Клара Фехер - Море
— Интересуюсь, ваше превосходительство, но охотой в тысячу раз больше. Я был бы счастлив, если бы бы позволили посмотреть на рога вашего превосходительства…
Император широко открыл рот и стал хватать воздух. Торчавшие на его макушке несколько волосков сразу встали дыбом. Он заревел, как раненый тигр:
— Положите книги и отвечайте. Ваша фамилия? Господин Балаж? Ну что ж, послушаем, на основании каких законов присоединили Хорватскую Славонию к метрополии? Что? Шамуель Аба? Неверно. Кальман Книжник? Какие же это законы учредил Кальман Книжник? Неверно. Неверно. Вы провалились. И провалились не только сейчас, но и на будущее. И на десять лет вперед. Пока я жив, такой глупец, как вы, не получит диплома.
Через полчаса избитое войско стояло на улице.
— Сумасшедший, осел, — ругали Балажа дружки, — да разве об этом можно спрашивать?
— Мне Салвик говорил… я ему десятку дал за идею, — ломал руки Балаж. — Он сказал, что профессор обладает дорогой коллекцией рогов…
— Конечно, обладает, да только на голове! Ты ничего не знаешь, потому что не ходишь в университет, бегемот ты эдакий. В хозяйственном отделе работала когда-то машинистка, на тридцать лет моложе его. Теперь она его жена… каждый день наставляет своему супругу рога…
Татар позвонил дважды. Ждать не пришлось, через полминуты появилась горничная.
— Я даже и заходить не буду, не хочу беспокоить.
— Как же можно не зайти, дорогой господин управляющий, — послышался изнутри голос госпожи Ремер, и в тот же миг появилась и она сама. Полная, аысокая женщина лет сорока, на две головы выше своего мужа. Взбитые вверх крашеные волосы, пестрый атласный халат до самого пола делали ее еще выше и массивнее. Походка у нее была мягкая, а голос поразительно низкий. Халат на ее высокой груди был неплотно застегнут, и при каждом ее движении приоткрывалась розовая кружевная комбинация и обнажалось холеное, пухлое тело. Из-под светлых локонов сверкали бриллиантовые серьги, а толстые золотые браслеты перехватывали длинные рукава халата.
— Вы опять напроказничали, — сказала госпожа и засмеялась, когда Татар поцеловал ей ладонь.
— Я? — спросил Татар и положил правую руку на сердце. — Что же я такого натворил?
— Господин управляющий! Разве можно отбирать масло у бедных коллег?
— Бог тому свидетель, все получили поровну… — ответил Татар, широко осклабясь. — Но если и не получили, желудок господина директора…
— Да, представьте, бедняжка только картофельное пюре может есть… если бы вы, господин управляющий, не доставили нам немного говядины, я прямо не знаю, что бы и было…
— Пока я жив, сударыня…
— Вы самый милый человек на свете, господин управляющий. Глоток вина?
— Целую ручки.
— Виски. Молодой Кеменеш достал. Ваше здоровье, новоиспеченный господин управляющий.
Женщина поближе наклонилась к Татару и чокнулась с ним.
«Святой Клеофант, у нее такая борода, как у покойного Франца Иосифа! — подумал Татар, взглянув на подбородок женщины. — Пора обратиться к косметичке».
— Целую ваши ручки, очаровательница.
Зазвонил телефон. Хозяйка подняла трубку: «Да… это ты, сердечко мое? Еще не подали завтрака? Не кушай сала, миленький. Ладно, Боришка сейчас принесет. Я еще не одета. Что ты волнуешься? Ладно, приду… Нет, у меня никого нет».
— Не сердитесь, что я сказала неправду, но мой муж такой гуманный, он избил бы меня, пожалуй, если бы узнал, что я приняла масло…
Карлсдорферов дома не оказалось. Каждое утро семья ходила на молитву в Регнум. Кухарка приняла сверток, даже не развернув, бросила его на холодильник и опять побежала к телефону, прямо в гостиную, оставив открытыми все смежные двери. Татар слышал ее раздраженный голос: «Я же вам сказала, нет дома, будут только после десяти».
— Горничной дома нет, дворники ушли на похороны, никого нет, кто бы хоть чуточку помог мне, а этот проклятый звонит без конца. От господ Ремеров уже четыре раза звонили — и его превосходительство господин Дюри и зять его превосходительства. А если что-нибудь пригорит, мне попадет…
— Ну, ладно. Скажите только, что я приходил. До свидания.
— До свидания, — ответила кухарка и заперла дверь на ключ. Она тотчас же разрезала масло на две части, одну половину спрятала в холодильник, а другую отложила в пеструю чашку для своего внучка.
