Эустахий Чекальский - ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ
Пожалуй, довольно, чтобы дать тебе понятие об успехе нашего Генричка. В Петербурге говорят о революции в Париже. Об уличных боях. Но об этом я тебе расскажу во время встречи. Цена франка чрезвычайно упала. Как хорошо, что наши сбережение мы держим в золотых рублях… Мы уезжаем в Ревель, Ригу, Дерпт и Митаву. Таким образом, возвращение нам не только ничего не будет стоить, но еще и кое-что заработаем. Заботится ли Марыся о детях и о твоем обеде?
Твоя тоскующая Регина.
* * *
Дорогой Тадеуш! Мой милый муженек!
Кажется, что из нашей поездки в ближайшем будущем и даже в начале учебного года ничего не выйдет. Мы были в Ревеле. Это портовый город на Балтийском море, полный очарования. Старинные стены, крепостные ворота, готические костелы, люди сдержаны и неразговорчивы. И здесь много поляков. Концерт земляка — вот они и пришли, принесли цветы, приглашают в свои дома. Отказать им трудно, они так любезны! Столетний старичок Грохольский угощал нас черешнями из своей оранжереи. Он расспрашивал о Колонтае, Сташице, князе Любецком, Эльснере, Курпиньском и не верит газетным известиям. Благодушный старичок говорит: «Эх, моя милая! Они все лгут. В Ревель приходят корабли: английские, немецкие, датские, шведские, голландские, французские; случается поговорить с просвещенными людьми. Польша была и снова будет! Французский народ требует объявления войны России для освобождения Польши. Это было 15 мая. Моя дорогая! Тогда же некий Барбе захватил парижскую ратушу и объявил независимость Польши. Вот как обстоят дела», — шепчет столетний Грохольский. Польский вопрос стоит ныне на первом плане борьбы народов в Европе.
На Ревельском концерте Генек как всегда играл волнующе и господин Тимошенко удовлетворенно потирал руки — билеты были распроданы. Может, я плохо делаю, что пишу о Грохольском, но теперь везде говорят о движении в Германии, Венгрии, Италии и Австрии.
* * *
…генеральша, баронесса Анжелика де Рэнне, урожденная Иодко, после рижского концерта Генека была по отношению к нам столь гостеприимна, что мне пришлось принять ее приглашение в имение около Пленена. Имение находится на берегу Балтийского моря. Это прежнее герцогство Курляндское. Еще во времена Станислава Августа это герцогство граничило с Речью Посполитой. Население — латыши. Здесь много польских имений. Надо здесь быть чтобы понять энтузиазм, господствующий в концертных залах Митавы, Дерпта. Аплодисменты, цветы, приглашения к Вейссенгофам, Тизенгаузенам, Гильсенам, Платерам. Генек очень плохо выглядит— ему бы пригодился морской воздух. Баронесса де Рэнне упрашивает провести лето в Пленен. Врачи тем более…
* * *
Баронесса Иодко де Рэнне сказала о Генеке так:
— Он нас покорил своим оригинальным талантом. Он сыграл нам романс своего сочинения, который вызвал у нас слезы. Мы с его матерью играли пьесу Бетховена в четыре руки, а он внезапно схватил свою скрипку и, шагая по комнате, божественно аккомпанировал. В Пленен наш сын играл два раза в переполненном зале в пользу бедных. Баронесса одолжила свой рояль. Элегия Эрнста, фантазия Арто, собственные сочинения нашего Генека глубоко взволновали слушателей. Баронесса назвала смычок Генека волшебным. „Son céleste archet fut balsam pour mon âme…" [14] Она повторяла это несколько раз и заявила, что ее дочь, баронесса Бэр написала стихи в альбом Генека.
* * *
Генек написал ноктюрн… dédié à Madame la Générale de Roenne. Souvenir de reconnaissance pour I'accueil bienveillant, que Madame la Générale а bien volulu m'accorder, par son très humble serviteur Henri Wieniawski… [15]
Дорогой муж!
Наконец-то мы возвращаемся в Люблин. По дороге мы остановились в Вильно. Станислав Монюшко был к нам очень любезен. Какой милый человек, а как музыкален! Он восхищен нашим сыном. Монюшко с ним играл. Генеку он тоже понравился.
ОПЯТЬ В ВАРШАВЕ
Трактирчик мамаши Колдрасиньской находится против дворца Паца и принадлежит Колдрасиньскому, но никто иначе не говорит: Торговля у мамаши Колдрасиньской.
