Виктор Поротников - Игорь Святославич
Осаждающие и впрямь последние сухари доедали, варили мерзлую репу, добытую на огородах. Коням давали прошлогоднюю солому, снятую с крестьянских изб.
Наступил ноябрь.
Зароптали ростовцы и суздальцы, требуя возвращения домой, покуда Днепр не сковало льдом. Борис Жидиславич увещевал своих ратников как мог. Убедил-таки сделать последний, решительный приступ.
Но опять заупрямились Ольговичи.
— Плохо затевать, когда нечего жевать, — напрямик заявил Борису Жидиславичу Ярослав Всеволодович.
Олег и Игорь с ним согласились.
Борис Жидиславич переговорил с глазу на глаз со Святославом Всеволодовичем. Неизвестно, чего наобещал он черниговскому князю, только Святослав согласился повести черниговцев на последний штурм Вышгорода.
— Чем же прельстил тебя, брат, этот мерин толстозадый? — вопрошал у Святослава Ярослав. — Какого елея в уши налил?
Игорь и Олег тоже с недоумением взирали на старшего двоюродного брата, который пригласил всех в свою избу и завел о том, что Вышгород нужно непременно взять сегодня или завтра.
— Борис Жидиславич согласился уступить Вышгород нам, Ольговичам, а себе взять восемьсот гривен отступного и пленного Мстислава, — признался Святослав Всеволодович. — Разве не стоит овчинка выделки, а? Ты сядешь князем в Вышгороде. — Святослав ткнул пальцем в грудь Ярославу. — Со временем и Овруч и Белгород к рукам приберем, тогда и вам столы найдутся на этой стороне Днепра, — повернулся он к Олегу и Игорю.
— Ну коли так… — промолвил Ярослав уже совсем другим голосом.
Перейти из захудалого Сновска в огромный Вышгород было для него райской мечтой.
— А как же смоляне и переяславцы? — спросил Игорь. — Они ведь надеются взять добычу в Вышгороде. И суздальцы тоже.
— А тебе что за печаль о них? — презрительно бросил Святослав. — Уйдут ни с чем смоляне и переяславцы, всего и делов. Суздальцы получат от нас восемьсот гривен серебра и угомонятся.
— Нехорошо смолян с пустыми руками отпускать, — недовольно сказал Олег, — не по-христиански это.
— Об шурине своем печешься? — прищурился Святослав Всеволодович.
— Ну дадим и смолянам откупное, — вставил Ярослав. — Главное, Вышгород у нас будет, об этом подумай, Олег.
— Вышгород еще взять надо, — проворчал Олег.
— Верно, — согласился с ним Святослав. — Ступайте, братья, к своим дружинам. Ударим дружно на Мстислава!
Глава девятая. Вражда из-за Киева
Никогда еще Манефа не видела Олега таким разъяренным, каким он вернулся из похода против Ростиславичей. От дружины Олеговой осталось двести человек, а было пятьсот.
На вопрос Манефы, где боярин Георгий, Олег закричал ей прямо в лицо::
— Где, где… На дне!
Манефа ничего не могла понять, а толком разузнать у рассерженного Олега не было никакой возможности. Он кричал, бранился, проклиная весь белый свет, Ростиславичей и суздальского князя.
Одно было ясно: разбили Ростиславичи союзные Андрею Боголюбскому рати под Вышгородом.
Уже вечером, немного поостынув, Олег поделился пережитым с воеводой Бренком, который оставался вместо него в Новгороде-Северском. Манефа, притаившись за дверью, жадно вслушивалась в их беседу.
— Ты спрашиваешь, как такое случилось, Бренк? Святым распятием клянусь, не знаю! Князья рати на очередной приступ собирали, как вдруг прискакали берендеи с воплями: «Галичане идут!»
Святослав, брат мой, и Борис Жидиславич, воевода суздальский, исполчили конницу, чтобы, значит, встретить галичан, ежели те близко. А сами пешие полки на штурм повели. И тут, — Олег длинно выругался, — смоляне вдруг ринулись на берег Днепра, бросая щиты и копья, начали ладьи на воду сталкивать. Вслед за ними переяславцы побежали и все наши полки расстроили. Такое началось!
Олег опять разразился крепкими ругательствами.
Выпив хмельного меду, он продолжил свой рассказ:
— Борис Жидиславич повелел загородить конницей путь бегущим пешцам, потому как и суздальцы, побросав лестницы, ударились в бегство. Да какое там! Мужичье так толпой навалилось, никакими дружинами не сдержать было. Самого Бориса Жидиславича чуть не затоптали.
— А галичане-то появились? — спросил Бренк.
