Афонсо Шмидт - Поход
Антонио Пасиенсия под своей настоящей фамилией жил только в Сан-Пауло; во время же своих поездок он пользовался распространенными именами, как, например, Жука, Шико, прячась за которыми чувствовал себя в относительной безопасности, ибо слава о нем бежала по свету и ему Уже не раз предсказывали хороший заряд в спину. Не он один – все каиафы носили простейшие подпольные клички, чтобы их было труднее опознать.
Антонио Пасиенсия был всецело предан делу освобождения и отдал ему все. Будучи подрядчиком на общественных работах, он жил спокойной, обеспеченной жизнью. Но, вдохновившись идеей освобождения рабов, мало-помалу отдался пропаганде; кончилось это тем, что он потерял все свое состояние. «Время и деньги, которые он потратил на дело освобождения негров, привели его к нищете».
Таков был этот простой и спокойный человек, который стоял сейчас перед Антонио Бенто, возможно, отчитываясь в своем последнем подвиге. После дружеского разговора, во время которого он вертел в руках шляпу, Антонио Пасиенсия молча вышел, словно отправился за угол выполнить какое-нибудь пустяковое поручение. Дона Лу, которая хорошо его знала, не могла удержаться от улыбки, видя его столь флегматичным: ей было известно, какого рода задания ему доверялись.
– Добрый день, Фелисберто! – обратился Бенто к человеку в грубой одежде с красными от глины руками и заговорил с ним вполголоса.
Дона Лу рассказала Лаэрте, кто этот человек. Он был хозяином кирпичного завода на дороге в Ипирангу. Его предприятие, по существу, представляло собой лагерь для беглых рабов. Негры ходили там с листом жести на спине, висевшим подобно плащу. Этот лист был им очень полезен: защищал от дождя, а иногда служил постелью.
После того как Фелисберто распрощался, вошел другой каиафа – один из представителей местной интеллигенции, – звали его Иполито да Силва. Антонио Бенто горячо обнял его.
– Что нового, Иполито?
– Два важных факта, которые, если сочтешь нужным, можешь предать гласности через «Реденсан»… Хочешь узнать, в чем дело? – И, не дожидаясь ответа, принялся рассказывать громким голосом, так, чтобы все его слышали…
* * *Одна помещица с Запада, приехав по делам в Сан-Пауло, привезла с собой двух рабынь-мулаток: она опасалась, что, если оставит их дома, тамошние каиафы за время ее отсутствия совратят рабынь с пути истинного, то есть попытаются их освободить. Когда поезд подошел к вокзалу Луз, какой-то каиафа в сутолоке сумел похитить одну из мулаток. Он отвел девушку к своим родным, где ей было оказано гостеприимство. Помещица подняла крик, вызвала полицейского агента Жануарио. Он не заставил себя ждать и появился в своей широкополой шляпе, со своей знаменитой тростью весом в три кило, но ничем не мог помочь, кроме совета: немедля обратиться с жалобой к начальнику полиции.
Тогда помещица отправилась в полицейское управление. Кабинет начальника, как вам известно, расположен на верхнем этаже. Просители обычно целыми часами дожидаются в приемной.
Помещица с другой рабыней вошла в приемную, чиновник для поручений пошел доложить шефу, и через несколько минут начальник полиции пригласил просительницу в кабинет. Невольницу сеньора оставила в приемной. Немного погодя вошел чиновник и сказал мулатке, что хозяйка ожидает ее на улице. Невольница спустилась вниз. У двери она нашла шарабан; извозчиком был Касапава. Он велел ей сесть рядом с собой и покатил.
Когда помещица вышла из кабинета, заручившись обещанием начальника полиции заняться ее делом, она в изумлении и бешенстве обнаружила, что и вторая невольница сбежала…
– Ну, а другой факт? – спросил Антонио Бенто.
– Вот он… Одного беглого негра задержали и посадили в тюрьму с тем, чтобы передать хозяину, если тот за ним явится. Этому негру не везло. Он уже трижды пытался бежать, но каждый раз попадался в руки лесным капитанам.
На другой день на рассвете арестованного забрали из тюрьмы и связанного, под конвоем двух лесных капитанов препроводили в Бом-Ретиро для отправки в Агуа-Бранка, опасаясь, как бы в Сан-Пауло его не выкрали неутомимые каиафы.
Однако наши друзья узнали об этом плане и подстерегли путешественников у вокзала. При неясном свете туманного утра послышались выстрелы, началась беготня, лесные капитаны пустились наутек, а брошенного ими негра каиафы взяли под свое покровительство.
И вот на другой день первым поездом на Рио-де-Жанейро в столицу отправился черный-пречерный падре, закутанный в широчайшую сутану…
Пассажир доехал благополучно. На вокзале Дон-Педро его встретили двое юношей с белыми камелиями в петлицах. То был условный знак, но, кроме него, требовался еще н пароль. Падре вспомнил, чему его научили, и пробормотал:
– Раул…
Незнакомцы ответили:
– Серпа.
