Григорий Хохлов - Доля казачья
— Молчи зайчишка! Ты сам-то где был тогда, когда Ангарского удав душил? — молчание в ответ. — Или казацкие штаны свои лопатой огребал? То-то же!
И всё же он первый предложил переселиться желающим казакам поближе к сопкам, чтобы в дальнейшем избежать затопления пахотных земель. Так разумней будет, о других людях подумать надо. Там и место повыше будет, и природа схожа с нашей природой, Забайкальской.
Авторитет Василия Бодрова был непререкаемый, но ещё раз испытать все трудности, что выпали сейчас, на долю переселенцам, не каждый мог решиться на такой шаг, да ещё во второй раз.
— Подумаешь!? Раз в сто лет такое наводнение бывает, а может и того реже.
Гольды и те толком не помнят такого несчастья. А уж они-то лучше нашего знают, где селиться можно. И никогда они не ошибались.
И Часовня здесь стоит уже отстроенная, всё ближе к Богу будем.
Ушли на новые места: Бодровы, Шохиревы, Фроловы, Ангарские и ещё одна казачья семья.
Проклятие дракона
Врезалось мне в память ещё одно событие, произошедшее в ту пору, уже дома. И опять повторилась история с огромным мистическим удавом. По наследству передавалась она, из одного поколения в другое поколение. И всё же она была страшна своей невероятностью. Не могло быть здесь на Амуре таких огромных гадов, ведь это не Амазонка или Африка со своими страстями. По крайней мере, так утверждали ученые того времени, что останавливались на отдых в селениях по Амуру. Спрашивал их об этом и сам Василий Иванович, и Лука Васильевич, и я спрашивал, уже потом, по прошествии многих лет.
— Может быть один вид удава, здесь на Амуре, но не более трех метров.
По крайней мере, история не зафиксировала таких монстров, до десяти метров длинной. Да ещё чтобы людей таскали эти гады, такое вообще было маловероятно.
А гольды тогда могли всё это придумать, они выдумщики немалые были, любят сказки людям рассказывать. Их и за весь век не переслушаешь, этих аборигенов Амура.
Вот и весь наш разговор с учёными людьми.
И его можно было бы забыть, если бы не то проклятье на наш род, про которое когда-то моему деду Василию Ивановичу говорил гольд Покто.
И именно за убийство, если всё это можно было так назвать, одного из таких монстров, Василием Ивановичем, дедом моим. Который этим спас не одну казачью жизнь тогда, но обрёл лишь непонимание среди односельчан. Таких драконов, иначе их и не назовёшь, гольды и маньчжуры, да и другие народы Амура боготворили. Накануне Русско-Японской войны мы поехали с отцом моим, Лукой Васильевичем, на охоту, на лошадях. Чуть не полсотни лет прошло с той давней поры, первой встречи с драконом, иначе его трудно назвать. И вот произошла вторая встреча с таким гигантом. Ничего тогда не предвещало, не только огорчения, но и малой тени от его видимости. Ведь известно было, что охота для казака самый лучший отдых.
Тут и с природой пообщаешься наедине, и себя можно было показать в стрельбе и в сноровке. И просто проверить себя в охотничьей удаче. Но в тот день нам определенно не везло, и мы уже решили поворачивать коней домой. Как неожиданно мы выехали из зарослей на обширную поляну, за ней и должна была начинаться дорога домой. То, что мы увидели там, повергло нас сначала в удивление, а затем в панический страх и настоящий ужас.
На поляне, на осенней подстилке из листьев, лежал такой огромный и толстый, что напоминал того самого змея, из нашей семейной легенды. И этот малыш был тоже не менее десяти метров длины. Не верилось нам, что почти забытая легенда сейчас повторяется, и всё это сущая правда, а не давняя выдумка. И именно с нами, Бодровыми, как и было предсказано когда-то гольдом.
Этот огромный гад был всецело занят охотой и ему было просто не до нас. В этот ответственный для него миг он ничего не видел и нечего не слышал.
Пища сама шла к нему в пасть: молодая косуля упиралась своими точеными ногами в землю. Но под страшным гипнозом его бездонных глаз сама продвигалась на съедение к змею. И этот удав сейчас наслаждался своей властью над уже обречённой жертвой, и даже можно сказать, что он ликовал сейчас. Если так можно было сказать о его морде. Странно было, что и наши лошади замерли, тоже попав в его огромное поле влияния гипноза.
Моя крупная картечь подбросила эту ведёрную голову змея вверх и резко в сторону.