По проспекту Арены шла колонна военных грузовиков. Татар с любопытством остановился. Да ведь это же немецкие солдаты. Неподвижные, вытянувшись по стойке смирно, точь-в-точь как в кинохронике, с застывшими лицами, в зеленых касках, с примкнутыми штыками на винтовках. Пять, десять, двадцать, сто грузовиков. Что это значит? Вслед за ними с лязгом ползут танки, справа и слева несутся сероватые легковые машины с немецкими номерными знаками, а в них немецкие офицеры. Кое-кто из прохожих машет рукой, смеется, другие с интересом или испугом застыли на месте. Оккупанты ни на кого не обращают внимания.
Татар торопливо заспешил на улицу Подманицки, оттуда направился к железнодорожной больнице, затем пошел вниз, до самого Западного вокзала. Перед оцепленным немцами вокзалом толпился народ.
Татар вскочил в шестой номер трамвая и через десять минут был уже дома. Его жена, невысокая, худая, чуть сутулая брюнетка, готовила обед.
— Ты уже начала масло? — не поздоровавшись, спросил у нее Татар.
— Нет… а что? — с испугом спросила жена.
— Заверни его поскорее в бумагу.
— Все?
— Все.
— Но почему, зачем?
— Не будь слишком любопытной, — оборвал ее Татар. Но, когда сверток был приготовлен, он все же сказал: — Пойду к Паланкаи. Немцы оккупировали Будапешт.
Мохач[14]
Господин Карлсдорфер вернулся из церкви только после десяти часов. Ремер уже в восьмой раз звонил ему по телефону и просил, если можно, прийти к нему.
— Как же, изволь, мне ничто не мешает, — ответил его превосходительство и, взяв свою палку, тут же зашагал вниз по улице Дамьянича. По дороге он с радостью поглядывал на деревья. Не пройдет и двух месяцев, как можно будет ехать на охоту.
Доктор Ремер в прихожей нервно расхаживал взад и вперед, пока Карлсдорфер снимал пальто.
— Не случилось ли какого несчастья? — спросил его превосходительство, потирая руки. — Забыл надеть перчатки. А морозец-то еще пощипывает.
Ремер уставился на старика.
— Ваше превосходительство, разве вы еще ничего не знаете?
— А что же мне знать?
— Нам крышка, — воскликнул невзрачный доктор, — конец всему! Немцы оккупировали Будапешт.
Карлсдорфер успокоительно положил руку на плечо Императора.
— Полноте… эти панические слухи я слышу каждую неделю.
— Но на сей раз это не панический слух… поймите, ваше превосходительство… я узнал об этом в три часа утра из достоверного источника… В полночь немецкие войска начали оккупацию страны.
— Извините, но это не делается так поспешно. Во-первых, зачем немцам нас оккупировать? Ведь им и так ни в чем не отказывают. Герцогиня рассказывала, что Хорти на прошлой неделе был в главной ставке Гитлера. Гитлер, разумеется, как всегда, махал руками, кричал и угрожал, но господин регент сказал ему: или вы будете довольны поддержкой, которую мы оказывали вам до сих пор, или вовсе ничего не получите. Подожжем хлеб и окажем вооруженное сопротивление. Над этим, извольте знать, Гитлер все-таки призадумался. Да вы только посмотрите, как обстоят дела на фронте… Погодите, господин доктор, у меня в кармане имеется «Нейе Цюрхер».
Ремер нервно махнул рукой.
— Это на словах, ваше превосходительство. А на деле все выглядит иначе. Перед гостиницей «Астория» стоит немецкая охрана, из Главного полицейского управления отвечают по-немецки, занято здание «Непсава»[15]…
— Но, позвольте, люди издерганы, город наводнен паническими слухами. И к тому же факты говорят о том, что русские подошли к перевалам через Карпаты… Английские войска с часу на час высадятся на берегах Далмации…
Ремер закрыл глаза. Он чувствовал, что сейчас начнет брызгать слюной и скалить зубы, бросится господину генерал-директору на шею и сдерет с нее морщинистую, дряблую кожу. И наказал же его господь бог такой скотиной!
— Взять хотя бы Рагузу. Я там служил в пятнадцатом году. Тихий залив со старой крепостью, напротив остров Локрум. Если они здесь незаметно окопаются или, скажем, чуть севернее, у Сплита, и двинутся на Загреб…
— Извольте, ваше превосходительство, вызвать своего зятя, если не верите мне, — вскочил Ремер.
— А? Что?.. — вспышка доктора совершенно сбила с толку Карлсдорфера, отдавшегося своим стратегическим размышлениям.
— Я… прошу, если вам будет угодно… Телефон на маленьком столике.
Ремер с негодованием смотрел, как медленно и спокойно двигаются пальцы Карлсдорфера, набирая номер. «Старый идиот, он и не подозревает, как велика опасность». И доктор устало сомкнул свои красные веки, горевшие от тревожного бдения.
