"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

– …подальше от Рима. И люди скоро о ней забудут, – закончил Тигеллин.

Я тряхнул головой. План гениальный, но замыслить такое мог только абсолютно безжалостный человек, и это пугало, пусть даже человек этот выступал на моей стороне.

– Изгнание на остров – это слишком.

– Менее жесткие меры не помогут тебе от нее избавиться.

Я упорствовал, и тогда Тигеллин предложил другой вариант: Октавия выбрала себе в любовники слугу, флейтиста из Египта. Нет, люди не поставили бы ей это в вину, коль скоро я не посещал ее покои в качестве мужа. Пришлось вернуться к версии с Аникетом и заговором против меня. Я послал за ним.

Он сидел напротив меня и широко улыбался. Хотел бы я целый день провести с моим старым добрым другом, но призвал я его не для этого. Мы немного поговорили о флоте, о рекрутском наборе, о легионах, в особенности об отличившемся в Британии Четырнадцатом. А потом я осторожно изложил ему свою просьбу. Аникет даже ошалел, услышав такое:

– Что? Да я никогда с ней наедине-то не был. Видел раз-два и обчелся.

– Ты моя единственная надежда, – настаивал я. – Только тебе я могу довериться целиком и полностью, ты – тот, кто не подвел меня в час великой нужды.

Что это за час, можно было не уточнять, он навсегда остался в нашей памяти.

– Моя нынешняя просьба не идет ни в какое сравнение с тем, на что ты согласился ради меня тогда.

– Я должен буду лжесвидетельствовать против себя, – сказал Аникет. – И вдобавок причинить вред невиновному человеку.

– Это все – юридические формальности. Никто не собирается внушать миру, что это правда, просто нужно записать твои показания, чтобы они имели законную силу. И потом, твоя роль в качестве любовника Октавии только пойдет ей на пользу – ее следующий муж решит, что она искушенная в таких вопросах женщина.

Аникет даже не улыбнулся. А мне стало стыдно за свою попытку оправдать его лжесвидетельство против Октавии: я ведь прекрасно знал, что в изгнании у нее никакого второго мужа не будет.

Аникет вертел в левой руке бумагу и кривился, словно от боли.

– Ну, не знаю…

– Ты можешь удалиться на Сардинию, я дарую тебе огромные поместья. Это избавит тебя от римских сплетен.

– И от должности адмирала?

– Ты был блестящим адмиралом, но неужели тебя в этой жизни больше ничего не привлекает? Ты ведь от многого отказался, когда бросил якорь у мыса Мизен. Без обид, но, согласись, это не самое привлекательное для жизни место.

– Что да, то да, – признал Аникет. – Я бы предпочел выйти в отставку, пока еще не слишком стар, чтобы получать от отдыха удовольствие.

– Значит, решено…

И Аникет все сделал. Он предстал перед консилиумом и торжественно поклялся, что был любовником Октавии и она пыталась склонить его, а с ним и весь флот, к участию в заговоре против меня. Если бы Аникет принял участие в состязании актеров в Афинах, ему бы точно достался венок победителя. Какой талант! Для меня это было настоящим открытием.

LXV

Поппея расторгла свой брак быстро, просто потому, что никто не был против. Отон получил назначение в Португалию. Все прошло гладко и без лишнего шума. Отон явился в сенат, чтобы выступить с формальной прощальной речью, но я предпочел не присутствовать.

Октавия, в свою очередь, была сослана на Пандатерию, но перед этим ей пришлось пройти через устроенный Тигеллином жесткий допрос, в процессе которого в подробностях описывалась ее развратная связь с любовником. Кульминацией допроса стали слова служанки Октавии, которая заявила, что интимные места ее госпожи чище, чем рот Тигеллина. Он потом в свое оправдание говорил, что вынужден был задавать все эти вопросы, потому что ответы на них надо было зафиксировать на бумаге. Впоследствии, когда я набросился на него с обвинениями, он заверил меня, что постарается максимально облегчить Октавии жизнь в изгнании, а именно: будет дважды в неделю присылать ей еду, включая всяческие деликатесы; предоставит мягкие диваны и крепкие столы, а также книги и столько ламп и факелов, сколько она сочтет нужным. Стеречь ее будут специально отобранные стражники, достаточно образованные, чтобы с ними можно было побеседовать как о поэзии, так и об истории.

