Семен Скляренко - Святослав
Но удобный случаи представился сейчас. Князь Святослав остановился на острове Григория с кучкой воев. Прочие лодии еще далеко, они прибудут не ранее утра…
На острове еще раз замигал красноватый огонек и погас. Каган Куря знал: русские вой по ночам не зажигают костров. Загасив огонь, они сейчас перейдут на другое место. Впрочем, куда им деться? Остров не поле, далеко не уйдешь.
Темная ночь опускалась на Днепр, черным было лицо кагана Кури.
— Это была последняя его жертва, — процедил каган сквозь зубы. — Пусть все наши вой выходят к Днепру.
И пришла еще одна тихая, черная, как уголь, ночь; она прикрыла своим пологом берега и остров, вверху запылали звезды-самоцветы, а их отражения, как горячий жар, заколыхались на водной глади.
Князь Святослав знал, что у каждой ночи, а тем более темной, есть уши, а у врага нож. Поэтому он, как всегда на далеком пути от белых берегов, велел воям лечь спать, а страже стать на кручах, вдоль берега.
На острове Григория воцарились тишина и покой. Утомившись после трудной дороги, спали на лодиях, и прямо на песке, и на скалах вой князя Святослава. Им снились очаги родных жилищ, жены, дети. То тут, то там у берега и на скалах в конце острова сидела стража. Уверенные, что к острову в эту темную ночь никто не доберется, вой порой смежали веки. Цсе, казалось, спало на Днепре и на берегах, спала вся земля.
Не спали только соловьи. И тысячу лет назад, как и теперь, весной, в такую ночь, повсюду — в камышах и кустах на берегах Днепра, в рощах и дубравах, на косах и в плавнях, — всюду лилась тысячеголосая, победная соловьиная песня.
Эту песню слушал и князь Святослав. Он лежал высоко на круче, откуда был виден Днепр с берегами, подстелив под себя попону, а под голову положив седло. Вытянув ноги и опершись головой на луку седла, он смотрел на усыпанное звездами небо и их отблески в воде, упивался свежими запахами земли и слушал соловьиное пение.
Недалеко от князя, на песке, спали воеводы и простые вой. Спали крепко. То тут, то там слышался храп, сонный бред… Но князь Святослав не мог заснуть. Седой, но еще молодой, жизнелюбивый, он слышал, как бьется среди этой великой тишины его сердце, касался рукой холодного песка и ощущал тепло своего тела, глубоко дышал и пьянел от ароматов земли, воды, воздуха. Страстная соловьиная песня пробуждала в нем бесконечные воспоминания.
Теперь, когда уже близок был конец великого похода, князь Святослав думал о том, сколько за эти годы пролилось русской крови, сколько полегло людей там, в горах Болгарии и на берегах Дуная. И что ждет их на Днепре и в открытом поле?
И грустно было, что не все люди Руси ведают, какая страшная опасность надвигалась на них, не все знают, чем угрожала им империя ромеев. А пройдут годы — люди и подавно не узнают, что свершила сейчас Русь…
«На небе горят звезды, — думал князь, — это души наших предков. Они молчат и никогда ничего не скажут о себе. Умрем мы — и тоже затеплимся звездами на небе. Но и мы никогда не расскажем о том, что было в наше время. Почему? Почему?»
Внизу, под кручами, кипела вода, плескались волны. Сколько по этим волнам проплыло русских воев! Сколько их проплывет позже, после них, когда истлеют кости воев князя Святослава, — через сто, тысячу лет?
И что кроется за этими кровью окропленными годами? Какие люди, какие языки, племена будут жить здесь?
Князь Святослав вздрогнул. Неужели и тогда будет литься кровь, неужели люди будут так же враждовать между собой, неужели греческая империя или новые империи поработят и сотрут с лица земли русских людей?
Вдруг князь Святослав заметил, что недалеко от него на песке сидит человек.
— «Еще кому-то не спится, — подумал Святослав. — Кто же он — воевода или воин?»
Тихо, чтобы не разбудить других, князь Святослав спросил:
— Кто ты, человече?
— Это я, княже, — долетел тихий голос. — Воин твой Микула…
— Ты разве на страже?
— Нет, княже. Так сижу… не спится…
Микула встал и, тихо ступая по песку, подошел и остановился.
— Чего стал? Садись, Микула…
— Ой, нет, княже, — ответил воин. — Вот сижу, и не хочется спать. Вода течет — родная вода, в небе звезды, будто стража, соловьи поют, дохнуть боишься, любо мне здесь, вот и не сплю…
— Правда, — князь Святослав вздохнул. — Любимая, родная земля, нет ее краше…
Он приподнялся, сел и, широко расставив руки, уперся в песок и несколько раз глубоко вздохнул.
— Не раз я тебя видел, человече, — тихо промолвил князь, — а все-таки не знаю, откуда ты.
