Мишель Моран - Последняя принцесса Индии
– Уступите дорогу дивану! – кричал человек, пока наша процессия медленно двигалась вперед.
По улицам бродили свиньи, козы и коровы. Все так же, как в наши дни. Впрочем, на улицах было очень чисто. Диван сказал мне, что в Джханси улицы подметают три раза днем и один ночью. Вдоль нашего пути я заметила сотни каменных чаш, в которых росли красные и желтые цветы. А еще здесь было множество деревьев. Встречались и фруктовые, но больше всего было бутей, которые цвели красным и оранжевым цветом, ярким, словно закат солнца в сезон дождей. Шекспиру пришлось бы нелегко, попробуй он описать улицы Джханси моей юности. Уж слишком красивы они были. На узких улочках я увидела множество разнообразных лавчонок. Мой взгляд остановился на помещенной над окном вывеске, написанной голубой и золотистой красками: «Книги на хинди, маратхи, английском». Я ощущала себя тонким стебельком, что растет близ могучей священной фиги. Потрясающее зрелище, что ни говори.
Обезьяны, перепрыгивая с крыши на крышу, следовали за нашей процессией, рассчитывая, по-видимому, на угощение. За нами также увязались женщины, которые несли корзинки с шелками из Муршидабада, браслеты из раковин, изготовленные в Гоа, яркие ткани из Дакки.
– Всего одна рупия! – крикнула женщина, предлагая браслеты.
Я в изумлении отказалась, покачав головой. Что бы сказала моя бабка, если бы это увидела?
Проехав город, мы принялись взбираться вверх по склону к крепости раджи. Когда мы подъехали поближе, я увидела высокие крепостные стены, сложенные из гранита. В крепости было десять огромных ворот. Диван сказал мне, что они достаточно велики, чтобы через них прошел слон. Наша процессия подъехала к одним из них. Стражники в золотисто-красной одежде цветов Джханси немедленно расступились, пропуская наш кортеж. Мы, двигаясь гуськом, поехали по мощенной булыжником улочке. Затем диван поднял руку. Процессия остановилась перед величественным зданием, светлым и просторным, с высокими арочными окнами и широкими балконами, которые словно сошли с иллюстрации к сказке. Диван сказал, что это и есть Панч-Махал раджи. Теперь этот дворец станет моим домом.
Женщина, на целую голову выше меня, вышла из двери с серебряным подносом, на котором горела масляная лампа. Волосы ее были заплетены в тугую косу. На ней была красная ангаркха, самая поразительная из всех, которые мне доводилось видеть. Легкий шелк, прошитый местами золотой нитью, делал ее одежду очень удобной при такой жаре.
Диван слез с лошади и знаком дал понять, чтобы я сделала то же самое.
– Эта девушка, – представил меня диван, – Сита Бхосале из Барва-Сагара.
Высокая женщина выступила вперед и поклонилась в пояс. Затем она обвела мою голову круговым движением с зажатым в руке подносом, макнула большой палец в маленькую емкость с кашицей из древесины сандалового дерева и нанесла на мой лоб знак – тилак. После этого она несколько секунд стояла, всматриваясь в мое лицо. В уголках ее глаз лучились морщинки. В толстой косе виднелись седые волосы. Я заметила мускулы у нее на руках. В золотистом оттенке ее глаз, во всей фигуре ощущалось что-то кошачье. Поставив поднос, она повернула голову к дивану, который стоял, держа в руках свой желтый тюрбан, который он успел снять.
– Благодарю вас, диван, за то, что нашли новую воительницу. Рани хотела бы ее увидеть, но прежде, полагаю, девушке надо немного отдохнуть с дороги.
– Передайте Ее Высочеству мое нижайшее почтение, – поклонившись, произнес диван.
Пожелав мне удачи, он и его люди уехали. Только после этого женщина с кошачьими глазами представилась. Ее звали Сундари. Она возглавляла дурга-дал. Она предупредила, чтобы я не называла своих новых товарок «диди», как я привыкла обращаться ко всем уважаемым женщинам у себя в деревне. Мне следует называть их по именам. Единственным исключением является рани. К ней следует обращаться Ее Высочество, хотя супруг называет ее Лакшми, а друзья детства, Тантия Топи[44] и Нана Сагиб[45], зовут ее Ману.
– Тантия Топи – сын знатного вельможи, – сообщила Сундари. – Он является военачальником Сагиба и пользуется полным доверием.
Отец Сагиба был пешвой Баджи Рао[46], чей трон в свое время захватили британцы.
