Семен Скляренко - Святослав
Как бешеные волки, кинулись они за русскими воями, спотыкаясь в кустах и падая на камни. Печенеги старались забежать вперед, стиснуть русов с боков и снова замкнуть в кольцо…
Поприще, может, два поприща всего и пришлось пройти русским воям от их стана к скалистому мысу, но каким трудным оказался этот короткий путь! Выбирать в этот краткий миг перед рассветом не приходилось. Решалось: жить или умереть. Печенеги бросили в бой все, что могли, русские вой — все, что имели…
И русы пробились к мысу и вышли на скалы.
За Днепром светало. На темном небе рдели звезды. В этот предрассветный час они горели еще ярче, чем ночью; лучезарные, сверкающие, светло-зеленые, они пылали, переливались, мерцали в бездонной глубине. А на краю неба уже медленно прорезывалась серая полоска, вскоре она покраснела, словно налилась кровью, потом порозовела, побледнела и, наконец, набравшись сил, засветилась, посылая вперед; точно гонцов, лучи света.
Вся земля, казалось, замерла, притихла в эту торжественную минуту. Глубокое небо было чисто, без облачка; Днепр величаво катил к морю свои воды, такие спокойные, что в них, как в зеркале, отражалась каждая звездочка. Тихо было на обоих берегах Днепра, в заливах и плавнях, только соловьи там пели о страсти и любви.
Со скал, высившихся над островом с севера, князь Святослав видел, как из-за Днепра властно идет рассвет, и глубокий вздох вырвался у него из груди.
Жить, о, как хотелось жить князю Святославу в этот чудесный ранний час! Бороться! О, сколько еще могли бы бороться за родную землю князь Святослав и его вой!
Но что делать дальше, как сражаться?! Князь Святослав, воевода Бождар, дружинник Микула, еще три отрока — шесть человек, вот сколько их из двух тысяч дошло до мыса. За ними — скала, круто обрывающаяся над Днепром, перед ними — ватага озверелых печенегов, они кричали, грозили, размахивали кривыми саблями, готовили копья.
В лучах рассвета, который все шире и шире разливался вокруг, князь Святослав увидел внизу перекошенное от злобы лицо печенега, которое показалось ему знакомым. Нет, князь не ошибся: с кривой саблей в руке, бросаясь с места на место, каган Куря что-то кричал своим воям.
Гнев, обида и презрение охватили князя Святослава. Он понял, кто привел сюда печенегов и кто послал на него кагана Курю.
— Скажи, собака, — крикнул он со скалы, — сколько греческих золотников[277] получил ты за наши души?
Куря ничего не ответил Святославу; он был уверен, что киевский князь на этот раз не вырвется из его рук, велел своим воям быстро идти к скале, и те двинулись вперед.
Так пришел смертный час князя Святослава. Он огляделся.
Скала, где они стояли, круто обрывалась над днепровскими водами. Внизу — пропасть. Один шаг — и только брызги полетят по камням. Конец, смерть.
Но пристало ли воину, а тем паче князю Руси, даже в самую страшную минуту накладывать на себя руки?
Смерть в бою — честная смерть, самогубец — трус; по поверью русских людей, такого после смерти ждет вечное проклятие, позор.
Князь Святослав переглянулся с воеводой Бождаром, с Микулой, отроками и по их глазам увидел, что они думают то же, что и он. Что ж, коли смерть, так в бою.
И с мечом в руке князь Святослав пошел вперед, а за ним двинулось еще пятеро. Они шли против сотни врагов, но не страшились их, не боялись смерти, не думали о ней.
В этот последний свой час вой, воевода и князь Святослав бились так, как никогда. Их было шесть. Упал воевода Бождар, упали три отрока, упал Микула. Остался один Святослав…
Но и один он шел вперед — с мечом в правой руке, со щитом в левой. К нему подскочил печенег и перебил левую руку, — князь Святослав выронил щит, но оставался еще меч. Несколько стрел впились ему в грудь, но князь киевский шел дальше.
И только на один миг приостановился князь Святослав. Он стоял, высоко подняв голову, очень бледный, и широко раскрытыми глазами смотрел вдаль…
Там, на голубом днепровском плесе, он увидел лодии… О, если бы эти лодии были здесь, если бы вой, которые сидят за веслами, знали, что творится на острове! Но на лодиях ничего не знают, вой сидят за веслами, вой плывут домой…
Еще шаг вперед ступил князь Святослав и вдруг, точно сломанное копье, упал на землю.
Так умер киевский князь Святослав.[278]
Смерть князя Святослава была столь величественна, что остановила даже печенегов. Долгую минуту стояли они на месте, словно не верили в случившееся. Потом кинулись вперед и стали рубить мертвое тело Святослава.