Знакомство состоялось – это были друзья. Негр мог безбоязненно следовать за ними. И все. трое исчезли на оживленных улицах столицы. Но пассажиры, совершившие путешествие вместе с черным падре, могли заметить два странных обстоятельства: во-первых, священник в течение двенадцати часов пути не спускал глаз с молитвенника и, во-вторых, что было самым нелепым, держал молитвенник вверх ногами…
Присутствующие хохотали до упаду…
* * *А люди все приходили. Поэтому, как только Иполито да Силва распрощался, Лу подошла к Антонио Бенто, поздоровалась и представила ему Лаэрте, который по обыкновению сконфузился и не знал, как себя держать.
– Сеньор Антонио Бенто, я вам привела еще одного бишо…
Староста братства приветливо улыбнулся.
– Для религии или для дела освобождения?
– Я работаю только для освобождения. – Дона Лу показала свои мелкие зубки.
Антонио Бенто растроганно обнял Лаэрте:
– Здесь настоящее место для юноши. Займи свой пост. Им не удалось больше поговорить: помещение братства понемногу заполнилось людьми, среди которых было немало видных политических деятелей. Поэтому условились встретиться в тот же вечер на квартире у одного аболициониста.
Быть принятым в этой среде считалось честью, но для этого не требовалось блестящего титула, состояния или даже культуры. В эту дверь стучался всякий, кто лелеял великую мечту и душой и телом посвятил себя самому прекрасному идеалу эпохи. Здесь встречались аболиционисты, представлявшие все классы общества – люди со средствами и бедняки, люди разных религиозных верований и самых различных политических взглядов, нередко прямо противоположных друг другу, – и всех их роднило одно стремление. Либералы, как адмирал Жасегуаи, консерваторы, как адвокат Пенафорте Мендес де Алмейда, священники, как каноник Баррос, коммивояжеры, как Арзила, студенты, как Фелинто Лопес, торговые служащие, как Селестино Азеведо и Аугусто Филигрет, и даже полицейские чиновники, как помощник инспектора Каскан, – все эти люди, столь различные по своим воззрениям, были охвачены одним помыслом: искоренить рабство в Бразилии.
Лаэрте знал об этом – дона Лу рассказывала ему подробности кампании, насыщенной героическими эпизодами борьбы каиаф – студентов, извозчиков, негров, получивших свободу, и даже торговцев. Она, между прочим, рассказала своему новому знакомому об одном случае из истории освободительного движения, относящемся еще ко временам великого Луиса Гамы.
Постоянным товарищем Луиса Гамы был адвокат Педро Консидерасоэнс. Его так прозвали потому, что он любил без конца разглагольствовать по поводу самого простого дела;[38] его комментариям и замечаниям не было конца. Но в суде он оказывался незаменимым, внушая страх рабовладельцам. Другой адвокат, немало помогавший Луису Гаме, Албино Соарес Байран, был богаче Педро или, вернее, менее беден. Утверждали, что он совладелец какого-то магазина головных уборов. Однажды Луису Гаме понадобилось десять мильрейсов – ему не хватало этой суммы для выкупа невольника. Он велел одному из своих помощников найти обоих адвокатов. Тот отыскал Байрана и попросил у него десять мильрейсов для Луиса Гамы. Байран почесал затылок.
– Послушай, у меня только пять, и то на завтрак…
– Давай их сюда. Завтрак оплачу я.
Так Луис Гама собрал деньги и сумел освободить негра.
– И адвокаты в тот день не завтракали? – спросил Лаэрте.
– Завтракали, но в долг.
Оба рассмеялись.
– Вот как у нас делается… – добавила дона Лу.
Закончив дела в братстве, Антонио Бенто спустился по лестнице в типографию «Реденсан», занимавшую нижний этаж здания. Здесь он застал несколько аболиционистов, обсуждавших только что полученное из провинции сообщение о новых зверствах фазендейро. Неподалеку от столицы один из самых закоренелых рабовладельцев подверг негра ужасной пытке. Острием перочинного ножа он вырезал на его ладонях кровавые кресты. Затем обмотал шею негра цепью и подвесил его на балке кровли. Длину цепи фазендейро рассчитал так, что невольник был вынужден все время стоять на цыпочках, чтобы не задохнуться. Всякий раз, как усталость одолевала невольника, железная цепь впивалась ему в горло; тогда он в предсмертном усилии со стоном выпрямлялся и хватался за цепь обагренными кровью руками. Эта пытка длилась несколько дней и закончилась лишь тогда, когда об этом стало известно всему городу и сердобольные люди попытались вступиться за негра. Фазендейро внял их просьбам и вытащил невольника из железной петли. Но негр, закатив глаза, только расхохотался, чем немало напугал собравшихся.
