Василий Седугин - Князья Русс, Чех и Лех. Славянское братство
— Значит, так. Нам прибавили жалованья на пятьдесят динариев. Вот на них мы закупим лопаты и топоры, а также одежду для работы. Остальное у нас есть — и палатки, и постели, и полевая кухня, и все необходимое для житья. А к труду мы привычны. Как говорят, глаза боятся, а руки делают. Пророем сначала большой канал из болота в Дунай, а потом малые каналы, чтобы стекла остальная вода. Земля здесь уже удобрена торфом, торфа в достатке хватит на удобрение и отопление и нам, и нашим детям и внукам. Так что мое предложение такое: время не терять, а браться за дело. Так я говорю, братцы-воины?
— Верна-а-а! — зашумели в ответ.
Сначала принялись за сооружение военного лагеря. Выбрали высокое место на берегу Дуная, прорыли ров, накидали высокий вал, огородились частоколом с въездными воротами, по углам поставили сторожевые башни. В общем сделали то, что делали всегда в военном походе, когда каждую минуту могли ждать нападения вражеских войск.
Работу начали с берега Дуная. Пробивали толщу земли, выбрасывали ее по обе стороны канала, дожидались, когда сойдет болотная вода и снова принимались за работу. Стояли прекрасные августовские дни с редкими дождями, поэтому работа шла споро. Никто не унывал: это будет их земля, которую никто никогда не отнимет!
Через месяц надо было ехать в Виндобону, чтобы прикупить лопат и черенков к ним, а также пополнить запасы продовольствия. К Чеху пристал Русс: возьми да возьми с собой, очень уж надо побывать в городе.
— Да какая у тебя там такая большая надобность? — допытывался старший брат.
— Ну надо. Мало ли чего бывает у человека!
— Глупости, наверно, какие-нибудь? — пытаясь притвориться непонимающим, гнул свое Чех. Он тогда на пиру все-таки нечаянно углядел, куда отлучался Русс, и поэтому догадывался, почему он сейчас так настойчиво у него просится в город.
— Да никакие не глупости. Побуду на рынке, друзей навещу…
Чех уже хотел отказать в просьбе (пусть не занимается глупостями!), но потом вспомнил про Туснельду и сразу почувствовал, как оборвалось у него внутри. Случись хоть малая возможность повидать ее, он бросил бы все и улетел на крыльях!
Поэтому ответил:
— Ладно, садись, только не вздумай надолго задерживаться. Чтобы обратно приехал со мной!
Выехали после обеда, в город прибыли затемно. Чех стал распрягать лошадей, а Русс тотчас ушмыгнул. Старший брат и не догадывался, что он задумал какую-то каверзу, и не остановил его. А Русс прямиком направился ко дворцу Аврелия. «Если сейчас не повидаю Луциллу, то завтра и подавно, Чех переговорит с Аврелием и поедет обратно. Что ему до моих дел?»
Сначала он обошел дворец со всех сторон. На нижнем этаже жила прислуга, там делать нечего. Часть верхних окон была освещена, значит, еще не спали. Кажется, вот это окно, за которым находится комната его возлюбленной. Рядом спальня Аврелия. Окно у него темное, наверно, спит, но, скорее всего, ушел к любовнице. Весь город знал, что на окраине выстроил он домик, куда и поселил свою пассию. Удивлялись жители, что за наложницу он себе выбрал. Как говорится, ни кожи, ни рожи. Высокая, сухая, с совиными глазами, глядеть не на что. И ради такой страхолюдины оставлял он красавицу жену. Видно, сильно тосковал он по первой жене, сбежавшей в Рим, и никак не мог забыть, коль полюбил женщину, в чем-то подобную ей…
Так что же делать? Стоит рискнуть и попытаться проникнуть в комнату Луциллы? Но как? Лестницы никакой нет. Можно по столбу влезть на балкон, он тянется вдоль всей стены. Но вдруг из окон слуги заметят, среди них есть такие бестии, что видят все и вся. Тогда, может, взобраться на дерево, с него спрыгнуть на крышу, а оттуда спуститься на балкон? Пожалуй, так будет лучше, лишь бы железная крыша не загремела.
Русс с детства умело лазил по деревьям, получилось у него и на этот раз. Осторожно шагнул на крышу, она чуть прогибалась, но звуков не издавала. Теперь надо спуститься на балкон. Рискованно, далеко выступает край крыши, надо так приноровиться, чтобы мимо балкона не пролететь…
Но все получилось удачно. И вот он стоит на деревянной площадке. Так, где окно Луциллы? Кажется, вот это. Он осторожно подошел к нему и заглянул. Сквозь цветное стекло с трудом различил ее силуэт. Сидит на кровати и склонилась над каким-то изделием. По всей видимости, одна. Как поступить дальше? Сразу открыть окно и показаться ей во всем своем виде, можно напугать; закричит, соберется народ, тогда ног не унесешь. Значит, надо как-то по-другому. Постучать? Тоже рискованно, не разберет, что к чему, позовет на помощь…
Русс стал легонько скрести по стеклу. Руки Луциллы прекратили двигаться, как видно, она начала прислушиваться. Тогда он легонько постучал и приблизил лицо к стеклу, надеясь, что она его узнает. И она, кажется, его узнала! Порывисто вскочила, подошла к окну и распахнула его.
