Алексей Бакулин - Скрытые долины
— Живот!.. — простонал он. — Это всё твои полуфабрикаты! Ох ты, какая катастрофа… Где тут у них помещение?
— На втором этаже. Как зайдёшь, сразу налево. Ну, давай, мужайся, одолей ещё пять ступенек!
Бледный и потный, Ньюкантри вскарабкался на площадку и открыл дверь. И лицом к лицу столкнулся со Славкой Носовым, весело болтавшим с дамами в прихожей. Носов был крепким, жизнерадостным мужиком, русобородым и широкоплечим; года три назад он успешно бросил пить, но лёгкая алкогольная помятость навсегда отпечатлелась на его лице; сейчас он держал в руке высокий хрустальный бокал с каким-то бурым лимонадцем. Он моментально узнал знакомого по портретам Ньюкантри, чрезвычайно обрадовался, закричал и заплясал от восторга:
— Олег Васильевич! Солнце взошло!! Солнце пришло в нашу скромную редакцию! «Само, раскинув луч-шаги, ко мне по доброй воле!..» Оксана, запиши, не забудь: надо завтра же заказать мемориальную доску!
— Здрассте, здрассте… — процедил Ньюкантри сквозь зубы и, пригнув голову, устремился направо. Попал в дамский туалет, вылетел оттуда, побежал налево.
— Что? Куда? Зачем? — не понял было Носов, а потом догадался и расхохотался радостно, и тут только заметил меня:
— Здорово, Серёга! Страшно рад тебя видеть!
Я поздравил его, он принялся рассказывать мне последние редакционные новости, но при этом то и дело посматривал в сторону туалета: ему нетерпелось заполучить в свою компанию Новосёлова. Ждать пришлось очень долго, — Носов уже успел рассказать мне всё, что собирался рассказать, и я ему поведал всё, достойное его слуха, а Ньюкантри всё не появлялся. Наконец, когда я всерьёз решил, что Олегу стало плохо, дверь отворилась и Новосёлов, величественный и светлый, вытирая мокрые, пахнущие мылом руки о пиджак вышел навстречу людям. Носов бросился к нему, раскрыв объятия, и чуть не облил его лимонадом из хрустального бокала.
— Здравствуйте, — улыбаясь, цедил Новосёлов, смотря не на редактора, а на его дам. — Душевно счастлив! Замечательная газета, дивный город… Вас, простите, как зовут? — мне Сергей говорил, да я забыл уже: у меня склероз прогрессирует…
Носов приплясывал на месте от восторга, выбивая каблуками неровную дробь.
— Олег Васильевич! — говорил он, сияя. — Олег Васильевич! Наставник вы наш духовный! Вы же всероссийский наш старец! Вы — русский Далай-лама! Ведь я, представьте только, по вашим советам жену исцелил! У неё было подозрение на порок сердца, а я почитал те мантры — помните? вы года два назад публиковали… — советы бурятских мастеров…
— Не помню, — сурово ответил Ньюкантри. — Я, знаете ли, свой журнал не читаю. На это замредактора есть. А вам, уважаемый… э-э… Станислав Гаврилович не о жене надо сейчас думать… Я вам скажу одну неприятную вещь… Наберитесь духу, пожалуйста… Сделайте три глубоких вдоха, так, чтобы ясно ощутить свою диафрагму. Теперь задержите дыхание и слушайте меня.
Он засунул руки в карманы, склонил голову набок, чуть прищурил левый глаз, а правым уставился Носову между бровей.
— Вот я посмотрел на вас… На сетчатку ваших глаз… На ассиметрию лица… Вы знаете, что у вас левое ухо больше правого? А вот тут у вас седина справа гуще, чем слева… О чём это говорит, догадываетесь? Не догадываетесь? А ведь есть и ещё целый ряд признаков… Словом, у вас, батенька, рак. Да… В тяжёлой форме… Я пока не вижу, где именно, — это требует особых исследований… Но вы имейте ввиду. Нет, нет, не надо ничего говорить. Ничего говорить не надо. Примите это известие, как есть, постарайтесь выдохнуть из солнечного сплетения и вызвать в сердце любовь и покой. Всякое известие, если оно исходит из чистой души, есть слово радости, даже если мы этого не понимаем. Колесо бытия вращается по-прежнему, и нам не замедлить его ход, — значит, остаётся примириться с кармой. Только примирившись с кармой, мы сумеем изменить её к лучшему.
Из крепкого, развесёлого мужика Носов в один миг превратился в серого старикашку с отвислым животом.
— А-а… о-о… — сказал он, чуть сгибаясь пополам, словно получив удар под ложечку. — А мне… а как… а что… Но это можно вылечить?
— Всё на свете возможно, если найти верную дорогу, — ответил Ньюкантри, загадочно смотря на люстру, на два её потухших рожка. — Всё возможно. Я уверен, что если вы примите своевременные меры, то вспышку тёмной энергии в вашем физическом теле можно совершенно загасить. Да только нужно ли это делать? Немного найдётся в мире людей, которые с радостью примут естественный ход вещей. Только избранные способны на это, — зато их карма рухнет в своё время, как стена из речного песка.