— Из Любеча, князь…
— Коли из Любеча, то знаю, — сказал князь. — Близко там бывал, видел. Вот вернемся в Киев, поеду в Любеч и к тебе тогда зайду…
— Зайди, княже. Там каждый укажет, где живу, Микулу, сына Анта, спроси либо просто Малка… так все меня кличут… Приму тебя, княже, как отца…
— А найдется чем угостить?
— Ой, князь, князь! Нам бы только к родному очагу — и будем богаты. Зайди, княже, не забудь…
— Не забуду, Микула. У тебя, верно, жена, дети… Микула помедлил с ответом.
— Когда-то наш род, — медленно промолвил он, — Антов род, был большим и сильным. А сейчас рассыпался прахом. Один я с семьей сижу у очага отцов… Жена у меня — Виста, сын — Добрыня, в твоей дружине служит…
— Добрыня — твой сын? — не в силах скрыть удивления спросил князь. — Как же мне его не знать! Еще моя мать, княгиня Ольга, взяла его ко двору и очень любила, посылала на великие дела. А когда родился мой сын Владимир, приставила Добрыню к нему дядькой. Добрым он был дядькой, вырастил Владимира княжить в Новгород, то и Добрыню с ним отправил. Видишь, какой ваш род, Микула!
— О, наш Добрыня добрый воин! — с гордостью промолвил Микула. — Должно быть, в деда Анта пошел…
— А может, в тебя, в отца?
— Что ты, князь! — тихо возразил Микула. — Не воин я, а смерд, мне бы не меч, а рало!..
— Не говори так, Микула, — возразил князь. — Твой меч я видел. И впредь так поступай: паши, а когда придет час — руби…
— Так и сделаю, князь, — сказал Микула. — Вернусь домой — и за пахоту… Теперь уж можно пахать…
— Значит, недаром ходили, — с волнением молвил князь, — в далекий поход на ромеев?
— А почему меня, смерда, об этом спрашиваешь? — спросил Микула.
— Я — только князь ваш, — ответил Святослав. — А ходили со мной смерды… Им, а не мне судить, не даром ли мы ходили.
— Нет, — уверенно промолвил Микула, — ходили мы не зря. Признаюсь тебе, князь, когда шел я на брань, то не знал, иду ли за правое дело…
— И что? — насторожился князь, увидев, что Микула замялся.
— Но потом понял, что коли не пошел бы — погиб. И все мы здесь, — он повел рукой вокруг, — погибли бы. Вел ты, княже, нас на правое дело. Не пошли бы мы — пожаловали бы сюда ромеи, не побей мы их — они нас перебили бы до последнего. А я, князь, еще и сам хочу жить и чтоб дети мои жили… Спасибо тебе!
И князю Святославу показалось, словно видел он перед собой тяжелую черную тучу, которая вынырнула из глубин моря, надвинулась на него и уже висела над самой головой, но вдруг упала где-то рядом на землю и разлилась по ней серебристо-голубыми ручейками.
— Спасибо и тебе! — сказал князь.
— А за что? — удивился Микула.
— За то, что шел со мной, — ответил Святослав и продолжал: — Спасибо тебе за весь род. Ведь у тебя не один Добрыня?
— Есть у меня еще дочь… Малуша, — точно проснувшись, откликнулся Микула. — Только где она сейчас, не ведаю. Взял ее Добрыня в Киев; там, сказывали, попала Малуша в княжий двор… Когда шли на брань и довелось побывать мне в Киеве, ходил я на Гору, искал дочь… Сказывали, нет там Малуши, работает где-то далеко, в княжьем селе…
Микула умолк. Заметив, что князь Святослав после его слов вздрогнул, вздохнул, он подумал, что сказал что-нибудь лишнее. Микула даже съежился, вобрал голову в плечи и неподвижно сидел, черный, на сером песке.
Князя Святослава поразило не то, что отец Малуши смерд, обычный воин. Нет, он и раньше знал, что Малуша не княжеского и не боярского рода, а из тех простых людей, что, подобно многим другим, работают в поле или ратоборствуют с врагами. Таким, именно таким должен был быть и отец Малуши.
Но узнать о том, что отец Малуши шел с ним рядом, боролся за его жизнь, не жалея живота и сил, — видеть все это князю Святославу было нелегко. Так вот каков ее отец, каковы люди земли Русской!
Князю Святославу захотелось в этот поздний час поведать Микуле обо всем, но он понял, что делать этого не следует. Если говорить с Микулой до конца, то придется рассказать все, что произошло с Малушей, и все, что произошло за много лет с ним, Святославом. И то, что он скажет, будет без начала, ибо Святослав не знает, почему так полюбил Малушу, и без конца, ибо не знает он, как сложится все, когда они вернутся в Киев.
