Рихард Дюбель - Хранители Кодекса Люцифера
– Мы приехали, – сообщил он. – Убери идиотку с глаз моих, пока я не разбил ее тупую физиономию. А затем отведи парня в комнату с подъемным механизмом ворот у подножия центральной башни и запри его. Я поговорю с… – Ему пришлось заставить себя произнести ее настоящее имя: – Поликсеной.
– Хорошо.
Это прозвучало так, как будто священник собирается присутствовать при их беседе. Генрих предпочел бы, чтобы он убрался куда-нибудь. А лучше всего было бы, если бы он рухнул замертво.
– Александра идет со мной. – Он вызывающе посмотрел на Киприана, надеясь, что тот скажет что-нибудь вроде: «Если ты ее тронешь, то умрешь!» – но, естественно, подлец не проронил ни слова. Генрих спешился, стащил Александру с седла и просто отпустил лошадь. Пусть слуга ее потом ловит.
Когда он обернулся, лицо Александры оказалось прямо перед ним. Она плюнула в него.
Он схватил ее за затылок и подтащил к себе, а затем как можно сильнее облизал ее щеки, лоб и глаза. Ее передернуло.
Генрих смотрел, как священник ведет Киприана на цепи к центральной башне. Изольда рысила рядом с ним. Он взялся скованные запястья Александры и потащил ее за собой.
15
Он ожидал ее в капелле, но она не пришла туда. После долгих поисков он наконец нашел ее в спальне. Он никогда еще не был здесь и поразился тому, что в комнате преобладали пестрые ткани, яркие покрывала и подушки. В отличие от спальни в Пернштейне комната в пражском дворце, в которой они вместе до смерти замучили проститутку, была будничной, явно гостевой спальней. Генрих не знал, чего он ожидал от комнаты, которая представляла собой ее интимное убежище. Конечно, он не думал, что увидит совершенно обычную комнату женщины, у которой нет либо времени, либо денег, чтобы поменять девичью обстановку на нечто более дорогое, более солидное.
Белая фигура, казалось, совершенно не вписывалась в эту обстановку.
Краем глаза он заметил, что Александра осматривается, и догадался, что у нее создалось такое же впечатление: обычное помещение и его обитательница не были единым целым. Это могло быть преднамеренным: посетитель сразу чувствовал себя неуверенно, оказываясь в ее присутствии, ибо у него возникали противоречивые ощущения. На подносе стоял кувшин вина. Генрих сосчитал бокалы: три. Он прищурился. Опять новая игра? Стеклянные бокалы, толстостенные, оправленные в золото и украшенные серебряными нитями, которые вились вокруг ножек, Должно быть, происходили из наследства старого Братислава. Сразу было видно, как много стекла понадобилось для их изготовления. Это было чистой воды хвастовство и скорее доказательство собственного богатства, чем желание использовать Драгоценные сосуды для напитков. За деньги, вырученные от их продажи, можно было содержать весь Пернштейн в течение целого года. Вероятно, это были последние три штуки, оставшиеся от сервиза, благодаря которому финансировалась жизнь Поликсены в Пернштейне. И все же Генрих знал, что число «три» вовсе не было невинным или случайным.
Он сделал шаг вперед и, споткнувшись о рассохшийся деревянный настил, разозлился.
– Для кого третий бокал? Для попа?
– А с чего вы взяли, что второй бокал предназначается вам?
Генрих, едва не потеряв дар речи, изумленно уставился на нее. Она наклонила голову и слегка улыбнулась.
– Вы знали, что Александра и Изольда убежали вместе, или нет? – Он понял, что говорит, как маленький мальчик, над которым подшутили его друзья по играм.
– Как вы пришли к такому выводу?
Он пренебрежительно фыркнул. Александра засмеялась, что подлило масла в огонь, однако в присутствии женщины в белом он не смог бы причинить девушке боль, не выказав себя еще более слабым человеком.
– Она сама все спланировала, – ответила вместо нее Александра. – Она играет с тобой так же, как со мной и со всеми другими. Ты играешь с игрушками, а она – с людьми.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Генрих, хотя слишком хорошо знал, что имела в виду Александра. Здесь, в этой комнате, казалось, было нечто такое, что позаботилось о том, чтобы люди могли заглянуть друг другу в душу. Смущенный осведомленностью Александры, он сжал кулаки.
– Она привязала меня к старому подъемному механизму, который ты переделал. Ведь это ты его переделал, да? Не надо ничего отрицать. Ты ведь его для меня приготовил, не так ли. В конце, когда мы с тобой остались бы одни, ты прикрепил бы меня к нему и убил.
