Эустахий Чекальский - ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ
Весть о Генеке разнеслась уже по всей Варшаве. В то время жители города увлекались музыкой.
В прошлое воскресенье в костеле францисканцев во время богослужения любители исполнили произведения Крогульского и Антония Эльверта, в соборе св. Яна впервые исполнили мессу сочинения Рыдера, в костеле августинцев любители-музыканты разучили большую мессу Бетховена, в Бернардинском костеле шла месса Юзефа Эльснера. Не случайно на следующий день после концерта Генека «Курьер варшавский» напечатал обширную статью с подробным сообщением об успехах 14-летнего мальчика.
Перед отъездом пани Венявская купила на Трембацкой улице газету и к своему удивлению нашла обширную статью, пестревшую словами «великолепный талант», «избранник», «гений». Автор статьи писал:
«… усилия таких музыкальных вундеркиндов могут удовлетворять разве ослепленных родителей, которым кажется, что если их малолетнее сокровище пропилит вариации Берио, или отбарабанит фантазию Тальберга, то из него непременно получится новый Паганини или Лист. Если бог не дал человеку таланта, одного только труда или желания недостаточно. Вместо творчества будет только подражание, вместо святого огня искусства, вместо пылающей души — будет только бесцветная, и рассчитанная на эффект, чувствительность. Генрик Венявский — один из избранников, гений которого открывает ему путь к музыкальной славе».
На глазах счастливой матери показались слезы. Так никто не пишет об обыкновенном мальчике, играющем на скрипке.
А мальчик тем временем сидит в дилижансе и совсем не знает, что о нем так пишут, так оценивают, хвалят. Он делает из бумаги голубей и пускает их по ветру. Дилижанс едет, и бумажный голубь летит за ним то подымаясь, то падая. Как только упадет — Генек опять на коленях мастерит новую птицу. Ему уже четырнадцать лет, а его забавляют такие вещи.
Пани Регина уже прочла «Курьер» и спрятала его в дорожный мешок. Дорога до Люблина далекая. Снова взяла газету, чтобы прочесть еще и другие известия. Взгляд ее задержался на фразе: «…слушая его, я забываю, что передо мной ребенок, мне кажется, я слышу музыканта, которому длительный опыт и труд придали уверенность, чистоту игры и интонации, душа которого способна правильно понять классическую музыку Виотти и который одновременно умеет со вкусом и чувством передать легкие и блестящие произведения Берио и Арто»
Но не только земляк из газеты «Курьер варшавский» писал о Генеке. Везде, — и в Париже и в Петербурге — он возбудил восторг и удивление. Вот теперь он забавляется бумажными птичками. Говорят, что он ребенок… и это удивительно, потому что он все же развивается не так, как обыкновенные дети, его ровесники. Пожалуй, в этом виновата Жермена.
В сердце матери переплетаются чувства счастья, радости, беспокойства, заботы.
Копыта почтовых лошадей хлюпают по осенней дороге.
* * *
Совершенно неожиданно после рождества доктор Венявский получил по почте казенное письмо наместника, запечатанное пятью сургучными печатями, в котором превосходным писарским почерком было написано, что Генрику и Юзефу Венявским разрешается выехать в Париж для продолжения музыкального образования. Письмо взволновало весь дом. Необходимо стирать, гладить, готовить каждую мелочь. А тут на новогоднюю ночь уже разосланы приглашения, на водосвятие тоже готовится приятный вечер. У кого опять больше всего хлопот? Конечно, у хозяйки. Ведь нельзя такое разрешение не использовать. Ведь оно равносильно приказанию. И как это успеть? Как организовать путешествие зимой, чтобы оно прошло без неприятных последствий?
Мальчики уже целых три месяца занимаются учебниками. Они полюбили учителей, понемногу начали забывать французский язык, научились более или менее правильно писать по польски. И вот снова отъезд нарушает установившийся уже было распорядок. Опять доктор Венявский будет получать письма от жены и складывать их в шкатулку с инкрустациями…
НОВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЗАПАД
Дорогой муж!
Мы в Дрездене. Город красивый и весьма музыкальный. Дрезденская опера считается первой в Европе. Мы познакомились с Карлом Липиньским. Он солист здешней оперы. Генек ему очень понравился. Мы даже сыграли квартет Моцарта, т. е. Липиньский и Генек играли на скрипках, а мы с Юзиком исполняли на рояле партии виолончели и альта. Было весело, но были и неожиданности. Профессор Липиньский попросил, чтобы Генек играл первую скрипку. Ты думаешь, мальчик смутился? Провел квартет так, будто он хорошо знает партитуру. Дальше мы поедем через Веймар. Липиньский налаживает нам встречи в Дрездене, а поскольку здесь еще не совсем погасли династические традиции саксонских курфюрстов—все нас принимают с симпатией и очень предупредительны с нами. Липиньский дал нам рекомендательное письмо к Францу Листу.
