Дмитрий Петров-Бирюк - Степные рыцари
Намерение их было ясное: они хотели окружить парней и взять их живыми.
Смахнув из-за плеча ружье, Макарка выстрелил, давая знать казакам об опасности..
— Скачи зараз же к нашим, — приказал Гурейке Макарка. — Упреди их.
— А ты?
— Я останусь тут. Буду заманывать татар.
— Ну и я останусь с тобой, — решительно заявил Гурейка.
— Я те сказал езжай, стало быть, езжай, олух царя небесного! — свирепо заорал Макарка, взмахивая прикладом ружья. — А то вот как двину. Скачи живо!.. Я их задержу.
Толкнув коня каблуками, Гурейка на своем приземистом маштаке, как шарик, скатился с кургана. За спиной он услышал выстрел: Макарка начал отстреливаться от врагов.
Пригнувшись к гриве, Гурейка мчался, как ветер, к биваку казаков. Сердце бешено стучало. Все мысли и желания мальчишки были направлены к тому, чтоб скорей предупредить казаков да выручить бы из беды Макарку, который самоотверженно остался на кургане лишь для того, чтобы спасти других, в том числе и его, Гурейку.
«Ой, скорей! Скорей бы!.. — твердил он мысленно. — Может, казаки отгонят татар и вызволят Макарку».
Вот как будто и осталось совсем недалеко до казаков. Вон они пасутся, их маленькие лошадки. А вон и казаки ловят их. Наверное, они услышали Макаркин выстрел.
— Эгей-ге!.. Ге-ге-ге! — закричал казакам Гурейка, размахивая шапкой. — Эй!..
Над головой парня что-то резко просвистело и ударило его по спине. Гурейка даже и не понял сразу, что это такое. Он оглянулся и похолодел от ужаса. За ним следом совсем близко, в каких-нибудь шагах пятнадцати — двадцати, мчались татары. Они размахивали пучками веревок.
«Заарканить хотят», — подумал он и еще ниже пригнулся, почти касаясь носом гривы маштака.
— Выручи! — шептал он своему коню, хлестая его плетью. — Выручи…
Над головой Гурейки снова просвистел аркан.
«Пронеси, господи!» — взмолился он.
Страшная сила сразу же туго сдавила его плечи и легко, как перышко, выбросила из седла…
* * *Что дальше было, Гурейка не помнил. Пришел он в себя лишь на другой день в своей постели в атаманском дворце. Открыв глаза, он увидел отца. Лицо у отца внимательное, ласковое.
— Очнулся, сынок? — спросил он.
Гурейка не ответил. Он даже и не понял вопроса. Он повел взглядом по комнате. Вот стоит брат Матюха… А это кто? Да дядя Ивашка же, его закадычный друг! Что это у них у всех такие странные лица?.. Гурейка хотел подняться, но вдруг застонал от сильной боли. Все тело его болело — и руки, и ноги, и спина, и голова… В чем дело? Что случилось?
— Слава богу! — перекрестился дядя Ивашка. — Теперь будет жить. Будет! Он стал настоящим степным лыцарем…
Отец подсел к сыну на постель, приложил влажную шершавую руку к его лбу.
— Болит? — спросил он.
— Все болит, батя.
— Вот ведь ты какой, — с укором сказал атаман. — Не велел же я тебе никуда отлучаться. А ты!.. Эх! Ну, да ладно. Хорошо еще, что уцелел, а могло б хуже быть…
Гурейка вспомнил обо всем:
— Батя, меня татары заарканили…
— В том-то и дело, что изловили арканом. Спасибо, казаки отбили, а то б, ежели б не умер, так быть бы тебе в турецкой неволе.
— Батя, а Макарка где?
— Эх, Макарка, Макарка! — проговорил отец. — С ним дело хуже, сынок. Изловили татары его и увезли в неволю…
— Батя! — простонал Гурейка. — Как же так? Ведь он меня спасал… Нарочно остался на кургане, чтоб я к казакам ускакал. Надо его вызволить, батя… Обязательно надо!
— Ничего, Гурьяшка, не горюй, — сказал сочувственно брат Матюха, коренастый, плечистый юноша лет двадцати, очень похожий на Гурейку. — Мы изловили десятка два татар. Обменяем их на Макарку.
— Матюха, — прошептал умоляюще Гурейка, — обязательно обменяйте… Батя…
— Нынче же пошлем грамоту об этом татарским мурзам, — пообещал атаман. — Произведем обмен пленниками. Там у них и помимо Макарки много наших в неволе томится… Нынче же все это сделаем, сынок, не беспокойся… Ну, об этом мы еще погутарим с тобой. А ты вот что мне скажи: у тебя, оказывается, еще друзьяки завелись? А ты мне о том и ни гугу…
— О ком ты, батя, гутаришь?
— А ну-ка, пойди сюда! — обернувшись, поманил атаман кого-то.
К постели подошла маленькая фигурка, закутанная в легкую шелковую шаль.
