Джек Коуп - Прекрасный дом
Вместо ответа чиновник слегка наклонил голову.
— Мистер Миллар, мне необходимо узнать, где он живет, — сказал Том, подчеркивая каждое слово.
— А я не могу вам этого сказать.
Заместитель управляющего нацарапал адрес на клочке бумаги, сложил его и подтолкнул к Тому. Том прочел написанное и разорвал бумажку. Он улыбнулся, но сердце его замерло. Миллар был мудрым человеком, и его честность, как стальные рельсы, никогда не позволяла ему сбиться с пути. Возможно, в его жизни так ничего и не произойдет и он доплывет до теплой, тихой пристани. Но ведь может случиться и крушение. Том попытался представить себе, как маленький сухощавый шотландец величественно отправится в объятия дьявола.
— Я только вчера видел мисс Маргарет О’Нейл. У вас есть какие-либо известия от ее брата Лайла?
— С тех пор как он несколько лет назад обратился к нам откуда-то с севера с просьбой закрыть его счет, он больше не писал.
— Я пытался найти его в Матабелеленде, но он исчез.
Банковский чиновник пощелкал языком и грустно покачал головой. Нет уж, во второй раз его не проведешь!
Остаток дня Том бездельничал. Он выпил кафе и поболтал со случайным знакомым, потом долго гулял по улицам в нижней части города, где цвели кусты джакаранды и душистого чубучника, осыпая землю розовато-лиловыми лепестками и наполняя воздух приторно-сладким ароматом. Необходимо решиться сходить к Эбену Филипсу, единственному человеку в Питермарицбурге, который может знать что-нибудь о Коломбе. Но он боялся этой встречи. Что, если Эбен ничего не знает о зулусе?
Он вспомнил, какое волнение, растерянность и смущение охватило его, когда он узнал правду об Эбене Филипсе; о том, что у него есть незаконнорожденный единокровный брат, ему впервые стало известно из чьего-то случайного, ядовито-насмешливого замечания. Эта новость привела его в ярость, и он воспринял ее как оскорбление. Он тотчас отправился к Коломбу и вынудил его рассказать ему все, как есть. Зулус очень неохотно подчинился и чрезвычайно сдержанно дал понять Тому, что считает это обстоятельство столь ничтожным, столь незначительным по сравнению с другими серьезными событиями, что в течение десяти лет даже не считал нужным упоминать о нем. Таково было его понятие о деликатности. Том больше так и не сел за один стол с отцом; он собрал свои вещи и уехал на север. В течение трех лет он старался забыть картины, возникавшие в его воображении при мысли о распутстве отца, при воспоминаниях о матери, которую он видел только на старых фотографиях, и о человеке, который был его братом. Он заглядывал в глаза мужчин, женщин и детей смешанной крови — темные глаза, удивительно красивого зеленого цвета или голубые — и старался понять свои чувства. С течением времени он немного успокоился и почти согласился с точкой зрения Коломба; дело то не столь важное, как ему показалось на первый взгляд, когда он обезумел от гнева и ненависти к отцу. Незаконнорожденный брат — не позор, а то, что он цветной, ничуть не меняет положения.
Конечно, сделать такое умозаключение гораздо легче, чем выдержать это испытание, встретившись с братом лицом к лицу. Он знал, что когда-нибудь ему придется с ним встретиться и разобраться в их отношениях. По прошествии трех лет он был готов трезво взглянуть на прошлое своего отца, но теперь последний шаг неожиданно оказался чрезвычайно трудным. Стоило ему только подумать о Линде, как он тотчас же представлял себе, как она в ужасе отшатнется от такого родства. Как бы она ни любила его, хватит ли у нее сил побороть собственные чувства, как это сделал он? Сможет ли она выйти замуж за человека, зная, что в один прекрасный день его брат-полукровка может постучаться к ним в дверь? В унынии направился он обратно к Черч-стрит и, сев на трамвай, доехал до последней остановки, где рельсы просто прекращались, словно рабочие ушли, не достроив линию. И город здесь выглядел по-другому: он тоже казался незаконченным, заброшенным. Беспорядочные ряды домов сменялись небольшими неухоженными участками, в глубине которых ютились, словно прячась от взглядов прохожих, жалкие лачуги. На дощатых воротах Том увидел нужный ему номер дома. Ему казалось, будто он не идет, а парит над землей, как лунатик, не чувствуя и не слыша собственных шагов. Молодая женщина с темными кругами вокруг черных глаз и кожей цвета черного хлеба отворила дверь на его стук. Она была беременна, и все линии ее тела были расплывчаты.
— Здесь живет мистер Эбен Филипс?
