Лео Киачели - Гвади Бигва
Неужто не найдется на свете человека, который исправил бы эту несправедливость и отдал буйволицу Гвади?
Гвади считал и пересчитывал, некогда даже слюну проглотить: глаза его, устремленные на вымя, разгорались все больше.
Вот и усадьба. Он остановил буйволицу и кликнул детей.
Ни звука. Он позвал вторично, и опять никто не отозвался. Тогда Гвади с невинным видом, чуть прищурясь, огляделся по сторонам: поблизости никого не видно! Подумал, снова обернулся к джаргвали и громко крикнул:
— Эй, кто-нибудь! Идите-ка сюда!..
Молчание. Очевидно, мальчики еще не возвратились из школы.
Гвади некоторое время раздумывал, настороженно поглядывал по сторонам — нет ли кого поблизости.
Погладил буйволицу по ляжке и, понизив голос до шепота, ласково сказал:
— Иди, милая… сюда, сюда, чириме… И погнал ее во двор.
Несколько мгновений спустя Никора стояла под хурмой, невдалеке от джаргвали.
Пригодился наконец большой подойник. Гвади, присев на корточки, усердно доил буйволицу Гочи Саландия.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Гоча и Найя шли некоторое время молча. Гоча казался несколько спокойнее на вид, но внутри у него все кипело. Это чувствовалось даже в походке, упрямой и вызывающей.
Найя нетерпеливо ждала подходящей минуты, чтобы заговорить с отцом. Но минута эта все не наступала. Девушка волновалась: чем дальше уходили они от толпившихся на лужайке товарищей, тем сильнее разгоралась ее досада. Впрочем, сердилась она не столько на отца, сколько на Геру и на себя.
«Как же это случилось? Почему я послушалась Геру и побежала за отцом?»
Это было унизительно. Гера подвел ее.
«Ах, как неловко и стыдно! — думала она. — Не девчонка же я в самом деле…»
Найя до сих пор толком не знала, из-за чего отец затеял ссору. Гера второпях сказал что-то насчет Никоры, но, на взгляд Найи, повод был слишком пустячный: из-за буйволицы не стоило так шуметь. Ей очень хотелось расспросить обо всем отца.
Они уже приближались к селу. Найя решила взглянуть на отца, фигура которого, точно гора, возвышалась сбоку. Гоча шагал, не поворачивая головы, словно у него окостенела шея. Казалось, он не может оторвать глаз от какой-то точки, которая неудержимо влечет его к себе.
— Из-за чего ты перессорился со всеми, отец? — спросила наконец Найя робким, почтительным тоном.
Гоча притворился, будто не слышал вопроса.
— Нехорошо вышло, отец, — продолжала Найя еще тише. — Из-за чего все это? Пришлось им, такой уж выпал случай, запрячь Никору, чтоб пень перетащить…
Она поспешно добавила громче и тверже:
— Ясно, мы этого не оставим, им придется ответить…
Затем снова понизила голос:
— Только стоит ли из-за таких пустяков ссориться с товарищами?..
Гоча резко остановился и пренебрежительно взглянул на дочь.
— Ты что, учить меня вздумала? Молчала бы лучше! — огрызнулся он и ткнул пальцем в сторону дороги: «Иди!»
Это было уж слишком! Найя обиделась, но и на этот раз постаралась сдержаться. Однако начала отставать от отца. Прошли еще несколько шагов. Найя скрепя сердце снова спросила:
— Зачем тебе понадобилось тащить меня домой, отец? Не понимаю я этого…
— Дома поймешь, — все так же сердито оборвал Гоча и тем же повелительным жестом приказал дочери идти рядом.
Разговаривать больше не стоило. Найя решила отстать от отца и возвратиться к товарищам.
Однако, когда пришло время осуществить это намерение, почувствовала, что ей изменило мужество. Ноги несли не туда, куда ей хотелось. Казалось, какие-то цепи держат ее возле отца. Это был не страх, скорее — нерешительность. И причина этой нерешительности коренилась вовсе не в ней. Ей казалось, что от отца исходит непонятная сила, сковывающая ее по рукам и ногам. Почти с ненавистью глядела девушка на отца.
И было на что посмотреть! С какою стремительностью, с каким напряжением неслось вперед его громоздкое тело — не человек, а глыба, огромная, косная, неприступная! Эта стремительность говорила о суровой, непреклонной воле, которая всей своей первобытной мошью обрушилась на девушку, преградив ей путь к свободе.
Найя с недоумением отметила про себя эти отцовские черты и свое отношение к ним. Почему же она все-таки подчинилась его воле, хотя вовсе не хотела подчиняться?
Эти мысли только усиливали раздражение.
Найя и Гоча шли по улице. Соседи провожали их любопытными взглядами: почему отец и дочь оказались вместе в неурочное время? Почему у них такие странные лица?
Кое-кто из соседей подходил к плетню, чтобы перекинуться словечком с Гочей, но, уловив выражение его лица, люди предпочитали воздержаться от беседы.
Так отец и дочь проследовали по всей деревне.
