Садриддин Айни - Рабы
Одна четырнадцатилетняя девочка и один шестнадцатилетний мальчик были вымыты особо тщательно, по нескольку раз, на них надели новую одежду и отвели в келью Карима-бая.
Он вызвал к себе с базара самого искусного цирюльника и велел ему расчесать им волосы, выправить и подтемнить брови. Несколько раз мастер менял им прическу, подстригал, заплетая, завивая волосы, пока не добился тех причесок, которые украсили их лица, бледные, испуганные, растерянные и безропотные.
Потом их опрыскали крепкими духами, изготовленными на розовом масле.
На пальцы их надели золотые перстни с яркими рубинами, в уши вдели серьги с жемчужинами. Голову мальчика покрыли золототканой тюбетейкой, а девочке, поверх золототканой тюбетейки, надели шитые золотом повязки на лоб, а на шею — ожерелье в три нитки.
Одежду на них надели из шелка и семицветного бухарского бархата, которая в те времена носилась в гаремах эмиров.
8
Ранним утром, когда Регистан, главную площадь Бухары перед эмирским дворцом, полили и подмели, бухарские зеваки и завсегдатаи всяких зрелищ собрались у ворот дворца, у соборной мечети Пайанда и разместились там вдоль стен и даже на прилегающих крышах, чтобы поглядеть, чем начало этого дня будет отличаться от прежних.
Кони придворных, явившихся, по обычаю, во дворец, чтобы приветствовать повелителя, стояли, сдерживаемые конюхами, вдоль медресе Дарушшифа[36] лицом к югу.
Бухарские бездельники переговаривались на своих местах, делясь догадками и обмениваясь слухами: кого сегодня его высочество будет истязать или казнить, кого повесит, кого сбросит с высоты своего дворца, кому, как барану, перережут сегодня горло, а кого осыплют милостями, почестями и дарами.
Эти праздные люди, собиравшиеся сюда по утрам изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, чувствовали себя как бы участниками тех великих исторических событий, коими повелевало солнце Бухары — его высочество эмир.
С благоговением, словно эмир сидел среди них и с ними сообща решал судьбы вселенной, они, почти не дыша, тихонько переговаривались: что сулит им, какими зрелищами взволнует и обогатит их этот очередной начинающийся день благородной, священной Бухары?
Путники, которым надо было проехать через Регистан со стороны ли ворот имама, со стороны ли купола Тиргарана,[37] обязаны были спешиться, взять лошадь под уздцы, а осла гнать перед собой и идти, обернувшись лицом к дворцу и кланяясь. Лишь перейдя Регистан, могли они снова сесть в седло или влезть на осла и продолжать свой путь.
В это утро какой-то крестьянин, редко бывавший в городе и не знавший его порядков, продолжал ехать через Регистан верхом.
Увидев это, один из стражей, стоявших с дубинками на деревянных мостках перед воротами Арка,[38] страшным голосом заорал на крестьянина:
— Сле…е…зай! С ко…оня долой! Слезай! Слезай!
Оцепенев от этого страшного крика, крестьянин хотел было слезть с седла, но зацепился за стремя и упал.
Не успел он подняться, как выбежавшие из Арка есаулы с палками в руках набросились на него, схватили и поволокли к дворцу. Они подняли его на мостки, поставили перед приставом, раздели и дали ему пятнадцать ударов палкой. Потом велели помолиться за здоровье его высочества и лишь после этого великодушно вернули ему халат и отпустили. Так дан был наглядный урок почтения к этому высокому месту.
Для скучающих зевак это было «лепешкой, испеченной сразу же, как замесили тесто». А по-русски говоря: «Сделано начало, полдела откачало». И действительно, случай этот был началом предстоящих зрелищ.
И зрелища разворачивались.
На помосте перед воротами показалось двое узников из Абханы[39] — дворцовой темницы, помещавшейся в проходе, ведущем от ворот внутрь Арка.
Руки узников были связаны не сзади, а спереди. Один из зрителей, заметив это, не для других, а больше для себя самого, воскликнул:
— Бедняги!
