Сергей Максимов - Голубое молчание (сборник)
VI.
Перед царским столом.
— О, царь! С ума я что ли спятил?
Я не живу, в себе не чувствую я сил.
Я думал об одном: о маленьком дитяти,
Которого вчера ты под вечер казнил.
Да ты. И я. И все мы вместе.
И понял я — народом проклят мой кафтан!
Что нет у нас ни совести, ни чести,
Зато есть казни, ложь, доносы и обман…
Кровь всюду. В избах, в тюрьмах, в ямах.
Без свежей крови дня не можешь ты прожить.
И даже праг — ты помнишь: праг святого храма
Сумел ты, Ирод, русской кровью обагрить.
И свыше нет тебе прощенья.
Как ни моли, как ни проси.
Должно, поставлен ты не Божьим изволеньем,
Коль сделал кладбище из праведной Руси.
Зачем быть волком в волчьей стае?
Зачем над Русью похоронный петь тропарь?
Я пьян от крови. Я устал. Я отрекаюсь
От дел твоих и от тебя, венчанный царь!
И верю: суд грядет законный.
Из рук твоих рабы однажды вырвут плеть.
И вспыхнет Божий свет над Русью окрыленной…
Я кончил, царь. Теперь могу принять я смерть.
По лавкам гул прошел нестройный.
Басманов спрятался за карлика-шута.
Дивясь на дерзость, царь смотрел спокойно
И, бровь подняв, улыбкой чуть кривил уста.
— Всё, Ванька, в мире в воле Божьей.
Бывает, над убитым сыном плачет мать.
Пойми, глупец: как солнце всех угреть не может,
Так царь на всех рабов не может угадать.
И не скажу ни слова боле.
Земле ответ я не даю. Не плачем баб
Поставлен я, и не людской мятежной волей,
А Богом истинным… Иди на плаху, раб!
1945 г.
ПЬЕСЫ
В РЕСТОРАНЕ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
УЛЫБКИН — бывший актер.
РЕНО — посетитель ресторана
ДЕВУШКА.
Грязненькая комнатка в парижском ресторанчике. За одним из столиков сидит Рено и читает газету. Входит Улыбкин, в помятом канотье, на шее у него — шарф, в руках — трость.
УЛЫБКИН: Паслюште! Кто там! Рюмку водки и стакан пива! (садится за столик, раскручивает шарф, под шарфом оказывается бантик). Терпеть не могу, когда у меня нет денег… А главное, это безденежье принимает перманентный характер. Чорт знает что! А еще бывший актер столичных сцен, герой-любовник, Гамлета играл, цветы охапками получал… Что это за тип сидит? Чорт с ним!… Что там охапками — возами получал! Эй, кто там! Долго я буду ждать?
ДЕВУШКА (входит): Иду, иду… Как вы всегда шумите, мосье Улыбкин.
УЛЫБКИН: Как же не шуметь, мадмуазель?… Ждешь-ждешь… Паслюште, дайте мне… э-э… чего бы мне сегодня выпить?… Ну, дайте для начала рюмку водки… как всегда. А потом увидим. Рюмку водки!
ДЕВУШКА: Не могу.
УЛЫБКИН: То есть, как это — не могу? Пардон!
ДЕВУШКА: Очень просто. Хозяин приказал не давать вам ничего, пока не заплатите долга.
УЛЫБКИН: Как вы, мадмуазель, со мной разговариваете?… Я первый герой-любовник. Да-с!
ДЕВУШКА: А по мне, будьте вы хоть шестым любовником, хоть седьмым — всё равно не дам.
УЛЫБКИН: Да вы знаете, с кем вы говорите? Я — Улыбкин.
ДЕВУШКА: Знаю.
УЛЫБКИН: Актер столичных сцен. Правда, я лет двадцать уже в столицах не играл и лет десять вообще не играл, но ведь в прошлом-то я — звезда, чорт возьми!
РЕНО: Еще стакан пива!
ДЕВУШКА: Сию минуту! (уходит за сцену)
УЛЫБКИН: Пардон! Чорт знает что! Какому-то парвеню, плебсу она немедленно бежит подать, а мне… столичному… гм… А где же мои сигареты? (ищет по карманам) … гм… странно… третьего дня у меня было целых четыре штуки и два сигарных окурка… Странно. Наверно, забыл дома. (Рено) Паслюште! Как вас там! Я у вас не одолжу папироску?
РЕНО: Пожалуйста. Могу и две дать.
УЛЫБКИН (подходит к нему): Две? Могу, впрочем, сделать вам приятное — возьму две. А чтобы вы не обиделись — возьму на всякий случай — три! (берет сигареты и идет на свое место). Чорт знает что! У хама, у плебса одолжаюсь сигаретами, как последний суфлеришка.
ДЕВУШКА: (входит, ставит пиво на стоят Рено). Пожалуйста.
РЕНО: Спасибо.
УЛЫБКИН: Мадмуазель! Пардон!… Ну… ну, хоть стаканчик пива ради наступающего Светлого праздника Пасхи.
ДЕВУШКА: Не могу.
