Сергей Максимов - Голубое молчание (сборник)

И с тех пор покой нарушен
Дикой девичьей души;
По ночам не спит Танюша, —
В мае ночки хороши!

Кудри русы,
Кудри русы
Не дают спокойно спать.
Кудри русы!
Кудри русы!
Где бы встретить вас опять?

Но пропал голубоглазый,
Развеселый паренёк,
И никто в селе ни разу
Повстречать его не мог.

Время — песня.
Время — птица.
Сроки все на поводу.
Стерегла любовь девицу
На семнадцатом году.

Бусы. Ленты. Смех. Припевки.
Сапоги — первейший хром.
Пляшут парни, пляшут девки
На обрыве за селом.

Вдоль дороги, у колодца
Сарафанный бьет прибой.
И лисой в толпе крадется
Тихий шопот: «Здесь — чужой…»

Руки тянутся к свинчаткам.
— Ты откуда, пришлый гость?
Кто-то пробует украдкой
Можжевелевую трость.

И слетелись, точно совы.
— Бей чужого!
Крики. Свист.
И бежит с колом сосновым
Разъяренный гармонист.

Вихрем Таня налетает, —
Гнева девице не скрыть, —
Трость взлетевшую хватает:
— Вы!… Не смейте парня бить!…

Радость сердца не измерить,
Не унять его трезвон.
Смотрит Таня и не верит:
Неужели это он?

Словно дым, исчезло горе,
Не глаза, а — синий шелк:
— Как зовут тебя?
— Григорий…
Из-за Волги я пришел.

Прячут парни колья, камни,
Остывает злобы пыл.
И выводит друга Таня
Из смутившейся толпы.

. . . . . . . . . .

Дни мелькают, как осколки
Август мнёт цветы дорог.
До поздна горит в поселке
В крайнем доме огонёк.

Сердце матери страдает,
И не мил ей Божий свет, —
Таня где-то пропадает,
Ночью Тани дома нет.

Ходят слухи по Причалам,
Бродит ведьмой злая весть:
Будто девка потеряла,
Потеряла совесть-честь.

Дождь сечет промозглый вечер.
Скользки вербы, как ужи.
Листья рвет с березок ветер
И над кладбищем кружит.

Звон церковный глуше, глуше…
Журавли на юг летят.
Ждет-пождет дружка Танюша
Три неделюшки подряд.

Думы молча черной стаей
Тянут горя тряский воз.
Грустно девица шагает
С узелком на перевоз.

То не осень хлещет градом,
И не Волга-мать шумит.
То гремит село Отрада,
Пиром свадебным гремит.

Вьется к небу дым кудлатый,
Под ножом бугай ревет.
Хомяков — мужик богатый —
Дочку замуж выдает.

Шумно в доме. Лица потны.
Воздух скручен в душный жгут.
Гости пьют-едят охотно,
А ландрин в карман суют.

В новом платье, черноброва,
Что твой розовый павлин,
Маша — дочка Хомякова —
В трубку крутит жирный блин.

Верещит гармошка рьяно.
— Горько нам! — кричит народ.
И Григорий полупьяный
Тянет к Маше влажный рот.

Всё кипит в хмельном угаре.
Льется пиво, брага, мед,
Ходит пьяный дед Макарий,
Ходит пьяный и поет:

«… звуки вальса несли-и-ись,
веселился весь до-о-ом…»

— Вот так дело!
Смерть запела!
Братцы! Глянь на старика!

«… я с кинжалом в руке
па-а-аджидал под окном…»

А старуха,
Говоруха,
Тянет деда за рукав:

— Ах, ты, старый хрыч, бездельник
Говорила я: не пей!
Ты бы, рыжий можжевельник,
Постыдился хоть людей!

— Отойди, ты стара сводня —
После будешь каяться!
У меня душа сегодня
Прямо надрывается!

И по этому случаю
В шею дам, как давеча.
Вишь, на свадьбе я гуляю
У Ивана Саввича!…

На окошке
Щурит кошка
Хитрый глаз на осетра.
Юркий дружка
Сыплет в кружку
Перестуки серебра.

Чики-чики,
Чики-чики…
Подымая с пола пыль,
Дед Макарий
Польку шпарит
Под веселую кадриль.

Эй, ты, теща,
Тёмна роща!
Ты старухам дай ответ:
Что девица,
Молодица —
Чистый голубь, али нет?…

Девки ловки,
У плутовки
До греха недалеко —
С кринки свежей
Кем заезжим
Не снято ли молоко?

Топот ног. Стаканов звоны.
А в углу, поверх голов.
Смотрит с пепельной иконы
Темноликий Саваоф.

Вдруг в махорочном тумане,
Словно коршун молодой,
На пороге встала Таня,
Гордо крикнув свадьбе: — Стой!

Сердце русское широко,
Сердце русское темно,
Сердце русское жестоко,
Сердце русское пьяно…

Наливных гостей тараня
И ступая по ногам,
Подошла к невесте Таня:
— Мой Григорий! Не отдам!

Ой вы гости, вы, гостечки!
Уж поведаю я вам:
Коротала с Гришей ночки
Я всё лето по лесам.

Я ношу в себе тяжелый
Якорь нашего греха…
Что ты, Гриша, не веселый,
Не похож на жениха?

Он встает мрачнее тучи
И бледнее полотна, —
Не ушла бы из-под ручек
Хомяковская мошна…

Злобы черную краюху
Поднял парень с сердца дна:
— Уберите эту шлюху!
Сумасшедшая она!

Волокут на двор Танюшу,
Жестки взгляды пьяных лиц.
Кто-то крепко кроет «в душу»
Всех причалинских девиц.

Эх, селяне! Эх, селяне!
Что вас Бог не приберет?
На дороге плачет Таня,
Сжав рукой разбитый рот.

Алой струйкой кровь сбегает
На опавшую хвою.
— Ой, ты, матушка родная,
Посмотри на дочь свою!…

Черный вечер. Черный вечер.
Низко мчатся облака.
Волга бурей рвет и мечет,
Пеной хлещет в берега.

Бьются волны в дикой ссоре,
Бьются волны грудь о грудь,
И торопится Григорий
Лодку в воду оттолкнуть.

Над горой луна вертится,
Туч мохнатых рвет кольцо.
У прохожей черным ситцем
Всё закручено лицо.

Хруст шагов ему не слышен,
Тень ложится на кусты.
Надевай же весла, Гриша,
В путь последний едешь ты!

Сердце бьется, точно птица,
И дрожит, дрожит рука…
И горят под черным ситцем
Два зеленых огонька.

Буря брызжет пеной клейкой.
Где вы: солнце, кудри, май?
Нож взлетает желтой змейкой
— На! любимый… получай!

Вечер кроет, хмуря брови,
Черным саваном восток.
Тяжело хрипит Григорий,
Повалившись на песок.

В белой пене, как в сметане,
Ветер лодку закрутил.
И гребет усердно Таня,
Выбивается из сил.

Ах, ты, Таня! Эх, Танюша!
Ждет тебя бубновый туз!
Ты куда везешь, Танюша,
Полумертвый синий груз?

Сердце русское широко,
Сердце русское темно,
Сердце русское жестоко,
Сердце русское пьяно…

Пой же, буря, аллилуйя!
Лунной дрожью облит труп.
Кто-то вместе с поцелуем
Кровь срывает с темных губ.

Робкий луч в туманной рани
Тело лодки обласкал.
Это кто ж на ребрах стланей
Крестик медный потерял?

И поет рыбак в поселке.
Тянет пальцы Солнце-Царь.
И плывут, плывут по Волге
Два, обнявшись, мертвеца.

И церковных перезвонов
Бьют горячие ключи,
И старушка под икону
Молча ставит три свечи…