почему его нет сейчас здесь, почему? Ее вопрос лишен смысла, решила она, как мог бы он оказаться тут? Он же так далеко, и до него не дошло известие о несчастье.

— Дорогая, что же ты? Давай сюда свитер.

Она молча протянула падре сухую одежду, потом пододвинула к огню его сутану.

— Не беспокойся, дорогая, скоро сутана высохнет, — сказал он, обнимая ее за плечи. — Я понимаю, что это ужасно, но…

Он замолчал, потому что она внезапно резко повернулась к нему, крепко обняла и стала горячо целовать в грудь, буквально осыпая его поцелуями. Ошеломленный, он не в силах был вымолвить ни слова, не мог даже пошевельнуться. Он словно утратил всякую волю.

— Боже, помоги мне! — взмолился он, стиснув челюсти, и отодвинул девушку от себя: — Дорогая, что ты делаешь?

Она посмотрела на него, словно спохватившись, и, уронив голову, медленно опустилась на стул. Слезы ручьем текли по ее щекам.

— Простите меня, я так утешала Лелу, когда она грустила. Я целовала ее в голову, в плечи… И она тоже так делала… Это всегда помогало, она начинала смеяться. А теперь, теперь ее больше нет. Падре, ее больше нет, понимаете? Она мертва, мертва!..

— Успокойся, сокровище мое, — попросил священник, опускаясь рядом. — Постарайся взять себя в руки. — Девушка соскользнула на пол и опустила голову ему на колени. — Господь пожелал подвергнуть всех нас испытанию. И тебе следует примириться с волей Господа нашего. Это большое горе, я понимаю.

— Но мы же еще сегодня утром вместе играли, бегали, а сейчас она лежит там недвижно. Почувствовали, какая она холодная? Она мертва… Нет, этого не может быть, это неправда! Это невозможно! Ваш Бог жесток, и я не хочу больше слышать о нем. Он отнял у меня Лелу, безжалостный!

— Дочь моя, не говори так. Смерть всегда безжалостна. Но Бог рядом с нами, особенно в беде.

— Не-е-ет! Знать не желаю больше вашего Бога! — вскричала девушка, поднимаясь и глядя на священника пылающими от гнева глазами. — Это несправедливо — умереть в шестнадцать лет!