Колин Маккалоу - Падение титана, или Октябрьский конь
Цезарь мертв, Нил не выйдет из берегов. Осирис возвратился на Запад, в царство мертвых, распавшись на двадцать три части, и Исида напрасно их ищет. Хотя Клеопатра видела на далеком северном горизонте чудесную комету вскоре после смерти Цезаря, но не знала, что ее появление совпало с похоронными играми в его честь в Риме. Долгих два месяца она о том не знала, и подоплека этого знака ей была не ясна.
Но… дело должно продолжаться, а дело правителя — править. Однако у Клеопатры не лежало к этому сердце. Время все шло. Ее единственным утешением был Цезарион, к которому она привязывалась все больше и больше. Ей нужен новый муж, ей отчаянно нужны новые дети, но за кого она может пойти? За кого-нибудь из Птолемеев или из Юлиев. Какое-то время она подумывала о своем киммерийском кузене Асандере, но отказалась, не сожалея. Никто, ни египтяне, ни александрийцы, не примут с радостью внука Митридата Великого как мужа внучки Митридата Великого. Слишком из Понта, слишком ариец. Линия Птолемеев заканчивалась. Ах, если бы ее мужем стал кто-то из Юлиев! Но это совсем уж невозможная вещь! Они римляне, у них свои законы.
Все, что она могла сделать, — это послать агентов выманить Арсиною из Ольбы, и это наконец удалось после щедрого золотого подарка. Сначала ее отвезли на Кипр, затем отправили обратно в Эфес к Артемиде, где Клеопатра приказала не сводить с нее глаз. Убить ее… нет, об этом теперь не могло быть и речи, но пока Арсиноя жива, найдутся и александрийцы, предпочитающие ее Клеопатре. Арсиноя могла выйти замуж за любого царя, а Клеопатра — нет. Сложная ситуация. Некоторые могли бы поинтересоваться, почему же тогда Клеопатра не хочет, чтобы Арсиноя и ее сын поженились? Ответ был прост. Как только Арсиноя станет женой фараона, ей будет очень легко ликвидировать свою старшую сестру. Яд, нож в темноте, королевская кобра или еще какой-нибудь ход. Как только у Цезариона появится жена, приемлемая для Египта и Александрии, его мать будет никому не нужна.
И все же никто в царской резиденции не ожидал, что голод будет настолько ужасным, ибо обычно в случаях недорода зерно закупали в других краях. Но в этом году пересохла вся земля вокруг Нашего моря, она не дала урожаев, поэтому негде было разжиться пшеницей, а паразитку Александрию следовало ежедневно кормить. В отчаянии Клеопатра послала корабли в Эвксинское море, ей удалось закупить немного пшеницы у Асандера в Киммерии, но кто-то добрый (не Арсиноя ли?) шепнул ему, что кузина Клеопатра сочла его недостаточно хорошим, чтобы разделить с нею трон. Киммерия прекратила продажу зерна. Где же еще его взять? Где же? Где же? Корабли, посланные в Киренаику, обычно способную выращивать злаки в любых погодных условиях, возвратились пустые, с вестью, что Брут забрал там весь урожай, чтобы накормить свою гигантскую армию, а его партнер по убийству Цезаря Кассий потом отнял силой все то, что жители Киренаики оставили для себя.
В марте, когда все зернохранилища обыкновенно набиваются под завязку, на полях долины Нила после снятия чахлого урожая даже полевые мыши и крысы не нашли что подобрать. Ни тебе драгоценных маленьких россыпей пшеницы и ячменя, ни отброшенных в сторону и забытых бобовых стручков. Поэтому мыши и крысы убежали с полей и наводнили деревни Верхнего Египта, располагавшиеся между Нубией и началом протоки, обтекающей землю Та-Ше. Там стены любых строений, от самой жалкой лачуги до дома номарха, лепят из грязи. И во все эти жилища с земляными полами пришли грызуны с мириадами блох, которые соскакивали со своих костлявых анемичных хозяев и запрыгивали в кровати, матрасы, одежду, вдоволь питаясь человеческой кровью.
Сельские труженики Верхнего Египта заболели первыми. Простуда, лихорадка, жуткая головная боль, ломота в костях, спазмы в желудках. Кто-то умирал через три дня, сплевывая отвратительно пахнущую мокроту, кто-то не сплевывал, но зато у них развивались твердые, размером с кулак, комки в паху и под мышками, горячие и багровые. Многие умирали на стадии образования этих шишек, но некоторые доживали до момента, когда эти шишки прорывались и из них целыми чашками вытекал гной. Это были счастливчики, они в большинстве своем поправлялись. Но никто, даже храмовые врачи, жрецы богини Сехмет, не мог сказать толком, каким образом передается эта страшная болезнь.
Люди Нубии и Верхнего Египта умирали тысячами, потом эпидемия медленно пошла вниз по реке.
Небольшой урожай, который удалось собрать, оставался в кувшинах на речных причалах. Местные сборщики были больны, и их было слишком мало, чтобы погрузить урожай на баржи. Когда известие о чуме дошло до Александрии и Дельты Нила, никто не изъявил желания подняться по реке и взять груз.
Клеопатра не знала, что делать. В самой Александрии и вокруг нее жили три миллиона людей, и еще миллион населял Дельту Нила. Голодные орды, но на все золото египетских тайников нельзя было купить для них продовольствия за границей. Арабы Южной Сирии были оповещены, что тем, кто отважится отправиться вверх по Нилу и погрузить зерно на суда, будут выплачены огромные деньги, но слух об ужасной чуме остановил и арабов. Пустыня была их щитом против всего, что происходило в Египте. Движение между Южной Сирией и Египтом уменьшилось и совсем прекратилось, даже по морю. Клеопатра могла многие месяцы кормить миллионы александрийцев зерновыми запасами, сохранившимися от прошлогоднего урожая, но если следующие разливы Нила будут губительными, Александрия точно не выживет, даже если люд Дельты каким-то чудом останется жив.
Немного порадовало ее появление Авла Аллиена, легата Долабеллы, который прибыл за четырьмя римскими легионами, охранявшими Александрию. Ожидая встретить отпор, Аллиен весьма удивился, когда царица с радостью согласилась отдать их. Да, да, возьми их! Возьми! Завтра же! Тридцать тысяч людей с пищевого баланса долой!
Она должна принять решение, хотя бы какое-то. Цезарь учил ее думать вперед, но сейчас она не была на это способна. Никому, а уж изнеженной властительнице и подавно, не дано угадать, как поведет себя эпидемия и каков ее механизм. Ха-эм, правда, уверил ее, что жрецы остановят болезнь, что она не распространится севернее Птолемаиды, где все речное и сухопутное движение стопорилось, — кроме, разумеется, медленного перемещения полевых грызунов. Понятно, Ха-эм сейчас слишком занят и не может увидеться со своим фараоном, а самой ей тоже уже не поехать на юг, чтобы его повидать. А в итоге ей не с кем теперь посоветоваться, нет никого, кто мог бы ей что-нибудь подсказать.
В любом случае, погруженная в депрессию после смерти Цезаря, Клеопатра не могла сосредоточиться и прийти к какому-то всесторонне обдуманному решению. Исходя из предположения, что будущий разлив тоже не превысит гибельного уровня, она издала указ, по которому внутри города покупать зерно разрешалось только гражданам Александрии, а также жителям Дельты, однако лишь тем, что занимаются сельским хозяйством или производят бумагу — царская монополия страдать не должна!
В Александрии насчитывался миллион евреев и метиков. Цезарь дал им римское гражданство, а Клеопатра, чтобы не отстать от него в щедрости, сделала их гражданами Александрии. Но когда Цезарь уехал, миллион городских греков выразили возмущение. Раз уж евреи и метики стали гражданами, то почему забыты они? В результате привилегии, какими когда-то пользовались только триста тысяч македонцев, получили все жители Александрии, кроме египтян смешанного происхождения. Но при такой массе граждан зернохранилища должны были ежемесячно поставлять городу больше двух миллионов греческих мерок зерна, пшеницы или ячменя. Стало бы легче, если бы эта норма уменьшилась вполовину.
И Клеопатра взяла обратно свой дар, лишив гражданства евреев и метиков, но не затронув при этом греков. Все премудрости, которым учил ее Цезарь, словно бы обрели обратную силу. Вместо того чтобы раздавать бесплатное зерно беднякам, она резко ухудшила положение трети городского населения. Из благих, правда, намерений, ради того, чтобы спасти жизни тех, кто по происхождению (и по ее представлению) имел больше прав выжить. Против указа не возразил ни один царедворец. Автократия имеет собственный взгляд на хорошее и плохое, предпочитая окружать себя только беспрекословно соглашающимися с ней людьми. Иное мнение мог бы высказать лишь равный Цезарю человек. Но таких в Александрии не было.
Для евреев и метиков указ стал чем-то вроде грома с ясного неба. Правительница, на которую они столько трудились и которой вверили свои драгоценные жизни, обрекала их на голодную смерть. Даже распродав все, что имеют, они теперь не купят зерна, основы основ человеческого существования. Его будут продавать одним македонцам и грекам. А что остается им? Мясо? Но животные в засуху не плодятся. Фрукты? Овощи? Но рынки пусты, и даже близ озера Мареотида песчаная почва ничего не родит. Александрия — искусственный привой на древе Египта, она не может прокормиться сама. В Дельте Нила у людей есть хоть какие-то продукты, а в Александрии ничего нет.