„Maestro di Maestri. Mit dem besten Gewissen empfehle ich Ihrer Protection den 13-jähringen Violinisten Henri Wieniawski, als ein ganz ausgezeichnetes Talent". (Великий из великих! С полной ответственностью рекомендую вам тринадцатилетнего (ему было 14 лет) скрипача Генрика Венявского, отличающегося совершенно необыкновенным талантом). Но, как я узнала, Лист уже знает Генрика по весьма лестным отзывам из Парижа. Великий виртуоз, композитор, дирижер Веймарской оперы и капеллы воспользовался случаем, чтобы представить нас ко двору и тем самым несколько разнообразить концертные программы Веймарского двора…
* * *
Дорогой муж!
Мы едем поездом, а тащимся словно на перекладных, ибо почти в каждом городе нас приглашают давать концерты. Сонатный дуэт Генека и Юзика — настоящая сенсация и критика расточает похвалы.
Притом, везде одно и тоже: успех и деньги. Думаю, что в апреле приедем в Париж…
* * *
Дорогой Тадеуш!
Благодаря помощи Эдуарда кое как удалось устроиться в Париже. Мы живем на rue des Ecoles. Генек записался в класс композиции Ипполита Коллета, а Юзик будет учиться гармонике в классе Франсуа Базена… В Париже масса сенсаций. Говорят будто бы 2 февраля русские войска вступили в Семиградье. Венгры сбросили Габсбургов с трона. Генерал Бем и Дембиньский пользуются большой симпатией во французских кругах. У Мицкевича здесь тоже есть сторонники… Я пишу тебе об этом, но уверена, что в Люблине знают больше, чем я. Находясь в Париже я не могу быть слепой и глухой, ибо несомненно все, что- касается политики, живейшим образом всех нас интересует.
* * *
Милый Тадеуш!
С мальчиками у меня теперь масса хлопот. Особенно с Генеком. Представь, дала о себе знать мадам Вуаслен. Мальчик три года как с ними расстался, а она обращается с претензиями.
И с какими претензиями? Мужа ее уволили за орлеанские и бурбонские симпатии. Ему не дали даже работы в национальных мастерских. Вообще ему не дают работать даже в качестве носильщика. Ему не могут простить, что когда он служил в муниципалитете, то преследовал базарных торговок. Люди живут здесь не дружно, все в ссоре, атмосфера неприятная. Мадам Вуаслен коротко и ясно заявила, что я как мать должна ей заплатить… за игры Генека с Жерменой.
Я ей сказала, что пожалуй — это я должна жаловаться на то, что они допустили до подобного скандала. Но она на это: «мальчику ничего не станется, а вот мою Жермену никто не возьмет замуж». Ведь Генек уже три года там не живет и с этой девушкой не встречается, а мадам Вуаслен приходит с такими требованиями. Я категорически отказала. Она начала жаловаться на общее положение в Париже, на то, что у нее уже несколько месяцев нет квартиранта и в конце концов просила одолжить ей 100 франков. Мне пришлось отказать и в этом, чтобы прервать с ней всякие отношения. Тогда она мне начала угрожать судом. На что я ей ответила — пожалуйста, и прекратила беседу. Уходя, она жаловалась на своего мужа, который будто бы заставляет ее поступать таким образом.
Вот, уж никогда не думала, что меня ожидает подобный визит и беседа. Генек категорически заявил, что с Жерменой он не встречается и даже с некоторым цинизмом, что меня очень беспокоит, сказал: «а зачем мне эта Жермена? В консерватории все девушки смотрят на меня, как на очень приятного коллегу».
«Что же это ложь»? — спросила я.
«Хуже, это свинство».
Я спрашивала Юзика, не замечает ли он Жерменки в обществе брата. Ты знаешь, что он правдивее и искреннее Генека. Он ответил:
«Нет, он меняет девушек, как перчатки. Его очень любят».
Я сама уже не знаю, что делать и как поступить?
Сегодня в Париже жара 32 градуса в тени. Возможно поэтому я так и расписалась. Мадзини признал легион Мицкевича самостоятельной организацией на службе римской республики. Ты не знаешь, что это значит?
* * *
Дорогой муж!
Извини меня, пожалуйста, за мои хаотичные письма. Но иногда хочется поговорить. В голову приходят беспокойные мысли о самых близких делах. Говорят, что Шопен умирает. Я не могу себе представить музыку без него. После смерти Словацкого (он умер 3 апреля, его похоронили перед моим приездом в Париж) это был бы новый большой удар. Я была на Монтмартском кладбище. Положила на его могилу большой букет сирени хотя бы только за эти несколько слов, вот за эти строки:
