Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая
По проторенной дорожке ходила в мастерскую брать материю или сдавать готовые панамки. Это в будни. По выходным — в санаторий к дочери. Вот и все ее маршруты, если не считать базара и магазинов.
Карточную систему отменили, с продуктами стало трудней, цены на базаре взлетели, в магазинах опустели полки. Каждый день приходилось ломать голову, что приготовить на ужин.
Сергей Николаевич приходил со стройки затемно, усталый, молчаливый. Кормила, убирала посуду, ждала, когда муж ляжет спать, садилась шить домашние заказы. Придвигала на край стола самодельную настольную лампу, заслоняла свет от Сергея Николаевича поставленной торцом книгой. Засиживалась далеко за полночь, пока глаза не начинали слипаться. Раз так и уснула за столом.
Весна пришла дружная, с веселыми грозами и проливными дождями. Пленные немцы стали разбирать леса на здании городского театра. В весеннем воздухе далеко слышен был перестук молотков.
Однажды шла из булочной вдоль высокого, из плотно пригнанных одна к другой досок, забора, засмотрелась на раннюю звездочку в разрывах быстро летящих облаков и вдруг остановилась в испуге. Кто-то схватил ее за рукав. Мужской голос со странным акцентом шепнул:
— Мадам не пугаться! Смотреть. Корошо. Корошо.
Это был пленный немец. Наталья Александровна сразу догадалась. Он выглядывал в проем сдвинутой на верхнем гвозде доски в заборе, улыбался, кивал и прикладывал палец к губам.
Словно фокусник откуда-то достал и развернул из тряпки деревянную шкатулку с выжженным проволочкой орнаментом.
— Вы говорите по-французски? — на всякий случай спросила Наталья Александровна.
— О, мадам знайт француски! — удивился немец, — нет, француски нет. Покупайт, — протянул он шкатулку, — дорого нет, дешевый.
Шкатулка была хороша. Строгих линий, прекрасного дерева. Наталья Александровна, не торгуясь, дала немцу требуемые три рубля. Он вручил шкатулку, улыбнулся, пробормотал «данке, данке» и нырнул в проем. Доска, качнувшись, легла на место. Будто и не было ничего.
Почему-то очень довольная неожиданной покупкой, Наталья Александровна пересекла площадь и через пять минут была дома. Только успела скинуть пальто и поджечь приготовленные в печке дрова, как постучала соседская девушка Женя и радостно объявила:
— А вас туточки дожидаются.
Дожидалась клиентка, разумеется, но обычно так поздно к ней никогда не приходили. Пришлось бросить хозяйские дела и заняться старым фетровым беретом, принесенным заказчицей в переделку.
— Хотите честно? — сказала Наталья Александровна, невольно останавливая взгляд на смешливом лице сидящей перед нею женщины, — из этого я ничего не смогу сделать. Начну натягивать на болванку, фетр тут же порвется.
— Жаль, — сказала женщина, — но у меня больше ничего нет. А в косынке ходить надоело.
И она сбила рукой назад на воротник легкого пальто пестренькую косынку и открыла кудрявую коротко остриженную головку.
Наталья Александровна ждала, что женщина тут же и уйдет, но та почему-то не уходила.
— Может, у вас из своего найдется?
Наталья Александровна пожала плечами.
— Нет, откуда же…
— Жаль, — повторила женщина, а я хотела и шляпу у вас заказать, и познакомиться. Меня зовут Капитолина Матвеевна. Но можете называть просто Капой. Я не обижусь.
Наталья Александровна подумала, что она не обиделась бы и в том случае, если бы Капа убралась восвояси, но та уже расстегнула пальто, удобно устроилась на табуретке, закинула ногу на ногу.
«Нахалка какая-то», подумала Наталья Александровна. Вышла в коридор, освещаемый тусклой лампочкой под потолком, из мешка в дальнем углу, набрала в тазик картошки. Вернулась с намерением чистить картошку, несмотря ни на что. Капа трепыхнулась, крикнула: «Я помогу!» И тут же пальто ее оказалось сброшенным на табуретку, поверх пальто блеснула шелком косынка, и на свет явилась плотно сбитая фигурка с высокой грудью, тонкой талией. Коричневая юбка плотно обтягивала бедра, светло-серая блузка отлично подходила к зеленым глазам. Капа склонила к плечу головку, глянула лукаво:
— Вы, наверное, думаете: «Вот, нахалка какая!»
И Наталья Александровна недовольно сдвинула брови оттого, что Капа прочла ее мысли.
— А мне про вас рассказывал, знаете кто? Борис Федорович Попов. Помните такого?
— Конечно, помню, — сразу подобрела Наталья Александровна, — как он поживает?
— А что ему сделается. Как жил, так и поживает. Трудится на благо народа. У вас есть еще нож? — схватила протянутый нож, схватила картофелину и принялась бойко счищать кожуру.
— Я ведь тоже в горисполкоме работаю, только в другом отделе.
И на лукавом круглом лице с ямочками на щеках появилось загадочное выражение, словно ее отдел был куда значительнее отдела, где трудился на благо народа Борис Федорович Попов. Но из скромности Капа не стала уточнять, чем она в своем значительном отделе занимается.
Миг, и очищенная картофелина полетела в таз с водой, и Наталья Александровна подумала, что по искусству чистить картошку ей за этой свалившейся на голову Капой ни за что не угнаться.
— А вы знаете, о вас много говорят.
И она снова склонила голову к плечу, наблюдая за выражением лица Натальи Александровны.
— Ничего интересного в нас нет, — отозвалась та.
— Ну, не скажите, весь город, можно сказать, гудит. Вы с мужем не такие, как все. Это сразу видно.
Наталья Александровна полюбопытствовала, в чем же выражается их с мужем отличие от остальных. Капа хитро опустила глазки, повела головой в сторону, и стала говорить о каких-то неуловимых различиях в речи, в повадках, в одежде. Нет, одежда самая скромная, но Наталья Александровна должна понимать, что даже в ватнике она будет выглядеть…
— Ну-у, как бы это выразиться… одним словом, не так, как все.
Наталья Александровна хотела ответить в том духе, что она бы предпочла, если бы на них перестали обращать внимание, но пришел с работы Сергей Николаевич, и последнее слово осталось за Капой.
Сергей Николаевич снял плащ. Под плащом оказался коричневый в полоску костюм и бежевая рубашка с галстуком. У Капы покраснели веки от сдерживаемого смеха. Казалось, она не выдержит и протянет певучим голоском: «Ай, да маляр! В пиджаке и при галстуке. У нас маляры так не ходят». Но она придержала язык и погасила улыбку.
Сергей Николаевич пожал предварительно вытертую о кухонное полотенце протянутую руку незнакомки, назвался сам, сказал, что ему очень приятно; улучил момент, спросил глазами жену, кто, мол, такая, поднял бровь в ответ на ее недоуменный вид.
Чтобы сесть, ему пришлось повесить на крючок на двери Капино пальто, и, таким образом, Капа оказалась, хоть незваной, но все же гостьей, что она, со свойственной ей чуткостью, не преминула заметить.
— Говорят, незваный гость хуже татарина, но я открою секрет, чтобы вы не подумали чего про меня. Шляпа — это так. Это я придумала как повод. А вообще-то меня к вам послали, — и, видя, что никто не собирается спрашивать, кто и зачем ее послал, а просто ждут объяснений, продолжила, — у нас ведь как? Все по плану. А вы пока еще у нас в плане по соцобеспечению. В горисполкоме я имею в виду. Там всякие жалобы… ну, вы понимаете…
— Так, — сказал Сергей Николаевич, сел и хлопнул ладонью по колену, — давайте договоримся. Никаких жалоб у нас нет. Квартиру нам дали, мы оба работаем. У нас к вам одна просьба…
— Это чтобы мы от вас отстали, — догадалась Капа.
— Не так грубо, — поморщился Сергей Николаевич, — мы хотим, чтобы нас считали нормальными людьми. Такими, как все, — он-то не слышал предыдущего разговора Капы с Натальей Александровной. — В нас нет ничего особенного…
Но тут уж Капа не выдержала.
— Да как же нет! — вскричала она, — да вы хоть на себя посмотрите, да разве ж у нас маляры так ходят?
— Как «так»? — удивился Сергей Николаевич.
— Да кто же это после малярки в галстуке домой идет?
— Простите, но я переоделся. Не мог же я по городу идти в спецовке. Спецовка у меня здесь, в сумке. Или вы думаете, что я в галстуке стены крашу? — его уже начал раздражать этот беспредметный и странный спор.
— Ах, не понимаете, вы, — вздохнула Капа. — Хотите ходить в галстуке, ходите. Только потом никому не рассказывайте, что вы такие же, как все.
— Что-то мы с вами не понимаем друг друга. Но про ваш план вы, уж, пожалуйста, забудьте. А пока… Милости прошу к столу. Вы у нас в гостях, будем ужинать.
Сергей Николаевич решительно встал, достал из рабочей сумки сверток, чекушку и белый батон. В свертке оказалось грамм триста докторской колбасы, и она была тут же тонко нарезана и уложена на тарелку. На столе появились парижские рюмки-наперстки, и Наталья Александровна тихо спросила:
