Гарри Табачник - Последние хозяева Кремля
Горбачев успокаивает, доказывая, что рост политической активности в стране — результат его политики и именно в этом ее и цель.
— Не следует впадать в панику, — говорит он, выступая во время забастовки шахтеров в июле 1989 г. — Мы сами вызвали этот процесс к жизни.
Не исключено, что он делает ставку на рост политической активности и ведет рискованную игру, пытаясь сдвинуть экономику с мертвой точки, направляя гнев бастующих рабочих на бюрократов. Мао в свое время на них спустил хунвейбинов. К чему это привело — известно.
Новый журнал „Совершенно секретно”, выход первого номера которого приветствовался самим Горбачевым, публикует отрывки из доклада комиссии Уоррена об убийстве Д. Кеннеди. В интервью „Нью-Йорк тайме” издатель журнала, автор детективов воспевающих подвиги советских чекистов и милиционеров Ю. Семенов намекает, что ему известно то, что не известно другим, что обнародовать это он пока не может, т. к. это „совершенно секретно”, но дает понять, что отрывки из доклада комиссии Уоррена были напечатаны неспроста, а как предупреждение о том, что маньяки есть и в его стране и что они так же хотели бы покончить и с Горбачевым, как покончили с Кеннеди. А в американской печати примерно в то же время появляется воспринятое многими как курьез упоминание имени бывшего афганского командующего генерала Громова как возможного кандидата в советские Наполеоны. Впервые на улицах советских городов появляются лозунги: „Долой КГБ!” В Свердловской области вспыхивают беспорядки. На сей раз с ними сумели справиться и убитых было всего три человека.
Пушкинская площадь Москвы превратилась в местный Гайд-парк, шумящий демонстрациями и митингами, призывающими покончить с существующим в стране режимом. Власти принимают ответные меры. В Москве постоянно задерживаются милицией распространители независимых изданий, в Ровно переодетые в штатское милиционеры громят стенд с материалами конференции Ровенского правления Народного фронта Украины. В Орле за сбор подписей под обращением Мемориала задерживают. В Риге, открыв дверь своим ключом, сотрудники органов проводят обыск на квартире одного из членов группы „Хельсинки-86”. В Ленинграде милиция избивает участников демонстрации на Невском проспекте. В Свердловске арестовывают журналиста Сергея Кузнецова. Подвергнувшись, как в „доброе старое время”, избиениям, угрозам психиатрической расправы, получая отказы в медицинской помощи, он заключает, что „резиновые дубинки и наручники по-прежнему являются неотразимым аргументом властей в споре с политической оппозицией, а концентрационные лагеря... пыточное следствие, полицейское беззаконие и судебный произвол — незаменимым средством устранения неугодных и перевоспитания инакомыслящих”.
Хотя армия и внутренние войска по-прежнему находятся в распоряжении властей, стопроцентной уверенности в том, что они окажутся послушными, нет. Опрос в Невском районе Ленинграда показал, что перед выборами в Верховный Совет офицеры в наибольшей степени, в сравнении с другими группами населения, были настроены против официального кандидата — первого секретаря обкома Ю. Соловьева, позднее потерпевшего поражение на выборах.
Опять со всей остротой вставал все тот же вечный российский вопрос: „Что сделать? Как спасти экономику?”
„Немедленно и в значительном объеме сократить военный бюджет, используя золотой запас, провести массовые закупки товаров и продовольствия за рубежом, что позволит ввести в оборот накопившиеся у населения огромные денежные суммы; устранить контроль над ценами и государственные субсидии на производство товаров; передать землю крестьянам, способствовать росту значительного частного сектора”, — такой рецепт оздоровления советской экономики предлагали осенью 1989 года американские экономисты, полностью опровергая еще одного апологета коммунистической системы Лауреата Нобелевской премии по экономике П. Самуэльсона, который за четыре года до того пришел к выводу, что советское планирование — это „мощный мотор экономического роста”.
К созданию экономики, включающей все формы собственности, допускающей и владение частными лицами средствами производства, тем самым отвергая марксистскую догму, призвала и межрегиональная группа депутатов Верховного Совета. Входящий в нее депутат С. Станкевич, с которым я разговаривал в редакции „Аргументов и фактов” в ноябре 1989 года, выразил убеждение, что не все еще потеряно, и если проявить политическую смелость и волю и дать новый старт перестройке, можно найти выход. Но те, от кого ждали этих смелых шагов, на них решиться все никак не могли.