— Ты чего заявился? — не очень дружелюбно спросила она его.
— К тебе, — глупо улыбаясь, ответил он.
— Так поздно?
— Я со строительства канала к тебе сбежал…
— Ишь ты… Ну, перешагивай через подоконник, коли так.
Она открыла окно, и он оказался в комнате. В ней ничего не изменилось с того времени, когда он был в последний раз, все тот же чудный запах тонких духов и еще чего-то нежного, чисто женского.
— Ты одна? — задал он нелепый вопрос, потому что совсем растерялся при виде ее; она своим видом сводила его с ума.
— Нет, не одна, — кинув насмешливый взгляд, ответила она.
— А с кем?
— С любовником.
— С каким любовником?
— С тобой.
— А, — облегченно вздохнул он и сел на краешек стула. Как себя вести дальше, он совершенно не знал.
— Ну, что скажешь? — спросила она, сложив руки на груди и глядя ему в глаза. От ее прямого взгляда он еще больше смутился и почувствовал себя совсем несмышленым, хотя они по возрасту были почти ровня.
— Влюбился… И не могу без тебя, — пролепетал он.
— А я вот никого не люблю, кроме своего мужа. И тебя тоже не люблю.
— А почему же тогда?..
Он сделал паузу, стараясь подобрать нужные слова, но она опередила его:
— Почему заигрываю с тобой? Да просто так, из любопытства.
Таких слов Русс не ожидал.
— Ну что… довольна теперь? — с обидой проговорил он.
— Не совсем. Хотела отомстить всем вам, мужчинам, да, видно, перестаралась.
— Это из-за мужа?
— Из-за него.
— Он гуляет от тебя в открытую, а ты по нему сохнешь…
— Это не твоего ума дело.
Он и сам понимал, что ляпнул не то, но его жгла обида: так стремился увидеть Луциллу, а она не оставила ему никакой надежды…
Она же, увидев его потерянное лицо, смягчилась и, немного помолчав, сказала как можно искренне, чтобы он понял ее:
— Знаю я все, но не могу поступить иначе. Пыталась увлечься другими мужчинами, но никто мне не нужен. Я одного Аврелия люблю. Пусть он хоть какой, но я останусь верной ему. Поманит меня одним пальчиком, и я побегу к нему без памяти. Вот такая я, непутевая… Знаю, что творится в Риме. Какой разврат и в Виндобоне. Как изменяют своим женам мужья, как жены обманывают мужей… Но это их дело, пусть каждый отвечает за себя. Я же буду жить так, как считаю нужным, и никто мне не указ, никто не свернет меня с моего пути…
Она подошла к Руссу, погладила его по волосам, словно мальчишку, проговорила ласково:
— Ты милый, ты славный, ты замечательный, Русс, я это вижу и знаю. Ты скоро забудешь меня и встретишь настоящую любовь. Ты достоин того, чтобы рядом с тобой была любящая жена и верный друг.
В это время внизу раздался шум, кто-то громыхнул дверью, послышался повелительный мужской голос.
— Аврелий! — невольно сжалась Луцилла. — Он сейчас будет здесь. Беги!
Оказаться перед очами своего грозного начальника Руссу никак не хотелось. Он мигом выскочил на балкон, подбежал к краю, глянул вниз. Никого. Тогда, не раздумывая, перелез через ограду. Уцепившись за край, он завис, а потом прыгнул. Прыжок оказался удачным. Недолго раздумывая, нырнул в кусты и пустился наутек.
Ночью, глядя воспаленными глазами в темный потолок, пытался привести в порядок взбаламученные мысли. Конечно, холодом окатило его, когда он услышал, что Луцилла не любит его, что она все время только играла с ним да забавлялась. Куда еще обидней! Но в то же время она не насмехалась, не унижала его. Наоборот, назвала милым и славным, и голос при этом у нее был такой ласковый, такой задушевный! Так что, может, еще не все потеряно, может она еще полюбит его!
С этой приятной мыслью он уснул и проспал ночь спокойно, без сновидений. А на другой день они с Чехом отправились в обратный путь. Мысли его вновь и вновь возвращались к вчерашнему свиданию, он видел перед собой милый образ Луциллы, в ушах звучал ее зачаровывающий голос, и в душе своей Русс не испытывал к ней ни обиды, ни даже досады. Позови она его, он тотчас бы сорвался с места и устремился навстречу…
