Фау-2 (ЛП) - Харрис Роберт

Он положил трубку:

— Только что сообщили из Стэнмора. Очередная Фау-2 попала на северо-восток Лондона. Уже девятая за день...

Он посмотрел на неё. Потом — в окно.

— Ладно. Я поговорю с Лесом.

— Спасибо.

Когда она дошла до двери, он сказал:

— Береги себя, Кэй.

Телефон снова зазвонил.

— Темплтон. Добрый вечер, сэр…

Она тихо закрыла за собой дверь.

7

После двадцати часов на боевом дежурстве Граф уже потерял ощущение времени. Его мир сузился до испытательных стендов и грузовиков управления стрельбой, запаха высокооктанового топлива и сырой растительности, безмолвия леса, прерываемого разрывным ревом запусков. Иногда ему удавалось уединиться в кабине пустого грузовика, или — как сейчас — на груде старых брезентовых тентов в углу палатки, и вздремнуть пару минут, но не проходило и мгновения, как голос прерывал сон:

— Доктор Граф! Готовы к запуску на позицию семьдесят два!

Он открыл глаза и увидел наклонённую над ним фигуру военнослужащего вермахта на мотоцикле.

— Который час?

— Ровно без десяти девять, доктор.

— Утро или ночь?

— Ночь.

— Ночь, конечно… — Он поднялся и поспешил вслед за солдатом из палатки на освещённую площадку.

Под деревьями, в тени, технические войска с налобными фонарями и карманными лампами трудились, как нибелунги. Столько движения! Темнота была наполнена их загадочными ударами молотков и криками. Рёв моторов сопровождался непрерывным, монотонным гудением генераторов. В одной из палаток, с распахнутыми створками, двое техников склонились над ракетой, соединённой кабелями с монитором. Далее по пути другой ракете прикручивали головной обтекатель к корпусу; цилиндрический фанерный чехол, ранее защищавший боеголовку, двое солдат уносили в сторону. Две ракеты не прошли диагностические испытания и теперь их прицепляли к тракторам, чтобы отправить обратно в ремонтную мастерскую в Схевенингене. Остальные ждали своей очереди на проверку, припаркованные на трейлерах вдоль дороги. Крупные мобильные подъёмники — мейллервагены [1] — сновали туда-сюда между складом и стартовыми позициями, взрывая и без того грязную землю. Как только ракету устанавливали на пусковой стол, к ней устремлялись автоцистерны и заправщики, чтобы начать заправку, а после завершения проверки мейллерваген возвращался на склад за следующей.

Граф запрыгнул в коляску мотоцикла, вытянул ноги и вцепился в поручни. Мотоциклист прищурился, опустил защитные очки и завёл мотор. Они вырвались на дорогу, вибрируя по грязи.

Позиция № 72 была одна из самых удалённых от технического склада — за трассой Дуиндигт, в лесочке у Вассенаара, почти у моря. Мотоцикл мчал по шоссе, свернул налево, проехал через КПП. В свете фары мелькали железные ворота пустых вилл; дома становились реже, они пересекли поле и снова оказались в лесу. Воздух был чище, и Граф чувствовал, как в нём просыпается энергия. Они остановились.

Ракета, стоящая в одиночестве на пусковом столе, с трудом различалась в темноте. Коричнево-зелёные полосы камуфляжа размывали её чёткие очертания среди елей. Граф осветил её фонариком — от рулевых стабилизаторов вверх к отсеку управления, затем вдоль пуповинного кабеля к электроопоре и снова вниз. В стремлении запустить дюжину ракет за один день техники, как он был уверен, торопились с проверками. Пуск задержался из-за очередной поломки трансформатора. Деталь заменили. Но нельзя было с уверенностью сказать, что авионика функционирует нормально. Всё же, что он мог сделать? Он повернулся к вагону управления запуском и поднял руку. В 21:05, в десятый раз за это воскресенье, тревожный клаксон взвыл по лесу, подобно охотничьему рогу.

Он направил луч фонаря под ноги и пробрался через подлесок к щелевым окопам, где укрывался расчёт запуска. Бойцы подвинулись, уступая ему место. Он спрыгнул вниз и снова направил свет в сторону Фау-2, проверяя её ещё раз, хотя знал, что это бессмысленно. Над лесной подстилкой поднимался лёгкий туман, неся аромат сырой земли и гниющей листвы. Из него возникла человеческая фигура — словно пробиралась сквозь воду. Весёлый голос сказал: «Освободите место, доктор!», и лейтенант Зайдель, командир второго батальона, тяжело соскользнул в окоп рядом с ним.