Она кивнула головой, и он заметил, как она тотчас насторожилась, а в темных ее глазах появились смятение и тревога.
— Он дома?
— Сейчас узнаю, сэр. — Она затворила дверь, но тотчас же снова отворила ее и вышла. — Какая-нибудь дурная весть для него, сэр?
— Нет, совсем не то. Вы миссис Филипс?
Она снова кивнула и, глубоко вздохнув, пыталась догадаться, кто он такой. Но спросить его об этом она не решалась — она цветная, а с таким гостем, как белый молодой человек, нужно быть настороже. Она ввела Тома в маленькую темную гостиную, где пахло плесенью и парафином. Занавески на окнах были задернуты, и Том не сразу освоился с полумраком и спертым, душным воздухом. Как только женщина вышла, он раздвинул занавески, а когда повернулся, то увидел, что в дверях стоит человек. Это был высокий, но сутулый мужчина, лицо у него было красное, морщинистое, кожа висела глубокими складками, словно он никогда не был молод и круглолиц. А ведь он вовсе не был стар, ему было не более тридцати лет. Тугие завитки волос, словно шапка, плотно облегали его голову. Только глаза его были красивы — большие, зеленые, хотя и мутноватые.
— Добрый день, сэр. Прошу вас присесть и чувствовать себя как дома, вот лучший стул. Вы ищете хорошего мастера? — Он улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы.
— Нет, я ищу человека, которого мы оба хорошо знаем. И мне, и ему вы окажете большую услугу, сказав мне, где он. Его зовут Коломб Пела.
Филипс бросил на него взгляд, который убедил Тома в правильности избранного им пути.
— Я не знаю, где он, сэр. Я с ним не встречаюсь. Я не видел его уже много лет.
— Вы меня знаете?
— Нет, сэр.
— Передайте Коломбу, чтобы он разыскал меня в гостинице «Норфолк». Я буду там сегодня вечером и пробуду еще завтра. Вы можете передать ему то, что я сказал вам, и он поймет, кто я. Возможно, он сообщит это и вам.
— А почему вы сами не хотите сказать мне этого, сэр?
Том внимательно заглянул в красивые зеленые глаза и прочел в них обиду, но не вызов. Сердце у него сжалось, и ему стало трудно дышать. Почему? Почему не сказать ему? Ведь хотел же он открыто сказать с самого начала: «Я твой брат. Я счастливчик, а тебе не повезло. А может быть, нам обоим не повезло. Я Эрскин, а ты только Филипс. Стыд сделал из меня труса, а из тебя раба».
— Вы передадите ему? — спросил он. — Это все, зачем я пришел.
— Это все?
— Да… Вы не забудете?
Том пил редко, да и то только в компании. Но сейчас, когда он был предоставлен самому себе, он выпил две двойные порции виски и сидел под пальмами во дворе гостиницы, близ журчащей струйки фонтанчика. Хорошо бы обсудить положение вещей с человеком, который разделяет твои чувства. Но такого человека не было. Мисс Брокенша жила в своем собственном мире, где ему не было места. Маргарет могла бы понять его, но теперь, после того как она так возбужденно говорила с ним на станционной платформе, он думал о ней с какой-то робостью и отчужденностью.
Когда-нибудь он расскажет обо всем Линде, подумал он, хотя разговор этот будет нелегким. Но с этим спешить нечего. Он расскажет ей по-своему и в свое время и постарается смягчить удар, но узнать об этом она должна от него, а не от какого-нибудь недоброжелателя. Теперь, когда он повидал Эбена Филипса, часть бремени спала с него. На смену тени, угнездившейся было в его мозгу, пришел живой человек, большой смирный человек, который, казалось, покорно принимает нравственное клеймо, без всякой подавленности, но и без малейшего сопротивления. Было бы так просто публично признать Эбена своим братом, и все же он не сумел сделать этого, не сумел сделать такого пустяка. Чего же ему ожидать от Линды?
Едва Том закончил обед, как над его стулом склонился старший официант — великолепный индиец в желтой чалме и красном шарфе.
— В чем дело? — спросил Том.
Индиец закатил свои темные глаза и многозначительно покачал головой.
— Вас спрашивает какой-то зулус, — извиняющимся тоном сказал он.
Том спустился по лестнице и на заднем дворе увидел Коломба. По спине у него пробежал холодок, когда зулус сжал его пальцы крепкой как сталь рукой. Коломб был одет, как все городские рабочие, в потрепанный, залатанный костюм, а в руках он держал черную кепку с блестящим козырьком. Медленно отчеканивая каждый слог, он произнес:
