Константин Сибирский - Черная тень над моим солнечным завтра
Но инженеры не разделяют взглядов переводчицы, наоборот, они живо интересуются происходящим событием, и напоминают удивленных деревенских парней, впервые попавших на шумную городскую ярмарку с замысловатыми головоломками, каруселями и непонятными аттракционами. Они интересуются речью, произносимой Коробовым с украшенной флагами трибуны.
— Товарищи! Наше пролетарское отечество находится в капиталистическом окружении… Поэтому мы должны поднять производительность труда и побыстрее дать сталь, которая нужна для строительства новых пушек и самолетов… Это нас приблизит к всемирной революции…
— Кто же на кого? — бросает реплику Макар Ильич, приподымая кепи.
— На основе социалистического соревнования и стахановского движения, мы должны делом ответить на призыв нашего любимого и дорогого вождя… Инициатор движения Стаханов покрыт неувядаемой славой и в историю достижений рабочего класса вписана новая, незабываемая страница. Передовые рабочие «Мегаллургостроя» должны ответить делом на призыв рабочих Донбасса и к первому ноября выполнить годовой план строительства.
Наши передовики-стахановцы Бодрющенко и Байбаков первыми ответили на призыв и обязуются ежедневно выполнять три нормы по кладке огнеупорного кирпича. За успешное выполнение своего задания они награждаются передовым красным знаменем строительства. Товарищи Байбаков и Бодрющенко, примите знамя!
Ирина вкратце передает инженерам содержание речи.
Бодрющенко и Байбаков проталкиваются вперед и смущенно берут кумачевый флажек.
Мак Рэд фотографирует торжественный момент.
Гудок объявляет конец обеденного перерыва. Митинг расходится. Захар Кузьмич иронизирует:
— Опять без баланды[7] остались…
— Молчи! Можно и от митинга быть сытым, — отвечает ему Макар Ильич.
Стахановцы в изорванной и замусоленной спецодежде несут красный флажок и укрепляют его на доменной печи.
Проходящие рабочие бросают иронические реплики.
— Бодрющенко и Байбаков заработали!
— Дурак и красному рад!
— Потише. Не то услышит сексот[8]… будет тебе за священный красный цвет, — произносит пожилой степенный рабочий.
* * *С лица стахановца катится пот. Его быстрые движения напоминают потерявшую управление машину. Поймав налету брошенный кирпич, он быстро смазывает раствором и молниеносно кладет один за другим.
— Ну, как, товарищи стахановцы? Работа спорится? Сколько норм выполнили? — спрашивает Коробов.
— Да около грех, товарищ секретарь! — отвечает Бодрющенко.
— Поднажмите, товарищи! До вечера еще нужно четвертую норму дать. Ваши портреты уже заказаны… Если сегодня выполните четыреста процентов — получите всесоюзную известность.
— Поднатужимся, товарищ Коробов!… Только вы нам записочку в закрытый распределитель устроили бы. Штаны купить не мешало бы… исхудились дюже, — и стахановец показывает голое тело, просвечивающее сквозь многочисленные дыры.
— Выполните задание, а уж о штанах я лично позабочусь, Не сдавайте темпы… На вас сейчас обращены взоры всего завода. До свиданья!
— До свиданья, товарищ секретарь!
— Ну, как ты думаешь. Штаны мы теперь купим? — спрашивает Байбаков, глядя вслед уходящему Коробову.
— Обещал пан дать кожух, но только слово его было теплое, — иронически отвечает народной пословицей, флегматичный украинец Бодрющенко.
* * *— Где здесь домна номер три? — спрашивает бегущий фоторепортер товарищ Кислов.
— Вон там… где красное знамя, — отвечает встречный рабочий.
— Товарищи Бодрющенко и Байбаков! Я по поручению партийного комитета, нашей заводской и центральной печати. Разрешите вас увековечить на фото.
— Что ж… это можно! — отвечает чумазый Бодрющенко, вылезая из отверстия печи. Однако непрезентабельный вид героев социалистического труда не удовлетворяет эстетических требований фоторепортера. Он недовольно бормочет:
— Это совершенно не фотогенично!
Однако фоторепортер долго не раздумывая, применяет испытанное средство и снимает свой пиджак.
— Одевайтесь! — приказывает он Байбакову.
Установив стахановца на фоне высящихся доменных печей, репортер режиссирует:
— Теперь сделайте веселое лицо.
Но на угрюмом и грубом лице Байбакова никак не получается хорошая мина.
— Ну, разве можно так… Неужели вы не можете улыбнуться?