Но тут кто-то закричал тревожно, испуганно:
— Лодии… Лодии!..
И все посмотрели вдаль, на низовье. А потом стремглав побежали со скалы, перепрыгивая через тела, к берегу, где паслись их кони. Бросались в воду, чтобы скорей переплыть Днепр и бежать в поле.
На далеком плесе, словно повиснув между небом и водой, вырисовывались лодии русских воев.
Раненный в голову, весь порубленный, лежал Микула под скалой, не в силах подняться на ноги, и видел, как все это было.
Князю Святославу воздали погребальную почесть, как и всем его далеким и близким предкам — князьям антским, Полянским, по закону и покону русскому.
На высокую кручу острова Григория, к священному дубу, под которым обычно приносили жертвы, вой вытащили лодию князя Святослава, усыпали ее травой, украсили цветами, на носу сделали подобие княжеского стола, застелили его багряными коврами и на него положили тело князя Святослава, укрыв его знаменем.
Все знали и понимали — князя Святослава с ними нет. Вот лежит в лодии все, что от него осталось. Но князь Святослав жив и будет жить, он поднимается на своей лодии в небо и погрузится в иной мир — беззаботный, радостный, где цветут Перуновы сады, где сам Перун высекает молнии, где живут чудесные дивы.
Это — трудный и долгий путь. Может быть, князю Святославу придется мчаться на коне между скалами, которые расходятся очень редко и то лишь на мгновение, может, доведется ему биться со злыми духами или переправляться через небесные реки и платить перевозчику за переправу. Да и сам он, наконец, должен есть, пить, кто-то должен помогать князю в этой дороге…
В лодию князя Святослава поставили корчаги, наполненные зерном, маслом, вином, убили лучшего, любимого княжеского коня. Жрец отрубил голову белому петуху и кровью его окропил лодию. А многие воины тем временем секирами рубили сухое дерево, ветви и тащили дрова к лодии.
Над островом величаво звучало:
Ой, не стало Святослава, князя нашего не стало. Горе Киеву-городу и всем землям нашим настало. Что собрался князь Святослав в далекую дорогу, Белы руки на груди сложил, вытянул быстры свои ноги… Ой, встань, княже, встань, — нет, не встанет Святослав, не встанет, Ой, взгляни на нас, — нет, не взглянет Святослав, не взглянет.
Ой, едет наш князь, едет князь в далекую дорогу, Помолись же за нас, не забудь о нас у Перунова порога…
В руках жреца появилась длинная головешка. Он коснулся ею сухого валежника, и по нему змеями побежал огонь. Днище лодии и насад окутало облако дыма, из которого то тут, то там, вырывались острые языки пламени… Клубы дыма поднялись над островом и потоками покатились над Днепром.
— Слава! Слава князю Святославу! — вырывались возгласы. Это была торжественная минута. Дым развеялся, теперь вся лодия была в огне. Лодия князя Святослава покидала землю и выплывала в просторы небесного, вечного моря…
— Слава! Слава князю Святославу!
И как это бывало перед боем, воины ударили мечами о щиты, загремели сулицами, копьями, секирами. Заиграли свирели, забили в бубны, накры. И многим из тех, кто смотрел на лодию, казалось, что князь Святослав поднялся, стоит на лодии и ведет ее в безбрежные просторы.
А под скалой лежал с глубокой раной на голове воин Микула и плакал, глядя на это.
Из Доростола император Иоанн Цимисхий ехал в Константинополь весьма поспешно. Миновав Плиску и Данаю, он остановился только на несколько дней в Преславе.
Здесь император советовался со своими полководцами, как им через горные ущелья спуститься в долину Фракии. Сделать это было нелегко: начиналась уже осень, в ущельях ревели и пенились реки, издалека несся грохот обвалов.
Однако не одно это беспокоило императора. Повсюду в горах блуждали отряды непокоренных болгар, где-то справа от перевалов стоял со своими четырьмя сыновьями и большим войском комитопопул Шишман — лютый враг Византии. Император и его полководцы, боясь своих врагов, условились, что часть легионов пройдет справа от главной дороги, часть — слева, сам же император с бессмертными будет продвигаться посередине.
Император и его полководцы никого не боялись только в Преславе. Здесь они чувствовали себя победителями и полными хозяевами. Сразу же после торжественного входа в Преславу император велел немедленно забрать в Вышнем граде все сокровища каганов, нагрузить их на колесницы, поставить вокруг стражу, а при переходах через горы везти колесницы за ним и бессмертными.