Ибо руки, связанные спереди, означали, что узников сегодня казнят.
Вперед вышел человек в широком халате, расшитом золотом, опоясанный позолоченным поясом, с роскошной шапкой под чалмой, держа меч с серебряной рукояткой.
Это был «владыка ночи», начальник ночной охраны в Бухаре и исполнитель высшего гнева эмира, наблюдавший за совершением казни.
Осужденных окружили люди кушбеги[40], обычно они ехали верхами, но иногда, как и в этот день, шли пешком. Держа сабли наголо, они стояли, ни на кого не глядя, избегая встретиться взглядом с кем-нибудь из людей. Вместе с ними стояла пешая ночная стража, вооруженная трехаршинными палками, обитыми в трех местах медными кольцами. Рядом с каждым узником стояло по человеку, державшему осужденного за руки; в другой их руке чернела под большим набалдашником палка, длиной в аршин, а толщиной с топорище. Эти люди были коренасты и плотны, одежда их ничем не напоминала придворную; головы их покрывали облезлые меховые шапки, плечи — короткие стеганые куртки, обуты были в высокие сапоги из булгарской кожи. Это были палачи.
Осужденных повели.
Они прошли на другую сторону Регистана и остановились напротив дворцовых ворот, над ямой, вырытой для стока дождевой и снеговой воды на Веревочном базаре.
Любопытные бездельники окружили плотным кольцом эту яму. А люди кушбеги и владыки ночи ударами сабель и палок раздвинули это кольцо.
Владыка ночи, повернувшись к воротам дворца, трижды поклонился в ту сторону так низко, что голова его едва не коснулась земли. Затем он потребовал от народа и от осужденных благодарственной молитвы о здравии и благоденствии его высочества.
Люди громко и шумно помолились:
— Да пусть его высочество завоюет весь мир, меч его будет всегда острым. Да пусть ему всегда и во всем помогают его светлость Шахимардан и Бахауддин,[41] отражающий беду, несчастья.
Узники почти задохнулись во время этой молитвы, так как палачи высоко подняли их связанные руки, сдавив грудь.
Владыка ночи вынул из-за пазухи бумагу, поцеловал ее в том месте, где стояла печать, коснулся ею глаз и просмотрел ее. Затем он засунул указ обратно за пазуху, взглянул на палачей и шевельнул усами. Это был знак.
Первый палач, выпустив руку осужденного, размахнулся и ударил его спереди по коленям. Осужденный упал лицом на землю на краю ямы.
Второй палач сел на осужденного верхом и придавил его к земле. Воткнул нож до самой ручки в горло узника чуть пониже уха, затем вытащил и вытер окровавленный нож об одежду узника и опять спрятал его в голенище.
Оставив казненного, содрогающегося на краю ямы, они так же казнили второго осужденного. Вскоре оба были мертвы.
В это время из бани Тукум-Дузи выбежало четверо людей с носилками в руках. Это были дочиста проигравшиеся азартные игроки, жившие в холодные дни в печах этой бани. Их обязанностью было убирать казненных людей.
Если родственники казненных приходили за мертвыми телами, эти требовали большой выкуп, а если у мертвеца не было состоятельной родни, они выносили мертвеца на дорогу и собирали деньги с прохожих на погребение. Но деньги эти обычно шли им на азартную игру. Это дело они избрали своим ремеслом. А так как они этим ремеслом зарабатывали много денег, другие игроки азартных игр Бухары удостоили их «почетным» прозвищем «Богатые сынки его высочества».
Этим ремеслом им удавалось добыть немало денег. Но в этот день им не повезло. Когда владыка ночи увидел их, он сказал:
— Не трогать! Эти по воле высочества будут до вечера лежать здесь. Чтобы все их видели и запомнили. А вечером их вывезут за город и бросят на съедение псам, ибо они были не только игроками и мошенниками, но еще и бунтовали: они пытались поднять народ Хатырчи[42] против своего правителя и хатырчинского казня. И они вывели народ из повиновения. Трупы таких людей оскверняют землю, а потому его высочество проявил милость и приказал отдать их псам.
