Рафаэль Сабатини - Фаворит короля
Его величество, который начинал уже побаиваться наследника, с готовностью отпустил и его высочество, и его свиту. И только тогда понял, из-за кого сегодняшняя охотничья партия оказалась такой многочисленной и блестящей: при короле, помимо охотников и слуг, осталась лишь небольшая группа придворных, а основная часть последовала за принцем.
Король Яков, выкатив глаза, наблюдал их бегство. Вся веселость покинула его. Он сидел на подушке, привалившись к стволу дуба, и был похож на выпотрошенный мешок. По щеке его скатилась слеза.
— Господи упаси, — пробормотал он, — да он меня заживо похоронит, — король тяжко вздохнул. — Так и будет, Господи.
Сэр Роберт предложил вина, король отказался:
— Нет, нет. Я уже сегодня достаточно испил, и Бог знает из какой горькой чаши. Помоги мне, Робин, поедем.
И они двинулись по лесной просеке (дело было неподалеку от Шина). Сэр Роберт пришпорил коня, чтобы догнать леди Эссекс — она с кузеном Арунделем осталась в свите короля, чтобы сопроводить его во дворец в Ричмонде (тот самый, где испустила свой последний вздох Елизавета). Сэр Роберт выбрал момент, когда леди Эссекс осталась одна: ее кузен приотстал, заболтавшись с веселой леди Хэй.
Она обернулась посмотреть, кто там за ней скачет, и сначала побледнела, потом залилась краской — она узнала кавалера в зеленом. Попыталась улыбнуться, а затем, удивившись собственной смелости, произнесла:
— Вы преисполнились состраданием к моему одиночеству, сэр?
— Вы не нуждаетесь в сострадании, поскольку выбрали одиночество сами; кроме того, вы находитесь в самом блестящем обществе — в обществе самой себя. Я боюсь не быть принятым в такое великолепное общество.
— Тогда мы оба ошиблись в своих предположениях, сэр Роберт.
— Вы оказали мне честь, мадам, сохранив в памяти мое имя.
— Вы что же, полагали, что память моя недолговечна?
— Скорее, я считаю себя недостойным быть сохраненным в памяти, места в которой жаждут многие.
— Я вижу, вы преуспеваете в придворной галантности. — И в ее тоне послышалась нотка сожаления: она бы хотела, чтобы эта куртуазность в ухаживании была не игрой.
— Неужели я галантен с вами более, чем другие?
— К сожалению, нет.
— Почему же «к сожалению»?
— А разве вам приятно подражать обычному придворному тону?
— Мадам, я приму любой тон, но при условии, что зададите его вы.
— На мой вкус, вам бы куда больше подошли простота и искренность.
— О, если б я знал, что это такое! Я был воспитан при дворе, миледи.
— Неужели? — Она повернулась и взглянула на него. Удивление, прозвучавшее в голосе, удивление, мелькнувшее во взгляде, вызвали у него улыбку — в рыжеватой бородке блеснули белые крепкие зубы.
— А вы разве предполагали иное? — осведомился он. — Неужели я такой уж неотесанный мужлан, что вы и поверить в это не можете?
— Но принц Генри говорил… — И она осеклась, поняв свою оплошность.
— Ах! Принц Генри! — он вздохнул с притворной серьезностью. — Он мог представить меня вам хоть свинопасом: вы, вероятно, уже заметили, что он меня не любит. Но в этом нет ничего удивительного. Королевский дом разделился на две партии, и, служа королю, ты поневоле оскорбляешь его высочество. Никаких иных причин для обиды я не вижу.
Она промолчала. Еще дитя по опыту, она все же понимала, что у принца есть и другой повод для обиды, и повод этот, пусть и невольно, она дала сама.
Они некоторое время ехали в молчании. Часть кавалькады оторвалась далеко вперед, и сначала они ринулись вслед, но потом опустили поводья, поняв, что еще многие остались позади. И потому они оказались в середине, между авангардом и арьергардом, будто одни в этом лесу, среди деревьев и солнечных бликов на дороге и траве. Их охватило странное чувство — будто они вообще одни на свете (по правде говоря, графиня ощущала это острее). Наконец сэр Роберт заговорил:
— Ваша светлость прибыли в свите принца?
Она слегка замешкалась с ответом.
— Я впервые участвовала в охоте на оленя, и то по просьбе моего кузена Тома.
— Тогда почему вы не вернулись вместе с принцем?
— Как — «почему»? Том же остался!
— И из-за этого вы отказались следовать своим желаниям?
— По-моему, вы слишком далеко зашли в своих предположениях, сэр Роберт, — сказала она с достоинством. — Я следую именно своим желаниям. Я — Говард, а преданность королю — в традициях нашей семьи.