– Лучше им воздержаться от бесед об истории, – сказал я. – У острова в том, что касается женщин из императорских семей, она довольно мрачная.

На Пандатерию была сослана дочь Октавиана Августа Юлия Старшая, как и ее внучка Ливилла. А Тиберий сослал на Пандатерию Агриппину Старшую. Я очень надеялся, что предоставленные блага как-то скрасят существование Октавии. С другой стороны, длительной необходимости в этом могло и не возникнуть, так как я планировал вернуть ее, после того как шумиха вокруг нашего развода утихнет. Август ведь позволил Юлии вернуться. У людей короткая память, надо просто выждать какое-то время.

Теперь же я был свободен и мог подумать о свадьбе. Отдав необходимые распоряжения, я вернулся к Поппее и провел с ней несколько недель, но перед отъездом завершил дело, для которого требовалась моя печать. Уже давно пришло время проводить в Британии более мягкую политику, и я заменил генерала Паулина на консула Турпилиана. Властные полномочия на время своего отсутствия передал Тигеллину и Фению Руфу.

– В Риме благодаря мне народ всем доволен, – сказал я. – С мелкими проблемами вы и сами справитесь. А случится что-то серьезное – посылайте ко мне самого быстрого гонца.

Но я надеялся, что они обойдутся и без меня.

Возвращаясь в Помпеи, никакой тревоги, как на пути в Рим, я не испытывал. Наступила весна, моим вниманием владели не гробницы вдоль дороги, а роскошные виллы. Свежая зелень листвы, звонкое пение птиц, белые россыпи полевых цветов на ярко-зеленых лугах – все символизировало начало моей новой жизни. До того постоянно ускользавшее счастье наконец будет моим.

Когда я подъезжал к широким воротам виллы, мне навстречу выбежала Поппея. Я соскочил с лошади и обнял ее.

– Как ты узнала, что я уже здесь?

– Почувствовала. Я не сомневалась, что ты именно сегодня приедешь.

В какой-то момент у меня даже голова слегка закружилась. Уткнувшись лицом в блестящие густые волосы Поппеи, я вдохнул их слабый мускусный запах. Потом чуть приподнял одну прядь, и она засияла на солнце, переливаясь всеми цветами янтаря, от золотистого до красно-коричневого.

– Я посвящу твоим волосам поэму. Они – настоящий янтарь.

И мы, взявшись за руки, пошли к портику с высокими колоннами.

– Янтарь… Я тебе говорил, что пришли новости от агентов, отправленных в Балтию на поиски месторождений янтаря? И одно очень крупное они сумели найти, так что скоро Рим утонет в янтаре.

Я был очень доволен.

– Надеюсь, не в буквальном смысле, – заметила Поппея.

– О, я планирую украшать янтарем щиты и сети гладиаторов. Это помимо всего прочего. А раз уж у янтаря цвет твоих волос, я никогда не смогу им пресытиться.

Парадная комната виллы была мне хорошо знакома, хотя я все еще чувствовал себя гостем, но теперь, освещенная весенним солнцем, она дарила новые приятные ощущения – тепло и свободу.

– Где мы поженимся? Не в черной комнате – это было бы слишком символично.

Поппея рассмеялась:

– Я подумала, будет неплохо все устроить во внутреннем саду. Цветы на фресках никогда не увядают, но там уже расцвели живые, и они чудесны.

Мы стояли во внутреннем саду. Пригревало солнце, легкий бриз покачивал растущие вдоль стены лилии. Голова Поппеи была покрыта вуалью традиционного огненно-оранжевого цвета и украшена венком из посвященных Юноне и Венере полевых цветов, которые она сама собрала на рассвете. В качестве свидетелей были приглашены ее родственники из Помпеев. Они тихо наблюдали, как мы, стоя перед жрецом из храма Юпитера и взявшись за руки, повторяли слова брачного обета Quando tu Gaius, ego Gaia – «Где ты Гай, там я Гайя». Я надел на палец Поппеи свадебное кольцо из лидийского золота с гравировкой в виде двух сомкнутых рук. После этого жрец повернулся к свадебному алтарю, на котором мы, когда устанавливали его возле одной из стен сада, оставили подношение Юпитеру – медовый пирог. Жрец разломил пирог и дал нам с Поппеей по кусочку, которые мы тут же съели. На этом ритуал завершился, мы с Поппеей стали мужем и женой.