"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

LIX

Я сгреб в охапку все донесения со стола и вернулся к себе. Перед глазами возникали картины объятых огнем городов, в ушах стояли крики жертв, единственной виной которых было их римское подданство или просто согласие иметь дела с Римом. Я уединился в самой дальней комнате, где никто не мог меня побеспокоить. Разве только сама Боудикка ворвалась бы со своими варварами.

Боудикка?.. Какая она, эта женщина, которая повела за собой целую армию? Я разворачивал свитки и лихорадочно выискивал все упоминания о правительнице иценов. Донесения были подробные, но в детали свершившихся событий я мог вникнуть позже, на тот момент меня интересовал только мой враг. А Боудикка и была моим врагом, причем настолько реальным, будто я встретился с ней лицом к лицу. Что такое поражение, я до того дня не знал. Ни один мой соперник не смог меня одолеть, я всех перехитрил, всем расставил ловушки, всеми манипулировал как хотел. Но теперь все было иначе.

Наконец я нашел ее описание. Итак, Боудикка была высокой, безжалостной и необыкновенно умной. У нее были густые рыжевато-коричневые волосы до пояса. Она носила золотое нашейное украшение (как торквес, который я взял из архива?), плащи с яркими узорами, заколотые брошами. Голос у нее был резкий, и она умела вдохновлять своими речами.

Прочитав одну из них, я вынужден был признать, что она была прирожденным лидером. Она могла увлечь и повести за собой, страстно говорила о свободе и умела подать себя не как царицу, а как простую женщину, которая, как и все в ее племени, страдает под гнетом Рима. Для пущей убедительности слов она воинственно размахивала своим копьем.

Вот одна из ее речей: «Я, рожденная от прославленных предков, сражаюсь не за потерянные царство и богатства, но, как простая женщина, жажду отомстить за отнятую свободу, за свое избитое плетьми тело, за поруганное целомудрие дочерей. Разнузданность римлян дошла до того, что они не оставляют неоскверненным ни одного женского тела и не щадят ни старости, ни девственности. Но боги покровительствуют справедливому мщению: истреблен легион, осмелившийся на битву; остальные римляне либо прячутся в лагерях, либо помышляют о бегстве. Они не выдержат даже топота и кликов столь многих тысяч, не то что нашего натиска и ударов. Они будут не в силах осознать, сколько нас и что нами движет. И в этом сражении нужно победить или пасть. Так решила для себя женщина, пусть же мужчины цепляются за жизнь, чтобы прозябать в рабстве». [446]

Эти слова зацепили меня, я продолжил читать:

«Не страшитесь же нисколько римлян, ибо не превосходят они нас ни числом, ни мужеством.

Мы же обладаем таким превосходством в храбрости, что считаем шатры наши более безопасными, чем их стены, а наши щиты гораздо более надежными, чем все их защитное снаряжение.

Однако не только в этом они гораздо слабее нас, но и в том, что не могут, подобно нам, переносить ни голода, ни жажды, ни холода, ни зноя, но нуждаются в тени и крове, в печеном хлебе, вине и масле; если же чего-то из этого у них недостает, они погибают; для нас же всякие травы и коренья служат хлебом, всякий сок – маслом, любая вода – вином, а любое дерево – домом.

Покажем им, что они – всего лишь зайцы и лисицы, которые пытаются властвовать над собаками и волками!»

Сказав это, она обратилась к гаданию и достала из-за пазухи платья зайца, и когда тот пустился бежать в ту сторону, которая считается у них благоприятной, вся толпа восторженно закричала, и Боудикка, воздев руку к небу, сказала:

«Благодарю тебя, Андрасте, и обращаюсь к тебе как женщина к женщине: я правлю не таскающими тяжести египтянами, как правила Нитокрия, и не ассирийцами, занятыми торговлей (а ведь мы уже и этому выучились у римлян!), как правила Семирамида, и тем более не самими римлянами, как недавно правила Мессалина, потом Агриппина, а нынче правит Нерон (который хоть и именуется мужчиной, но по сути является женщиной, о чем свидетельствуют его занятия пением и игрой на кифаре и та тщательность, с какой он наряжается и прихорашивается» [447].

У меня глаза на лоб полезли, когда я это прочитал. Я – женщина?!

«Я обращаюсь к тебе и молю о победе, о спасении и об освобождении от наглых, несправедливых, ненасытно-алчных, нечестивых мужей – если вообще можно назвать мужами тех людей, которые моются теплой водой, едят изысканно приготовленные яства, пьют неразбавленное вино, умащаются миррой, возлежат на мягких ложах с юношами, причем не самого нежного возраста, и находятся в рабстве у кифареда, к тому же и бездарного. И в самом деле, довольно этой Домиции Нероне царствовать надо мной и над вами, пусть певичка эта властвует над римлянами, ибо они достойны быть рабами такой именно женщины, чью тиранию они терпят уже столь долгое время!»

Я чуть не выронил свиток. Как она посмела?! С другой стороны, это была война, а на войне любые поношения и нападки на противника идут тебе на пользу. Но назвать меня бездарным кифаредом! О, она умна и, как и все великие воины, знает, куда бить и как ранить больнее. Я и она командуем многотысячными армиями, но она командует своей лично.

Один противник смотрел на другого через огромные расстояния, и армии у нас за спиной превратились в блеклый размытый фон.

Она еще узнает, на что способен кифаред, и горько пожалеет о своих словах.

Я даже не подозревал, что нрав у меня покруче, чем у Германика или Антония. Теперь все зависело от конфронтации двух армий на землях Британии. Впервые я жаждал повести за собой солдат и сразиться с реальным врагом, но не имел такой возможности. Приходилось возлагать все надежды на римлян, которые уже стояли там. И даже времени послать в Британию усиление из Германии у меня не было.

На самом деле, возможно, две армии уже вступили в сражение. А если так? Вдруг мы проиграем? Тогда я стану первым императором, потерявшим провинцию. О, какой позор! Несмываемый и невыносимый. Мы не можем проиграть. Просто не можем, и все.

День шел за днем, а мы ждали вестника. Даже самые быстрые гонцы армии, сменяя друг друга, могли добраться до Рима самое меньшее за девять дней. Я наизусть выучил все донесения, детали всех сражений – тактику, хронологию и географию. В нашей ситуации главным был вопрос о том, где в итоге произойдет решающая битва. Паулин был осторожным, но суровым и несгибаемым генералом. Я не сомневался, что он найдет способ уничтожить как можно больше врагов. Так сражались греки против персов в морской битве при Саламине и в битве при Фермопилах. Хитрость состояла в том, чтобы заманить врага туда, где он не сможет маневрировать и где его многочисленность превратится из преимущества в помеху.

Но Британия плоская и лесистая, если не считать пологие холмы и расчищенные под фермерские поля земли. На такой местности сложно «запереть» армию противника. Паулин может отступать в сторону Уэльса, выманивая на себя Боудикку. Но если отойдет слишком далеко, у него за спиной окажутся валлийцы, и это будет настоящий капкан, из которого уже не удастся выбраться.

С другой стороны, отступая, Паулин вынудит Боудикку зайти на незнакомые ей земли, где она хуже ориентируется, и это будет ему на руку. Надо все точно выверить. Такая игра может занять много времени.

Любой военачальник старается выбрать для себя наиболее выгодную позицию, а любой противник стремится лишить его такой возможности.

Все это время я почти не спал. И вот по прошествии двадцати дней с получения первой вести передо мной опустился на одно колено гонец и дрожащей рукой протянул запечатанное в тубу донесение. Удивительно, но я был абсолютно спокоен. Я принял тубу и удалился в свои комнаты. Там положил донесение на мраморный стол. Медная туба слегка покачивалась и блестела в утреннем свете. Внутри была запечатана правда, которой я так долго ждал. Такой маленький сосуд и такое огромное, судьбоносное содержание. Но то же самое можно сказать о пузырьке с ядом или о золотой шкатулке с огромным рубином.