Мой отец стрелял уже по упругому телу удава, которое мигом собралось в огромный узел из стальных мышц. Съехалось тело к этой страшной и гигантской голове змея, будто прикрывая её от следующего выстрела. Совсем как человек от грозящего ему удара.
Снова показалась обезображенная голова удава из чудовищного вороха окровавленных колец тела, наверно змей всё же готовился к атаке. Пулей разнёс ему голову Лука Бодров, потому что стрелок он был отменный. И вот тут-то, откуда-то изнутри этого клубка, раздался утробный вздох или выдох, не понять было. Но этот звук был настолько живой и душераздирающий, что обезумели наши лошади и понесли нас подальше от этого страшного места охоты.
Они сразу же пришли в себя, и подгонять их было не надо, ими руководил ужас. Мы так и вошли с отцом молча в дом, и ничего не говорили друг другу, и ни на какие вопросы домашних не отвечали.
Только через две недели мы съездили на то заклятое место охоты. Вот тебе и фронтовики, столько всего видевшие и много пережившие.
От нашего монстра уже практически ничего не осталось, кроме его чудовищной головы и вороха листьев на ней. Постарались здесь лесные едоки на славу, только голова змея их определённо смущала. Знали они о нём не понаслышке, и даже мёртвого боялись.
Стояли мы с отцом на той поляне и думали тогда, закончится ли вся эта семейная трагедия сейчас, или ещё будут нам сюрпризы в нашей жизни. И очень нам не хотелось верить, что такая встреча и в третий раз повторится в нашем роду. И тогда возникает вопрос — когда?
Милосердие дело не казачье
И снова задумался Григорий Бодров, и хотя ему уже за пятьдесят лет, он выглядит для своих лет прекрасно. И молодым в работе на лесоповале ещё очень далеко до него — богатырь он!
— Что же ты дедушка замолчал — теребит дедушку маленький Саша Бодров. Он самый нетерпеливый из всех внуков. Но и остальным внукам тоже не терпится выслушать любимого дедушку. — Ты так хорошо рассказываешь про всех нас, казаков, что трудно оторваться от рассказа. Хочется всё слушать и слушать тебя, мой самый лучший дедушка на всём белом свете.
Ещё расскажи дедушка, про нас Бодровых, славные казаки мы были, все Бодровы, правда, дедушка? И ты самый лучший из всех, самый-самый!
Улыбается Григорий Лукич, и задорно блестят его синие и добрые глаза, совсем по-молодому.
— Ох и хитёр ты, пострелёнок. С тобой не соскучишься — слушай!
В тысяча девятисотом году кончилась спокойная жизнь казаков на Амуре.
Начали маньчжуры затевать большую войну против русских на Амуре. Да и не только на Амуре, а везде у себя в стране объявили войну иностранцам: и русским, и англичанам, и французам, и американцам. Короче всем белым людям! Революцию у себя делали.
И начали они с иностранцами жестоко расправляться по всей своей стране, так до Амура и добрались. И скоро отрубленные русские головы были посажены на кол и расставлены вдоль всего побережья Амура, для нашего устрашения.
Вот тогда и заволновались Амурские казаки. Никогда такого не бывало, чтобы враги нас на испуг брали. Не тот мы народ, чтобы так легко могли испугаться, ошиблись зачинщики.
Твой прадедушка Лука Бодров, отставной урядник, собирает отряд казаков и ночью переправляется на лодках через Амур. Тоже опасная затея. Тут и днём-то страху наберёшься, а ночью тем более.
Хоть и в серьёзных годах мой дедушка был, но душа у него была совсем ещё молодая. И всегда жаждала она славных казацких дел. Наверно, все Бодровы такие, настоящие бойцы. Сгруппировались казаки разведчики в одном условном месте, как и было оговорено раньше. И без единого выстрела подкрались к посту. И всех вражьих солдат уничтожили, вырезали ножами, никто и пикнуть не успел.
Дали сигнал фонарём на наш берег, что всё нормально и пост ликвидирован. И что можно переправляться другим казакам.
А самим, чтобы скучно не было и кровь в жилах не застоялась, оседлали коней и дали им шенкелей в бока. И ликвидировали ещё несколько близлежащих маньчжурских постов. Там и пленных солдат набрали. Благо, что тёмная ночь благоприятствовала проведению всей операции.
Не хотят казаки-разведчики себе грех на душу брать и рубить безоружных маньчжуров, чтобы их головы на кол вместо русских одеть. Одно дело в бою победить врага, другое казнить пленного. И многие задумались казаки.
Видит это Лука Васильевич и душой их понимает, но сердце казачье противится этому. И надо ему теперь молодых казаков вразумить, чтобы в будущем таких проблем у них не было.