Как заметил Р. Перл, в Кремле „по-прежнему уповали на то, что Америка спасет своими деньгами перестройку. „Советский Союз на краю пропасти, — бьет тревогу Ельцин. — Если его не спасут, будет катастрофа”.
Такие призывы к помощи из-за границы, упование на нее как на единственное средство спасения, порождали неоправданные надежды и усиливали убеждение в собственной неполноценности, неспособности решить свои проблемы самостоятельно, а только с помощью иноземных варягов, убивали инициативу. Вопреки многолетнему утверждению зарубежных солидаристов о том, что „Запад нам не поможет и на него рассчитывать нечего”, в Советском Союзе только и было разговоров о том, что только „Запад нам поможет”. „Это опасное для национально-государственной жизни заблуждение рождается в недрах потребительской психологии”, — отмечает доктор философии Э. Володин.
Горбачев продолжает балансировать. Осенью 1989 года создается впечатление, что он не только опасается двигаться вперед по пути реформ, но и отступает перед давлением консерваторов, чувствующих крепнущую поддержку населения. Он никак не мог решить, как сказал один из депутатов Верховного Совета, остаться ли ему с партаппаратом или пойти вместе с народом. К этому времени в Верховном Совете происходит размежевание сил.
Образованная депутатами из разных краев страны Межрегиональная группа предлагает программу перехода к полной парламентской демократии, создание независимых профсоюзов, осуществление права на свободу слова и собраний. Всего два голоса не хватило межрегиональникам на заседании Верховного Совета 13 ноября, чтобы включить в повестку дня предстоящей сессии съезда народных депутатов вопрос об отмене статьи 6-й конституции, закрепляющей ведущую и руководящую роль КПСС.
Если бы Горбачев действительно стремился к последовательному и постоянному изменению системы, то теперь ему уже было на кого опереться. Теперь на пятом году перестройки ему незачем было искать опоры в дискредитированной партии. Разумеется, ликвидация, по венгерскому образцу, партии, за семьдесят с лишним лет вросшей в структуру общества, вызвала бы дополнительный хаос. Но и без устранения препятствующей проведению реформ партии о выходе из существующего хаоса нечего было и думать.
Однако привыкшие к предсказуемости завтрашнего дня и забывшие о непредсказуемости сталинских времен, когда утром неизвестно было, кто будет объявлен врагом в вечеру, массы далеки были от понимания этого. Происходящее многими воспринималось не как неизбежное следствие просыпающейся после многолетней спячки страны, а как пролог к анархии. Это одно из противоречий русского характера, не терпящего какого-либо порядка, отвергающего как чисто западный, основанный „на законности чисто формальной... и справедливости внешней”, легалистский подход к решению спорных проблем, и в то же время всячески стремящегося к порядку, к установлению твердой власти. „Анархии сколько угодно, и деспотизм — всегда”, — писал когда-то маркиз Гобино, предпочитавший деспотизму блуз деспотизм в расшитом мундире.
Возникший в это время объединенный фронт трудящихся России напоминал и о возможном деспотизме блуз и выражал чаяния жаждущих порядка. На его учредительном съезде 8—9 сентября 1989 г. в Свердловске была принята программа, явно враждебная экономическим реформам, выступающая против частной и кооперативной собственности и требующая освобождения общества от „социалистических миллионеров”, которых, как утверждают лидеры фронта, в стране было 100 тысяч и которые кутят в ресторанах, тогда как „дети рабочих не имеют даже молока”. Однако в той же программе фронта утверждалась необходимость „повышения готовности вооруженных сил, отпор нападкам на всеобщую воинскую повинность...”
По-видимому, руководители фронта никакой связи между молоком и пушками не усматривали. По-прежнему используя марксистскую фразеологию, ныне избегаемую советской прессой, они объявляют перестройку выдумкой буржуазии, находя главных врагов в так называемых либералах, которые, как писал в „Правде” лидер фронта В. Ярин, „представляют интересы новой буржуазии, карабкающейся к власти”.