Сэр Роберт улыбнулся про себя, вспомнив пару Говардов, которые отступили от традиций и лишились голов.
— Преданность, мадам, это долг. А я говорю о желаниях.
— Желания? — В ее глазах почему-то мелькнула печаль. — Женщина осуществляет свои желания, когда повинуется долгу, — и, пришпорив коня, она ускакала вперед; а он остался, так и не успев задать еще один вопрос.
Вскоре этот вопрос стал для него действительно важным: принц, который прежде старался не выказывать своей враждебности, начал искать поводы ее открыто продемонстрировать. Случай представился его высочеству через неделю, на теннисном корте Уайтхолла. Сэр Роберт и мистер Овербери играли в паре против лорда Монтгомери и сэра Генри Тренчарда, придворного из свиты принца.
Окна апартаментов лорда-камергера выходили на корт; и вот в одном из окон появилась группа дам, среди которых были супруга лорда-камергера и его дочь.
Победа досталась сэру Роберту легко. К концу партии в галерее над кортом появился принц Генри в сопровождении нескольких джентльменов. Заметив в окне леди Эссекс, его высочество ухватился за возможность, которую предлагала игра: с одной стороны, он хотел продемонстрировать ее светлости свою ловкость, с другой — поставить на место этого выскочку, который, похоже, начинал ей нравиться.
Печально наблюдать, как молодой человек, одаренный, умный и обычно благожелательно ко всем настроенный, воспламеняется злобным чувством, основа которого — ревность. И неопытность в любовных делах непременно подведет его.
Принц, уверенный в своем превосходстве, выступил вперед. Он и вправду закалил свои мышцы длительной и быстрой ходьбой, по праву гордился своими успехами в древнем искусстве стрельбы из лука и всегда был готов сразиться на теннисном корте, посоревноваться в метании копья или в верховой езде.
— Сэр Роберт, мне говорили, что вы — искусный теннисист. Не сыграете ли со мною?
Если само приглашение и удивило сэра Роберта, то холодный, враждебный тон, с каким оно было сделано, не оставлял сомнений в том, что предложение сделано вовсе не из любви к игре. Но поскольку от таких предложений не уклоняются, он покорно согласился.
— Всегда готов служить вашему высочеству.
Принц сбросил куртку и камзол, повязал белым платком свои каштановые волосы и, поскольку уже был в легкой обуви, приготовился к игре.
Он понимал, что преимущество на его стороне — противник достаточно устал за предыдущую партию. Однако преимущество было несущественным — сэр Роберт, более развитый физически, более сильный, причем сила его была врожденной, а не приобретенной, как у принца, великолепно играл в теннис. Пусть и с запозданием, но принц все же получил важный жизненный урок: прежде чем бросать кому-то вызов, надо сначала хорошенько изучить противника. Поначалу принц был далек от поражения, но — что было еще оскорбительнее — зрителям стало понятно, что его выигрыш или проигрыш зависит не от него, а целиком от желания противника. Сэр Роберт легко, без напряжения, удерживал равный счет, и все понимали, что он не считает нужным усердствовать.
Как только принц заподозрил, что сэр Роберт просто забавляется, он допустил несколько намеренных ошибок, но сэр Роберт ими не воспользовался. В конце концов принц все же выиграл несколько очков, но сэр Роберт снова без труда сравнял счет. Его высочество совершенно утратил контроль над собой: он подбежал к сетке, упустив посланный противником мяч, и побелевшими губами произнес:
— Я не стану больше играть, сэр.
Сэр Роберт в удивлении поднял брови, помолчал немного, затем поклонился:
— Как вашему высочеству будет угодно.
Принц бросил на него взгляд, в котором читалось такое бешенство, что стоявшие вокруг джентльмены невольно подошли поближе.
— И вы даже не спрашиваете, почему я прекратил игру?
— Я не настолько самонадеян, чтобы расспрашивать о причинах поступков принца.
— Тогда я сам вам скажу: вы даже в спорте остаетесь придворным.
Сэр Роберт слегка улыбнулся и поклонился вновь.
— Ваше высочество, это обязанность каждого джентльмена — помнить о хороших манерах.
Принц прищурился и секунду обдумывал сказанное, а затем, поняв, дал наконец волю своему гневу:
— Ах ты, наглый пес! — вскричал он и замахнулся ракеткой. Тут к принцу с криком «Сир! Сир!»[32] бросился мистер Овербери. Он схватил его за руку — достаточно твердо, но не настолько, чтобы его высочество не мог сразу же высвободиться. Это вмешательство дало возможность его высочеству одуматься.