— Ну мне-то… — прошептал Носов (на него было больно смотреть), — мне-то до этого далеко… Вы укажите… Подскажите… Направьте…
— С радостью! — неожиданно просиял Ньюкантри. — Приезжайте в Питер, — но не сейчас, а через… через годик… Я сведу вас с нужными людьми. Будьте уверены, всё обойдётся. Но я бы на вашем месте подумал. Мы с вами взрослые люди, зачем врать самим себе? — всё равно не избежишь этого тёмного коридора, в конце которого… м-м… э-э… Кто знает, что там, в конце? Каждому своё! Вам сейчас посылается счастливая возможность будущих блистательных перерождений, стремительная дорога вверх, к нирване!.. Вы же выбираете путь медленный и неверный — путь борьбы с болью. Что ж, это ваш выбор. И я готов помочь вам. Будьте уверены, — мы найдём нужных целителей!
Благодарный Носов сделал такое движение, словно хотел поцеловать руку Ньюкантри, но, очевидно, смутился и просто пожал её. Потом он тихо отошёл сторону и присел на диван, забыв о празднике, забыв о гостях. Не знаю, как насчёт рака, а вот инфаркт в этот момент грозил ему определённо.
— Где тут пожрать-то дают? — спросил приободрившийся Ньюкантри. — Давай, Серёга, веди меня на пиршество, — заколебал ты со своими покупными котлетами!
— Что же ты делаешь? — спросил я укоризненно. — Зачем ты Славку пугаешь? Так и убить человека недолго. Ты бы как-то поосторожнее, не в лоб…
— Иначе нельзя, иначе нельзя… — рассеянно пробормотал Олег, оглядываясь в поисках пищи. — Если их не бить на лету, они, смотри-ка, и уважать перестанут… Забудут и кто таков… Их надо разом валить: быбых! — он свирепо ощерился и выстрелил в люстру из двух пальцев, как из двух стволов.
Я отвёл его к шведскому столу, неприятно поразившему меня тесным соседством самых несочетаемых блюд, и принялся искать Татьяну. Краем глаза я заметил, как Новосёлов щедро накладывает на свою тарелку пирожные, мидии, бифштекс и фруктовый салат, — мне, разумеется, дела нет до его желудка, но ведь Олег живёт в моей квартире, а дверь в туалете так тонка…
Но где же Таня? Неужели она не пришла? Я бродил по комнатам и твердил себе: сегодня я добьюсь своего, несомненно, всё к тому идёт, всё благоприятствует, как она была хороша вчера, мы снова будем вместе, надо пригласить её потанцевать, она любила танцевать, мы с ней часто танцевали одни в квартире, под «Дюран-Дюран» и под Стинга, надо пересмотреть всё, надо понять, почему она не захотела жить со мной, чем её купил этот Вася, я буду лучше Васи, я и есть лучше Васи, надо, чтобы она это поняла, наконец, она никогда этого не понимала, она меня никогда не ценила, она смеялась надо мной без конца, без конца, и кто же может вытерпеть такое, но в этот раз всё будет иначе, я всё учту, и она всё учтёт, я не могу без неё жить, это главное, она просто этого не понимает, но теперь она поймёт всё.
На меня посматривали гости, и видимо, мало кто из них догадывался, зачем я здесь, на празднике для своих; все улыбались мне не по-хорошему, а если говорили, то только между собой и только о Ньюкантри:
— Ты его уже видела? — Да, он там, в зале для летучек! Ну, ты что!!! мущщщина! — Правда? Ай, ай, бежим скорее знакомиться! — Пашка, а как бы у него насчёт интервью, вот был бы гвоздь! — Да к нему на интервью за год записываются! — А мы тут его подловим, в коридоре, к стенке прижмём… — Ой, мальчики, как вы его прижмёте, он же экстрасенс, он вас так прижмёт! — Да пусть хоть автограф даст… — А у тебя его книги есть? — Всё. Я их все притащил с собой, девять штук, хотел попросить, чтобы он каждую надписал по-особому, да где уж… — Надо Носова напрячь, чтобы он познакомил. — Носов домой ушёл, ему плохо стало с сердцем. — Вот не повезло человеку! Так мечтал познакомиться с Новосёловым… — Понимаешь, «Сумрак» это новый тип журналистики, совершенно особая подача материала, я вычислил четырнадцать основных приёмов… — Так ты пиши диссертацию о «Сумраке»! — А и напишу!
Полчаса, битых полчаса кружил я по всему дому, зачем-то заглянул в комнатку охраны, в каморку уборщиц, но Татьяны не было нигде. «Не придёт!» — решил я и отправился к столу, заедать горе тушёным мясом с острыми приправами. Мне стало скучно и досадно, и я принялся утешать себя: «Ну, что тут такого? Ну велика ли беда? Завтра всё равно увидимся — в спокойной, нормальной обстановке, не спеша всё обсудим… Время ещё есть… Зачем решать такие вопросы в таком бедламе?»
