Решад Гюнтекин - Ночь огня
На ней был серый мужской плащ с поднятым воротником, из-под которого виднелся подол темно-синей плиссированной юбки и замшевые черные туфли на высоких каблуках.
Выходя из церкви, я вновь столкнулся с ней. На этот раз девушка открыто, без стеснения кивнула мне и исчезла в толпе вместе с подругами, которые вновь столпились вокруг нее.
На следующее утро я подозвал к себе Стематулу, чтобы задать вопрос:
— Ты все знаешь, Стематула... Я хочу спросить у тебя кое-что. Но если ты не ответишь честно, ссоры не избежать.
Девушка подняла на меня изумленные глаза и усмехнулась:
— Зачем же мне вам лгать, Кемаль-бей?
— Даешь слово?
— Даю...
— Ты знаешь, о чем я хочу спросить?
— Знаю... Вы спросите, где Рина.
Я растерялся. Стематула так быстро разгадала мой секрет и имела наглость так открыто говорить об этом, что я не мог скрыть досаду. Немного жестко я произнес:
— Что ты хочешь сказать, Стематула?.. Какое мне дело до Рины? С чего я должен спрашивать о ней у тебя?
Стематула прекрасно поняла, что моя ярость — не более чем следствие удивления, поэтому ответила, глядя мне прямо в глаза:
— Кемаль-бей, вы что думаете, я не знаю?
— О чем?
— Хотите, чтобы я сказала?
Положение становилось опасным. Нужно было спасать девушку во что бы то ни стало.
Я еще больше повысил голос и произнес таким тоном, словно отчитывал служанку:
— Молчи, и слышать не хочу этих глупостей. Я собирался спросить совсем о другом. А ты плетешь неизвестно что. При чем тут Рина? И зачем я с вами общаюсь! — И, не оборачиваясь, я быстро пошел прочь.
Стематула замерла на мгновение, а затем последовала за мной:
— Извините, Кемаль-бей... Вы сердитесь на меня? Что я такого сделала?..
Было понятно, что опасность миновала, и я остановился:
— Как тебе не стыдно, Стематула. Рина, ты, Пица, Марьянти, Еленица — все вы подруги... Мы постоянно вместе смеемся, перешучиваемся... Разве можно говорить такие гадости?
— А что я сказала?
Стематула перекрестилась, при этом в ее широко распахнутых глазах блеснула напускная наивность.
— Не говорила, но я знаю, что ты за человек...
— Простите, Кемаль-бей...
— Браво, Стематула... Так-то лучше... Когда я вижу Рину, я беседую с ней так же, как и с тобой, и с Пицей, и с Марьянти... Но почему я должен беспокоиться о ней, когда не вижу?
Стематула перевела дух и поспешила меня заверить:
— Вы правильно говорите, Кемаль-бей...
— Разумеется, я прав...
— А у меня спросить что хотели?
— Что же я хотел у тебя спросить? Да, я ведь собирался что-то у тебя спросить. Из-за тебя забыл... А, вспомнил: кто эта барышня, которую мы встретили вчера вечером?
— ?..
— Ну та, что была в церковном саду. Такая красивая барышня... Чудесные глаза, волосы...
Глаза и зубы этой девушки мне довелось увидеть лишь мельком, и я сомневаюсь, что узнал бы ее, даже если бы она стояла прямо передо мной. Но нужно было показать Стематуле, что я не собираюсь скрывать от нее свой интерес к какой-то барышне. Это помогло бы свести на нет разговоры о Рине, поэтому я восхвалял девушку как мог. Я вовсе не был влюблен в незнакомку, которая прошла передо мной в ту ночь огня. Но моим близким подругам не обязательно было об этом знать.
Не думаю, что Стематула, этот тертый калач, поверила в мою сказку. Но сочла, что позволить себя убедить будет вернее.
Вот только она ничего толком не могла рассказать о незнакомке, мямлила и лишь повторяла слова Еленицы: «Ее отец греческий богач, очень большой человек».
— Когда она приехала?
— Да уж неделю назад... дней пятнадцать как... Я не знаю.
— Зачем она приехала?
— У нее здесь дядя... очень большой человек...
— В Миласе?
-Э...
— Чем он занимается?
— Не знаю... крупный торговец...
— Но ты знаешь, что он торговец...
— Так говорят...
— Хорошо, Стематула... Спасибо...
Я попрощался со Стематулой и собрался уходить. Но она не отставала от меня, хотя мы уже перешли границу квартала.
— Кемаль-бей, я хочу вам что-то сказать...
— Что такое?
— Только вы никому не рассказывайте.
Начинались новые проблемы.
— Хорошо, Стематула. Никому не расскажу, — заверил я.
— Клянетесь? Если скажете, будет очень, очень плохо... Потому что мне велели молчать...