УЛЫБКИН: Но у меня скоро много будет денег… Меня ангажируют скоро в крупнейший театр… Куда же вы? Ну, хотите, я вам задаром прочту монолог Гамлета (встает в позу) «Быть или не быть? Вот в чем вопрос»…
ДЕВУШКА (испуганно): Хорошо, хорошо, я вам принесу пива, только не кричите монологи! (уходит)
УЛЫБКИН (садится): Чорт знает что! Не кричите! Да понимаешь ли ты, паршивая девчонка, что такое настоящее искусство?… А где же мои спички?… Забыл. Забыл, как всегда, дома. (Рено) Эй, как вас!… Есть у вас, например, спички?
РЕНО: Пожалуйста.
УЛЫБКИН (встает): Нет, чтобы известному актеру уважение представить, ну, что ему стоит, хаму, встать и поднести мне зажженную спичку… (подходит к Рено, берет из его рук спички, закуривает). Мерси. Э-э, кстати, какая ваша профессия, уважаемый?
РЕНО: Шофер я, шофер.
УЛЫБКИН: То-то я чувствую, спички у вас бензином пахнут. Чорт знает что! Гнусная ваша профессия.
РЕНО: Кому как, а по мне — самая подходящая.
УЛЫБКИН: Газеты читаете?
РЕНО: Читаю, понемножку.
УЛЫБКИН: Лучше б вы руки мыли… Чорт знает что, а не руки… Пардон, я иду к своему столику, у вас тут такой тяжелый запах… Гараж, прямо гараж!… Эй, кто там!
ДЕВУШКА (входит): Ну, что еще вам?
УЛЫБКИН (садится па свое место): Мадмуазель, у вас тут гараж, а не ресторан… Мне это не нравится.
ДЕВУШКА: А не нравится, так и не приходите… Ох, уж эти русские эмигранты!…
УЛЫБКИН: Да я, пожалуй, больше, мадмуазель, в ваше заведение и не зайду. Вы тут устроили чорт знает что! Гараж! Конюшню! Бензиновый склад! Попросишь папиросу — воняет бензином, попросишь спичку — керосином и еще чем-то таким, что и не разберешь… Безобразие! Кабак, а не ресторация!
ДЕВУШКА: А вы не ходите.
УЛЫБКИН: И не буду… Гм… Что это у вас там за тип сидит?
ДЕВУШКА: Это очень интересный человек.
УЛЫБКИН: Чем же он интересен? Он говорит, что — шофер, но по-моему он — профессиональный убийца.
ДЕВУШКА: Вы ошибаетесь. Это известный кинорежиссер. Он подыскивает… как это он говорит? Сейчас вспомню… Ах, да… типаж для своего нового фильма… и нарочно представляется шофером.
УЛЫБКИН: Гм… Это действительно интересно… Актеров, значит, ищет с выразительной физиономией…
ДЕВУШКА: Наверно.
УЛЫБКИН: Впрочем, вид у него довольно осмысленный. Я бы даже сказал — и благородство есть в лице… Еще пива!
ДЕВУШКА: Нет, довольно с вас. (уходит).
УЛЫБКИН: (посматривает на Рено)… Да… что-то в нем есть загадочное… Надо, пожалуй, поближе с ним познакомиться (встает, поправляет бантик на шее, подходит к Рено). Пардон! Не разрешите ли вы сесть мне на этот стул?
РЕНО: А мне что — садитесь… Для того и стул, чтоб на нем сидеть.
УЛЫБКИН: Хе-хе-хе… Изумительно сказано. Умно. Для того и стул, чтоб на нем сидеть… Простая мысль, но многозначительная… Пардон, если мне не изменяет память, вы… вы…
РЕНО: Шофер. Вы уже спрашивали.
УЛЫБКИН: Да, да, я помню… Прекрасная, благородная профессия… И, вообще, кругозор необычайный — едешь себе по улицам, а кругом — дома… э-э… вывески… магазины там… Мотор гу-гу-гу-гу… Пассажир спит…
РЕНО: Это я вам, скажу, какой пассажир. Иной, верно, спит, а другой, ежели пьяный, так облает тебя да еще по шее, по шее…
УЛЫБКИН: Ну, конечно, есть и хамы… Люди невоспитанные, плебсы, так сказать… Но я полагаю, это единицы… Нет, что ни говорите, а ваша профессия… мосье… мосье…
РЕНО: Рено… Марсель Рено.
УЛЫБКИН: Прекраснейшая фамилия Ре-но! Благозвучнейше звучит. Не фамилия, а целая автомобильная фирма…
РЕНО: А чем вы э-э…
УЛЫБКИН (встает и кланяется): Жан Оскарович Улыбкин.
РЕНО: Очень приятно. А позвольте узнать: чем вы, мил-человек, занимаетесь?
УЛЫБКИН: То есть, как это чем?… Неужели вы сразу не можете определить?
РЕНО: Да, как вам сказать — определить-то, конечно, можно…
УЛЫБКИН: Ну, безусловно.
РЕНО: Во-во. Я сразу вижу человека. К примеру: вы за такси никогда денег не заплатите…
УЛЫБКИН: Нет, зачем же-с… Даже очень люблю платить. Особенно теперь, перед Светлым праздником грешно не платить…