Но для стахановца это оказывается труднее, чем выполнить четыре нормы: его лицо от напряжения становится»кирпично-красным.
— Снимаю. Делайте веселое лицо… Жить стало лучше, жить стало веселей…
Бодрющенко заливается неудержимым саркастическим смехом.
— Прекрасно. Готово. Благодарю вас… Теперь позвольте мой костюм.
Рабочий нехотя снимает костюм репортера.
— Хороший пиджак…
— Видать из экспортного материала!
— Известное дело. Они там ближе к власти… А тут четыре нормы давай… — чешет за ухом Бодрющенко, глядя вслед удаляющемуся репортеру.
— Давай и давай!
* * *На строительство домны номер три совершает паломничество начальник строительства, иностранные консультанты, Шахматов и Ирина.
— Здравствуйте, товарищи! Ну, как идет футеровка?
— Хорошо, товарищ главный инженер, Третью норму кончаем, — фамильярно отвечает Бодрющенко.
Шахматов взглянув на работу морщится. Проверив по отвесу он видит; что облицовка печи из огнеупорного кирпича совершенно волнистая и обращает внимание Шеболдаева и Мак Рэда.
— Кладка имеет погиб и совершенно не годится… Она грозит аварией всей печи, — заявляет Мак Рэд.
— Разобрать! — приказывает Шеболдаев.
— Да и впрямь нагородили… — соглашается Байбаков, почесывая затылок.
— Что же вы, товарищи стахановцы, погнавшись за
тремя нормами забыли, о качестве? — Укоряет Шахматов.
Шеболдаев прочтя аншлаг возмущается.
— Товарищ Коробов! Бодрющенко и Байбаков — бракоделы! Они испортили драгоценные магнезитовые плитки.
— Не может быть!?
— Только что комиссия экспертов в моем присутствии установила это, — показывает Шеболдаев в сторону трех инженеров.
— Ах, вот что! Комиссия! Вы знаете, что срываете с таким трудом организованное стахановское движение…
— Мы только что были на домне номер три и смотрели их работу в присутствии начальника строительства и иностранных консультантов. Совершенно недопустимая футеровка грозит аварией всей печи и принята быть не может ни в коем случае, — хладнокровно и обстоятельно объясняет Шахматов.
— Ах, так! Мы будем говорить в партийном комитете! — вскрикивает Коробов, обращаясь к Шеболдаеву, одновременно бросая уничтожающий взгляд на Шахматова.
Американские инженеры подойдя к портретам, рассматривают их. Мак Рэд прислушивается к все нарастающему спору между руководством строительства.
— Что за спор? Насколько мы понимаем они разговаривают о рабочих, которые испортили печь… Нет, мы ничего не можем понять… — произносит Мак Рэд.
— И ничего не поймете, — махнув рукой соглашается Ирина.
21. Обладатель серого паспорта
Бумажными снежниками сыплется конфетти на многочисленных гостей. Среди них жены местных партийных заправил, удивленно рассматривающие нескольких иностранцев. Торжественно бьет гонг. Коробов открывая торжественный банкет произносит речь:
— Джентльмены и леди! Товарищи и коллеги! Сегодня мы собрались за этим столом, чествовать нашего нового гражданина и поздравить его с новой жизнью. Да, товарищи! На наших глазах происходит перерождение людей. Идейный американский коммунист товарищ Мак Рэд делом ответил на призыв партии и приехал в нашу страну с великой и почетной миссией, помочь нам строить коммунизм. Здесь он нашел сердечных друзей и вместо того, чтобы заработав свои деньги уехать, изъявил добровольное желание остаться, заявив письменно, что обрел для себя новую родину. Разрешите мне от имени бюро горкома коммунистической партии искренне поздравить нового гражданина! Пусть живет наша славная родина! Пусть живет всемирная революция и великий вождь мирового пролетариата! Ура!!!
— Ура! Ура!!! — хором кричат гости.
Закончив речь, Коробов протягивает Мак Рэду темно-серый советской паспорт.
Зеркалова, сидящая рядом с Мак Рэдом и переводившая вкратце слова секретаря, шепчет ему, как суфлер, слова ответной речи.
— Благодарю, товарищи! Надеюсь быть примерным гражданином моей новой родины. Моя супруга обещает мне помочь в этом. Пусть живет всемирная революция! — отвечает Мак Рэд, быстро засовывая паспорт в карман.
— Товарищи! Выпьем эти бокалы за здоровье нашего дорогого товарища Мак Рэда! — произносит Коробов и все гости, будто по команде «смирно», вытягивают вперед, будто грозное оружие, свои рюмки.