«Ошибка, – подумал он. – Я не хотел быть наедине с тобой. Мы были бы вдвоем и наслаждались бы твоей смертью». Ему вдруг стало ясно, что это всегда было его сокровенной мечтой, и ею же и останется. Но он промолчал.
– Она приказала привязать меня там, оставив рядом со мной Изольду. Ушло не так уж много времени, чтобы убедить Изольду освободить меня. Эта девушка живет в своем собственном мире, где только немногое совпадает с тем, что происходит в действительности, но в конце концов она меня вспомнила. Я достаточно часто пела и смеялась вместе с ней, когда навещала Леону. – Александра обернулась и посмотрела на улыбающуюся Поликсену. – Само собой разумеется, вы все это знали. Леона, опасаясь за жизнь Изольды, рассказала вам многое из того, что касается моей семьи.
– Что значит весь этот вздор? – воскликнул Генрих, хотя ни одного мгновения не сомневался в том, что Александра говорит правду.
– Почему вы не убили ее? – спросила Поликсена. Она пристально смотрела на Генриха. – Почему вы сохранили ей жизнь? Или вы забыли, какое наказание мы с вами назначили другим, тем, кто пытался предать нас?
– Мы? – горько повторил он. – Я не знаю, существует ли действительно это «мы».
– Вы сохранили ей жизнь. И это причина, по которой я подвергла вас этому испытанию. Вы его не выдержали.
– Ах, вот как! Ах, вот как? Вы ревнуете к Александре? Вообще-то, я привез ее сюда, чтобы пожертвовать вам! Я всегда говорил вам правду. Наше партнерство началось с крови, и я хотел скрепить его кровью Александры, как печатью.
Она щелкнула пальцем по одному из бокалов.
– Ревность… Что такое ревность? Впрочем, один из бокалов действительно предназначен для Филиппо Каффарелли.
– Который еще не расшифровал для вас ни одной строки библии дьявола! – Генрих услышал свой ворчливый голос и понял, что еще до того, как раздалось пренебрежительное фырканье Александры, он попался на удочку Поликсены. Это удалось ей с такой легкостью…
– Извините, – неожиданно сказала хозяйка Пернщтейна. – Это было примитивно. – Она посмотрела ему в глаза Жар вспыхнул в нем, когда он увидел, как между ее губами показался кончик языка, а она будто бы и не отдавала себе в этом отчета. Она подвергла его испытанию? Его, ее партнера? Да, мысленно добавил он, но только потому, что неповторимость этой особы позволяет ей проверить, кто ее достоин. Mene mene tekel…[43] Ты взвешен и найден очень легким! Но у него был еще один козырь в рукаве, который показал бы ей, насколько на самом деле он ее достоин. И Поликсена приветствовала бы это доказательство, потому что в действительности она сильно желала его, и непроизвольные движения тела выдавали ее.
Кончик языка, который плясал над ее губами и изнывал от желания поздороваться с его языком! И тут, более точно прочитав выражение ее глаз, он понял, что она снова играет с ним. – Правильно, – согласилась она. – Я обнаружила ключ давным-давно. Он не содержится ни на одной из страниц книги. Он заключен в тех, кто лезет из кожи вон, чтобы завладеть библией дьявола. Хотите ли вы знать, как он называется? Соблазн, мой друг Геник, соблазн. А соблазн – это то, что случается с людьми, если они позволяют себе прельститься чем-либо. Когда змей предложил Адаму и Еве вкусить плоды древа познания, в наш мир пришла библия дьявола. Думали ли вы, что при этом речь идет о том познании, которое дают плоды этого дерева? Я долгое время так и считала, и все те, кто занимались библией дьявола до меня, были того же мнения. Но ведь это так просто, речь не идет о том познании, что солнце встает на востоке и садится на западе, что мир – это шар, что Солнце и Земля находятся в центре Вселенной. Речь идет о познании, которое дарует наибольшую власть в обществе, ибо люди во всякое время подвержены соблазну, ибо сами допускают это. Они соблазняются всегда, поскольку с непоколебимой убежденностью верят в то, что они – центр Вселенной и что с ними случается не соблазн, а справедливая плата за их неповторимость. Каждый отдельный человек в любой момент может быть подвержен соблазну. В этом и заключается смысл библии дьявола, – а вовсе не в тех путаных заклинаниях, которые возникли в мозгу замурованного монаха. Библия дьявола – это Грааль, друг мой. Грааль всегда привлекал тех, кто был убежден в своей исключительной важности, в том, что им предназначена особая судьба на земле.
– Нет, – неожиданно возразила ей Александра. – Вы ошибаетесь. Вы продали душу дьяволу, и потому ваш кругозор, как и у него, ограничен. Дьявол верил…