– Мы кланяемся, приветствуя рани по утрам. То же самое мы проделываем по вечерам, когда оставляем Ее Высочество в ее покоях. Сейчас рани на четвертом месяце беременности. Большую часть дня она спит, но утром и вечером ожидает, что мы будем ее развлекать. Ты должна знать, что рани терпеть не может глупость. Ей двадцать три года, и Ее Высочество весьма практичная женщина. Отец воспитал ее как сына, и рани очень любит играть в шахматы.
Я почувствовала, что бледнею.
– Ты, должно быть, умная девушка, – продолжала тем временем Сундари. – В противном случае диван не привез бы тебя из деревни. У нас тут только одна деревенская. Зовут ее Джхалкари. Она на хорошем счету у рани. Надеюсь, ты окажешься не хуже. Рани без колебания удаляет от себя тех, кого считает недостойными.
– Я не подведу, – произнесла я.
Сундари вошла в прохладу дворца, и я последовала за ней. Двое стражей поклонились сначала ей, затем мне. Прежде ни один мужчина никогда мне не кланялся. Каждый сделанный мною шаг означал мое вступление в новый мир. Я начинала жить новой жизнью.
Сундари разулась, сняв свои вышитые джути. Я последовала ее примеру. Двое слуг положили нашу обувь в продолговатый шкаф. Если я проживу на свете лет сто, то даже тогда не забуду чувство, которое охватило меня, когда я впервые ступила на плюшевый ковер, а затем последовала за Сундари по богато украшенным коридорам дворца, сплошь застеленным великолепными коврами. Даже у самых больших богачей в нашей деревне не было ковров.
Мы прошли мимо нескольких дверных проемов, завешенных легкими длинными полотнищами материи, слегка развевавшимися на сквозняке. За ними я могла различить мужчин: одни разговаривали, другие о чем-то оживленно спорили. Я слышала, как люди говорят о Сварге, райском месте, отличавшемся бесподобными красотами. Панч-Махал представлял собой воистину грандиозное зрелище. В палатах дворца пахло жасмином. Из арочных окон открывался вид на цветущие сады раджи. Мне казалось, что Сварга должна выглядеть примерно так.
Когда мы добрались до конца длинного коридора, там оказались ступеньки лестницы, ведущей наверх.
– Раджа живет на втором этаже, – принялась рассказывать Сундари. – Дурбар, где собираются гости и вельможи двора, – на четвертом. Рани после дневного сна всегда чтит своим присутствием дурбар. Сейчас она спит, а потому потратим это время на знакомство с дворцом.
Сундари остановилась перед широким дверным проемом, завешенным просвечивающейся тканью. Здесь в ярком свете, льющемся из ближайшего окна, серебристые пряди в ее волосах казались молочно-белыми, словно кто-то взял мел и провел тонкие линии у нее на голове.
– Ты являешься десятой воительницей дурга-дала Ее Высочества, – произнесла женщина прежде, чем мы вошли. – Следовательно, есть еще восемь женщин, весьма талантливых в нашем деле. Они надеются со временем занять мое место. Служанки, нас ожидающие, в свое время тоже были членами дурга-дала. Теперь они ушли на покой. Тебе следует вести себя с ними соответствующим образом, ибо тебя ожидает такая же судьба. Ни одна из нас не может быть уверенной, что ей уготована долгая служба телохранительницей, поэтому будь рассудительна, общаясь с женщинами в этой комнате. Диван говорил, у тебя есть сестра…
– Да.
– Она тоже хочет стать дургаваси?
– Нет. Все, что я здесь заработаю, я собираюсь откладывать сестре на приданое. Ей девять лет. Семья хочет выдать ее замуж.
Брови Сундари взмыли вверх подобно двум испуганным птицам.
– Чтобы собрать деньги на приданое, осталось очень мало времени.
Женщина протянула руку и отвела в сторону занавесь. Мы вошли в огромное помещение. Ничего более просторного я в своей жизни не видела. Потолок покрывала резьба по дереву. Окрашен он был в золото, а вот стены, на вид очень гладкие, сверкали, словно отполированная скорлупа яиц. Посередине мелодично журчал фонтан, а вокруг него было разложено не меньше дюжины желтых подушек, на которых восседали женщины в элегантных ангаркхах. Таких пышных нарядов мне тоже не доводилось видеть. Вместо простых одеяний длиной до колен, вроде той ангаркхи, что была на мне, эти женщины красовались в свободных одеждах из шелка, тщательно завязанных на талии поясами. От меня пахло пылью и лошадьми, от них – жасмином и розами. При виде нас они поднялись со своих мест. Их было семеро.
Сундари, по-видимому, тоже посчитала. Лицо ее нахмурилось.
– Где Кахини?
– В саду, – сказала самая низенькая из девушек.
У нее было округлое, светящееся, словно жемчужина, лицо. Одета она была в красивую золотисто-фиолетовую ангаркху.