— Не узнаешь? — спросил атаман у Гурейки.
— Нет, — простодушно ответил мальчуган. Потом он, о чем-то догадываясь, с беспокойством, пристально посмотрел на маленькую фигурку. — Неужто… — Он не договорил, боясь сказать имя.
— Ну, конешное же дело, она, — засмеялся отец и откинул шаль с головы маленькой девушки.
— Фатима! — воскликнул взволнованный Гурейка и от смущения побагровел.
Улыбаясь, турчанка сквозь слезы смотрела на него радостными глазами. Вся ее маленькая фигурка светилась счастьем.
— Гурэйка! — гортанно произнесла она.
— Что ж ты о ней ничего не сказал? — спросил атаман. — Ухоролил на чердаке, а мне о том молчок. Эх ты!
— Боялся, — проронил Гурейка.
— Боялся? — переспросил отец. — А чего ж зараз бояться? Ведь когда мы приступом Азов брали, тогда мы злые, жестокие были. А зараз другое — дело… Когда мы не воюем, мы добрые бываем. Нас не трогают, и мы никого не трогаем. Пусть это дите-то живет у нас.
— Как же ты, батя, о Фатиме узнал?
— Да вот твой друзьяк, — кивнул атаман на Чекунова, — поведал мне о ней. Забрали мы ее, бедняжку, оттель… Как узнала она, что с тобой приключилось, так чуть слезами не изошла. Дядь Ивашка твой все утешал ее…
Гурейка с укоризной посмотрел на своего старого друга, как бы говоря своим взглядом: «Эх ты, старый, не сдержал тайну, выдал». Дядя Ивашка понял этот взгляд. В ответ он лишь лукаво подмигнул мальчишке: все, дескать, будет по-хорошему.
Вот с той поры и стала Фатима жить снова открыто во дворце своего отца, в семье войскового атамана. Она ухаживала за Гурейкой, просиживая день и ночь у его постели, то что-нибудь рассказывая ему, то напевая ему своим тоненьким, нежным голоском восточные песенки.
И Гурейке так хорошо и приятно было засыпать под них.
ЖИЗНЬ В КРЕПОСТИ
Султан Турции Мурад IV воевал в Персии, когда получил известие о взятии Азова казаками.
— Ну хорошо же! — в сильном раздражении выкрикнул он. — Я сумею этих презренных казаков за их дерзость наказать достойно. Вот только мне покончить бы с персами.
Мурад приказал крымскому хану, темрюкским и таманским татарам, а также и ногаям, вообще всем находившимся в его подчинении народам во что бы то ни стало вернуть Азов Турции.
Но это приказание султана не имело результата, хотя татары, крымчаки и ногаи как будто формально и подчинились приказу султана. Собрав большие силы, они попробовали штурмовать крепость, но делали это без энтузиазма. Их попытка стоила им больших потерь. Войска противника отошли от крепости ни с чем…
Да, надо сказать, что на казаков, на их моральный дух, эта попытка крымчаков и татар не повлияла. Они были уверены в себе, в своих силах.
В Азове налаживалась мирная жизнь. Бойко торговали русские и иноземные купцы, подвозя в город на галерах все новые и новые товары.
Казаки стали обживаться на новом месте. Все больше появлялось в городе женщин. Многие казаки привезли жен и детей из своих городков, молодые же парни добывали себе невест в татарских и черкесских аулах, женясь на пленницах. Поп Варлаам сначала крестил мусульманок, вводил их силком в православие, а потом уже венчал их. Новобрачные пленницы вначале в отчаянии рвали на себе волосы, а потом смирялись со своей участью, привыкали к мужьям, да еще ж как любили их. Весело справляли казаки свадьбы. Дымились бражные меды на пирах, задорные песни взвивались в поднебесье.
И на улицах стало шумно и людно. Народ толпами ходил друг к другу в гости. Ватаги босоногих, белоголовых казачат взапуски бегали по мощеным улочкам, играли в айданчики[25].
Постепенно привыкала к казацкой жизни Фатима. Благодаря ее заботе и уходу, Гурейка быстро стал поправляться. Теперь он стал уже ходить по комнате.
Во время падения из седла, когда его заарканили татары, у него были сломаны два ребра и вывихнут плечевой сустав.
Старик Чекунов славился среди казаков как искусный костоправ. Он вправил на место плечо парню и срастил ребра.
Гурейка не мог не видеть, как преданно и заботливо ухаживала за ним Фатима. Он не был бесчувственным, не раз высказывал ей свою признательность за это.
— Фатима, — говорил он ей. — Век не забуду, как ты ночи не спала, сидела надо мной… У меня нет сестры, так вот будь ты мне за нее.
Во время болезни Гурьяна часто навещал его старый друг дядя Ивашка. Он часами просиживал около постели парня, то рассказывал какие-нибудь истории из богатой приключениями жизни своей, то играл на дудочке старые казачьи песни. Особенно любил он рассказывать про колдовок да упырей…