— Вы звучите довольным.

— Штурмшарфюрер Бивак доволен. Значит, и полковник доволен. Значит, и я доволен. А значит, и вам пора быть довольным.

— Я никогда не бываю доволен перед запуском.

— И после тоже, насколько я могу судить.

Из громкоговорителя начался отсчёт. Граф напрягся.

Сначала — ослепительный свет, озаривший лес. Затем — жаркий порыв ветра, обжёгший лицо. Ветви, листья и комья земли закружились в воздухе, шлёпаясь в окоп. Он пригнулся, закрыл голову руками и почувствовал, как по спине и плечам забарабанил дождь из мусора. Ни слышать, ни думать он больше не мог — только рокот ракеты. Земля дрожала. Рёв сменился более низким гулом. С пронзительным воем ракета сорвалась вверх. Люди тут же поднялись, чтобы наблюдать — Граф тоже. По инструкции это было запрещено — нельзя было подниматься из укрытия до сигнала отбоя, но никто не соблюдал правила. Он на мгновение оглядел окоп: в багровом свете выхлопа их поднятые лица казались смягчёнными каким-то детским изумлением. Затем свет внезапно погас, и лес стал темнее, чем прежде.

— Десять вышли, — спокойно сказал Зайдель. — Осталось двое.

— Он правда хочет запустить все двенадцать?

— Обещал Биваку. — Зайдель взглянул на часы. — Но до следующего ещё добежать надо — батальон Штока ещё не начал заправлять. Признаю, это подвиг. Ты ожидал столько ракет за день?

— Честно говоря? Я не ожидал ни одной.

Граф выбрался из окопа и отряхнул пальто от земли. Осторожно пробираясь сквозь кустарник, он вернулся к пусковой площадке. Смрад сгоревшего топлива вызывал тошноту. В зарослях кое-где тлела трава. Маленькие язычки огня, ползущие по плющу, он гасил каблуком. Его охватила волна отвращения к самому себе. Он пересёк поляну, вышел на другую сторону и направился по тропе в лес. Как только оказался на достаточном расстоянии, остановился, закурил и посмотрел на дрожащие руки. Лишь после нескольких глубоких затяжек никотин немного утихомирил нервы. Он огляделся. Вечер был холодным и тихим, воздух пронизывал аромат сосны, а луны хватало лишь на то, чтобы вырезать силуэты верхушек деревьев на фоне неба. Позади взвод уже начал разбирать стартовую площадку.

Он прислушался к тишине. Откуда-то неподалёку донёсся лёгкий шелест, неясный шум. Поддавшись порыву, он пошёл в ту сторону, осторожно ступая по тропинке. Шорох усиливался, лес редел, и вскоре он взбирался по песчаным дюнам, ботинки вязли в рыхлой земле. Он продолжал подниматься к вершине.

Доступ к пляжу преграждала проволочная заграждение, густо обмотанное колючкой. На ней болтался щит с черепом и костями: Achtung! Minen! Отлив обнажил широкую, ровную полосу песка. В лунном свете поблёскивали мелкие лужи. Ряды наклонённых металлических кольев, предназначенных для сдерживания вражеских десантных судов, отбрасывали острые тени. Вдали, в море, волны образовывали мягкие светящиеся линии.

Он сел на одну из травянистых дюн и закурил ещё одну сигарету. Прошлое, столь долго и успешно удерживаемое на расстоянии, хлынуло на берег навстречу ему.

Последние десять лет своей жизни я провёл у моря, подумал он, всегда с запахом сосны в ноздрях и привкусом соли во рту, слушая крики чаек и вглядываясь в это бескрайнее небо.

Они выехали в колонне грузовиков и легковых машин из Куммерсдорфа чуть до рассвета. Это было в первый раз: декабрь 1934 года. Так что да — прошло почти ровно десять лет. Граф вспомнил, как сидел в кабине головного грузовика, зажатый между водителем и фон Брауном. В ящиках за их спинами лежали две маленькие ракеты длиной всего 160 сантиметров, официально называвшиеся «Агрегат-2», но прозванные в команде Макс и Мориц — в честь двух озорных мальчишек из книжек, которые все они читали в детстве. Эти ракеты были слишком мощны для первых испытаний где-нибудь рядом с населёнными пунктами, и их пришлось везти к морю. Сплошное приключение! Даже зимой вся экспедиция воспринималась как некое подобие отпуска.