— В том-то и дело, что никаких галичан я не видел, — ответил Олег и грохнул по столу кулаком. — Вместо них дружина Мстислава вышла из Вышгорода и давай сечь без милости полки наши расстроенные. Тогда уж все в бегство ударились: и конные и пешие… Возле насадов давка началась. Все так и лезли: кто по сходням, кто прямо через борт. Кто с мечом лез, а кто и с конем. Все перемешались: мужики, князья, бояре… Ни черта было не понять, где черниговцы, где суздальцы, где кто.
Олег выругался и опрокинул в рот очередной кубок.
— Как же тебе вырваться-то удалось, княже? — поинтересовался Бренк.
— А так и удалось: бросил коня, оружие, шлем, плащ и вместе с мужичьем забрался в какую-то ладью, которая едва не перевернулась на середине Днепра, перегруженная сверх всякой меры, — раздраженно ответил Олег. — Очухался только в Любече на другом берегу. Туда же и все прочие ладьи причалили. Я-то спасся, а дружина моя почти вся в полон угодила.
— Святослав-то с Ярославом спаслись? — спросил Бренк.
— Спаслись, — сказал Олег.
— А Игорь?
— Не ведаю. Игорева дружина стала берегом пробиваться вместе с дружиной Всеволода Юрьевича.
— Ну и дела, — покачал головой Бренк. — Что я Вышеславу-то скажу? А где же боярин Георгий?
— В Днепре утоп, — мрачно ответил Олег. — Два насада бортами столкнулись, от удара многие в воде оказались. На Георгии шлем был, да кольчуга, да бронь, да пояс с мечом. Его на дно и утянуло.
— Царство ему Небесное, — перекрестился Бренк.
В глубокой скорби удалилась в свои покои Манефа и долго сидела на стуле в неподвижности, глядя сухими печальными глазами на пламя свечей. Плакать Манефа не умела, но и она была не чужда душевной боли.
…Мерзлая земля звонко гудела под копытами коней. Игорь и Всеволод вели свои поредевшие дружины знакомыми дорогами обратно к Киеву. Вместе с ними шла берендейская конница.
Увидев панику и толчею на днепровском берегу возле ладей, Игорь первым предложил Всеволоду уходить из-под Вышгорода сухим путем.
— А галичане? — спросил тот. — Вдруг напоремся на них?
— Пробьемся, — ответил Игорь.
— Ну, с Богом! — согласился Всеволод.
Игорь сразу взял начальство в свои руки, выслал вперед сторожевой отряд из берендеев, по сторонам разведку из гридней разослал. Благодаря этим предосторожностям удалось разминуться с галицкими полками, затаившись в лесу. Ночевали также в лесной чаще, спали на опавшей листве, не разводя костров.
К Киеву вышли на третий день после полудня. В город решили не входить, а послать одного дружинника под видом гонца.
— Узнаешь, в. Киеве ли Михаил Юрьевич, — наказал дружиннику Игорь. — И сразу обратно.
Дружинник въехал в город через Лядские ворота, а выехал через Золотые.
— Нет в Киеве Михаила Юрьевича, — сообщил он Игорю. — Ушел Михаил в Торческ.
— Сам ушел или его изгнали? — спросил Всеволод.
— Сам ушел, — ответил воин. — Выпросил у Ростиславичей для себя Торческ, а Киев уступил Ярославу Изяславичу.
— Стало быть, признал Михаил старшинство Ярослава Изяславича, — в раздумье проговорил Игорь. — Как посмотрит на это Андрей Боголюбский? Чаю, не понравится ему это.
— Плевать на Андрея! — сердито вымолвил Всеволод. — Больше мы в его власти ходить не будем. Я отправляюсь к Михаилу в Торческ.
Берендеи изъявили желание идти со Всеволодом.
Игорь повел свою дружину к переправе через Днепр.
Оказавшись на левом берегу Днепра, он за два дня дошел до Чернигова, где застал своих двоюродных братьев, опечаленных недавним разгромом.
Святослав Всеволодович не скрывал своего восхищения смелостью Игоря.
— Он-то хоть и моложе нас с тобой, а не растерялся, сам уцелел и дружину сохранил, — говорил Святослав брату Ярославу. — Игорь с честью ушел из-под Вышгорода, а мы — с позором.
Известие о том, что Михаил оставил Киев, уступив киевский стол Ярославу Изяславичу, одновременно обрадовало и огорчило Всеволодовичей. Они были рады, что северные Мономашичи не удержали Киев, но недовольны тем, что Ростиславичи уступили старшинство Ярославу Изяславичу.
— Если уж на то пошло, то по старшинству Киев мне принадлежать должен и лишь после меня Ярославу Изяславичу — молвил Святослав Всеволодович. — Надо бы указать на это Изяславу и Ростиславичам иже с ним.
— Станут они тебя слушать, — презрительно бросил Ярослав — о чем ты молвишь, брат. Ростиславичи ныне высоко вознеслись, самому Андрею Боголюбскому не покорились. В союзе с Ярославом Изяславичем они — сила неодолимая. А нам с тобой уповать не на кого…