Несмотря на то, что на дворе октябрь, термометр опускается не ниже десяти градусов, поэтому баварское пиво производства А. Ленцкого все еще пользуется опросом. Именно в этом трактирчике удобнее всего встретиться с коллегой квартирмейстером и поговорить с ним, ведь он живет по-близости в районе улицы Медовой. Давно уже они не виделись. То есть с того времени, когда маэстро Панофка определил, что Генека нельзя не учить! Как же приятно тогда проходила беседа в ресторане Польской гостиницы на улице Длугой, вблизи Арсенала. Что-то нового скажет теперь друг-квартирмейстер?
Как бы только не опоздать. На Козьей улице движение, на Сенаторской толпы людей, на Медовой двери магазинов не закрываются. К доктору подошел посредник в лапсердаке. Он уже с первого взгляда узнал приезжего.
— Может быть вам что нибудь надо? — хитро спрашивает он.
Доктор улыбнулся. Ему этот вопрос знаком. И в Люблине часто еврейские факторы обращаются к приезжим с этими словами.
— Хаимок, мне ничего не нужно.
— О, вы меня знаете? Ну, так я, наверное, что нибудь заработаю.
— В другой раз, сегодня я занят.
— Когда и куда мне прийти? Может быть вам нужна кормилица для детей? Продается раздвижной стол и шесть кресел. А может быть вы желаете погулять? — не отстает фактор.
— В Варшаве холера, а ты хочешь гулять? Подумай, Хаим?
— Извините, пожалуйста, — что я вижу, и вы идете к мамаше Колдрасиньской? Приятного аппетита.
Доктор вошел в переполненный посетителями трактир. Столики уже с самого утра заняты, ведь недалеко суды, присутствия, рядом монастырь, где капуцины продают настойку, утоляющую все боли.
Квартирмейстер уже занял столик в глубине зала. Бывшие соратники встретились радостно. Доктор заметил, что квартирмейстер похудел и еще больше вытянулся вверх. Квартирмейстер в свою очередь пошутил:
— Лучше всего в Люблине, обрастаешь там жирком.
— Это из-за того, что постоянно сижу в кабинете. У меня мало движения — слишком много пациентов.
Высокий, худой квартирмейстер громко рассмеялся.
— Мало двигаешься, говоришь? А может я тебе напишу рецепт на движение?
— Пожалуйста, может быть действительно и придумаешь, только не настойку на травах, — смеялся доктор.
— Ничего, мы договоримся. Читал в газетах, что ваш Генек выступает у нас с концертом. Видно совет Панофки подействовал.
— Да, мальчик был в Париже и там выучился.
К столику подошла полная официантка, как раз во вкусе мужчин с седеющими волосами…
— Чем могу служить? — весело спросила она.
— А что у вас сегодня?
— У нас все найдется для любителей.
— Мы это видим, глядя на вас… — перебил квартирмейстер.
— Дайте мне сегодняшнее меню… Начнем с зубровки. На закуску два бутерброда с икрой. Только не больше, а то у нас не хватит в желудках места на зразы с кашей.
Доктор не может не улыбаться. Квартирмейстер — человек бывалый. Это видно по его движениям, жестам, по его манерам. Жалко только, что он такой худой…
На столе мигом появилась водка и икра. Официантка, как бы невзначай, зацепила квартирмейстера платьем.
— Что у вас здесь в Варшаве слышно? — спросил доктор.
— Вы лучше спросите, что делается на свете, — шепчет квартирмейстер.
— О, какие-нибудь необычайные известия? — интересуется доктор.
— Теперь все необычайно, дело идет к войне…
— Ну и что же? Нас это не касается.
— А если нас призовут под знамена?
— Кто? и зачем? В нашем возрасте?
— Ты врач, а я квартирмейстер, кто его знает, может быть понадобимся?
— Наши дела уже отзвучали, нам остались только зразы.
— Бем, Дембиньский, Мерославский могут нас позвать.
— Эх, квартирмейстер, у вас уже свои годы, как и у меня. После зубровки можем говорить трезво, критически, спокойно.
— Во Франции снова пожар… — не уступает вояка.
— Мы эти французские огни знаем… Пришлют нам песенку, новую «Варшавянку», а здесь нужны пушки, орудия, полки. Паскевич тоже знает, что делается в Париже. У него небось, тоже ушки на макушке.
— Сам Мицкевич организовал легион.
— Мицкевич большой поэт, а мы что? Маленькие люди… Мы должны считаться с действительностью: видения, химеры, мечты нам не к лицу. Необходимо считаться с тем, что есть. Николай, пожалуй, не даст съесть себя с кашей. Мы можем подождать, что из этого всего выйдет и не будем класть голову на плаху… Разве мало наших товарищей сослано в Сибирь? А скольких лишили имущества! Я — врач, меня убеждают факты!
Худой квартирмейстер замолчал. Опустил нос в тарелку. Вилкой подхватывал поджаренные зерна темной гречневой каши.