Дома кроме хозяйки они застали Саломе, младшую сестру Гочи.
Саломе, жившая тут же, в Оркети, зашла проведать родичей. Женщины сидели на террасе старого дома и усердно лущили только что собранную фасоль.
Тасия, увидев мужа, тотчас почувствовала что-то неладное. Она кинула на золовку выразительный взгляд:
«Выручай, Саломе! Наверняка поссорились…»
Женщины оставили работу и пошли встречать хозяина. Саломе меньше других членов семьи боялась брата.
— Ты что, Гоча? Случилось что-нибудь? — спокойно спросила она.
Гоча направился к дому, даже не поздоровавшись с нею. Саломе уступила ему дорогу и обратилась к Найе:
— Что же ты глаз не кажешь, Найя, милая? Где пропадаешь, девочка? Неужели у тебя за день не найдется минутки свободной тетку навестить? Поди-ка сюда ко мне…
Саломе обняла и крепко поцеловала девушку.
— Не до тебя ей, сестра! Она с утра до ночи в поле болтается, а с ночи до утра на собраниях пропадает. Но больше этому не бывать. Не будь я Гоча, если не поставлю ее на место! — отозвался Гоча на ласковые слова сестры и затем, обратившись к жене, заговорил повышенным тоном: —Давно пора заняться девчонкой. Твоя забота! Говорит — не впутывай меня в эти дела. Что тебе нынче сказал тот человек?
Тасия решила отмолчаться.
Зато Саломе напустилась на Гочу:
— Да скажешь ли ты, наконец, что произошло? На девочке лица нет…
Гоча оставил без внимания слова сестры и, протянув руку по направлению к дому, повелительно крикнул дочери:
— Ступай! И не смей ни на шаг отлучаться!
Тасия и Саломе кинулись к Найе, увели ее на балкон, усадили на стул. А сами стали рядом, нахохлившись, точно наседки..
Гоча тяжело опустился на бревно, торчавшее из-под настила неподалеку от балкона. Закинув ногу на ногу, он надолго замолк. Затем заговорил тихонько, точно рассуждая сам с собою:
— Бог не дал мне сына… Надеялся — дочь подрастет, утешением будет. Училась, кончила семь классов. Обрадовался: ученые дети — родителям счастье, кто этого не знает. Любил, баловал сколько сил хватало. Да недолгой оказалась моя радость… Чуть подросла, объявила: я, видишь ли, комсомолка, и туда пойти надо и то сделать надо. Слова не сказал. Пускай, мол, тешится, от подруг не отстает. Вот когда горе мое пришло! О чем я думал, где была моя голова!.. Потом завела компанию со всякими Бигвами и меня же принялась учить. Докатились до нас колхозы, стала приставать — запишись да запишись, хотя бы против воли: заживем, видишь ли, богато! И эта женщина, — он ткнул пальцем в сторону Тасии, — туда же, за нею. Пристали в одну душу! И вот, сестрица, посмотри, до чего довели!
— До чего же они тебя довели? Как все, так и ты… Все мы в колхозе! Подумай хорошенько: разве в старые времена мог бы ты такой дом выстроить? Вот до чего они довели, милый, и ничего худого тебе не сделали, — мягко упрекнула его Саломе.
Гоча встал, широко расставил ноги и, подбоченившись, произнес:
— Ты, говорят, кулак, не полагается тебе ничего! И буйволица, говорят, не твоя! Взяли, даже не спросясь!
— Что ты говоришь?! — пронзительно вскрикнула Тасия.
— Не может этого быть, Гоча! Кто тебе поверит? Пошутил, верно, кто-нибудь? — возразила догадливая Саломе.
— Дочь — и та против меня пошла, опозорила совсем! — продолжал Гоча. — Все тут были: и Онисе, враль и пустобрех, и эти Бигвы, и она рядышком с ними. Едва увел… Нет, не прощу, ни за что не прощу! Хочет — не хочет, должна покориться…
Гоча прошелся несколько раз взад и вперед, затем вернулся к Найе и крикнул:
— Ни шагу со двора, слышишь?!
Тасии страсть как хотелось вмешаться, успокоить мужа, замолвить словечко за дочь, да не надеялась на себя. Вдруг напутает, а он разбушуется еще пуще. Тасия решила воспользоваться минутным затишьем, храбро погладила Найю по голове и ласково сказала:
— Слушайся отца, дочка… Разве другой кто научит уму-разуму? Товарищи, родная моя, совсем другое дело… — Убедившись в том, что слова ее не вызвали дурных последствий, она продолжала смелее: — Отец говорит: не уходи, дочка, никуда, — ты и не перечь. Ведь я тебя о том же просила, не правда ли? Посиди дома, займись собой, ты уже не девочка, замуж выходить пора. Многие на тебя заглядываются. Все спрашивают, где ты да что ты. И поговорить с тобой не прочь! Попробуй сыщи в Оркети другую такую, как ты! Тебе кое-кто сегодня подарок прислал. Хочешь — покажу? Замечательный подарок… Понравится… Обязательно понравится!