— Понятно... Я никому не скажу.
— Вечером вам все девушки говорили неправду. Эта девушка вовсе не гречанка, она османка.
— То есть живет в Османской империи, как и вы?
— Не только... Она османская женщина... Мусульманка.
— Ты правду говоришь?
— А зачем мне врать?
— Ну хорошо, а почему же она не знает турецкого?
— Знает, специально не показала этого. Чтобы вы не поняли...
— А с вами она все время говорила по-гречески...
— Она очень хорошо знает греческий язык. Она родом с Крита. Это сестра доктора Селим-бея... Пришла к нам, чтобы посмотреть на Ночь огня.
— Все это очень странно, Стематула... Получается, что она пришла тайком, потому что мусульманка.
— Ну... Османы не ходят в церковь... Может, и брат не знает... Никому не говорите, что я вам рассказала...
— Не беспокойся, Стематула...
— Большое спасибо, Кемаль-бей...
Как выяснилось, на этом секреты Стематулы не закончились. Оказывается, сестра Селим-бея захотела увидеть меня, не объясняя, кто она такая, и с этой целью попросила Стематулу позвать меня в церковь. Получается, что я оказался в положении девушки, которую вывели на смотрины.
— Насколько мне известно, у Селим-бея только одна сестра и она замужем за измирским купцом. Откуда взялась эта девушка?
— Это она и есть. Та, что замужем за измирским купцом...
— Такая молодая! Она ведь вам ровесница.
— Когда увидите ее на базаре, в чаршафе, так не скажете... Она уже четыре года замужем...
Поведав мне секрет, Стематула надеялась стереть остатки обиды и была уверена в успехе. Прощаясь, я тоже попросил ее об одолжении:
— Я думал, что сестра Селим-бея гречанка, и говорил неуместные вещи о ее бровях, глазах... Не смей об этом никому рассказывать.
Стематула вновь перекрестилась и поклялась. На этом мы и расстались.
IX
После Ночи огня друг за другом произошли два события, которые слегка испортили мне настроение. Во-первых, два молодых человека из Миласа сбежали в Европу.
По мнению священника и старосты, бегство свидетельствовало о непростительной неблагодарности по отношению к высочайшему падишаху. Но по странной случайности, когда они рассказывали о происшествии, в их глазах плясали искорки. После приема наша дружба с Лефтером-эфенди окрепла, и однажды вечером он зашел ко мне в гости, чтобы сообщить неприятную новость.
В тот день в квартале появились два жандарма, которые допросили старосту, выясняя, что за люди ходят ко мне.
Надо ли говорить, что ночью я спал не слишком хорошо, а спозаранку помчался к каймакаму и рассказал о случившемся.
Он посмеялся над моими страхами, потрепал меня по щеке и поспешил удовлетворить любопытство:
— Не о чем тут волноваться... это я их послал. Проделки этих невежественных юнцов привлекут к нам внимание центра, им будет крайне необходимо начать дознание. Могут спросить и о тебе. Я велел узнать, чем ты занимаешься. Это докажет, что мы не дремлем. Ты не знаешь подноготной подобных дел. Всегда полезно иметь какой-нибудь документ. Так, на всякий случай.
Каймакам не мог побороть любопытство и по-прежнему хотел знать, за что ребенка моих лет отправили в ссылку. Порой, пытаясь меня разговорить, он сам сбалтывал лишнее, но результат оказывался только один: я узнавал о стране и режиме то, чего не знал раньше.
В то время ссыльные были подобны просвещенным пропагандистам: они пробуждали от сна те края, куда их отправляли. Но в моем случае все происходило в точности наоборот.
Каймакам интересовался литературой, часто читал стихи Намыка Кемаля, Зии Паши[29] и других великих поэтов эпохи Танзимата и под предлогом толкования смысла открыто рассказывал мне, как страна катится к пропасти.
Должен заметить, что прейсде каймакам всегда был осторожен и выражал свои мысли завуалированно. Когда же он заходил слишком далеко, бедняга спохватывался, пускался в ненужные объяснения, пытаясь придать своим словам иной смысл, начинал молиться за безгрешного, добродушного падишаха, который и не ведал, что происходит в его стране.
— Моя должность требует делать вид, будто я гневаюсь на этих мальчиков, — говорил он. — Если, упаси Аллах, сегодня поймаю озорников, то закую в кандалы — только цепи зазвенят. Но на сердце будет тяжело. По правде говоря, оба блестящие молодые люди. Правильно сделали, что сбежали. Говорят, беглецы создали в Европе тайное общество, выпускают газету. Пытаются склонить на нашу сторону все прочие государства. Преуспеют или нет — не знаю, это уже другой разговор... Но по крайней мере, они делают все, что могут. Во всяком случае, хотя бы не с девушками соседскими заигрывают, а занимаются чем-то более полезным...
