Олдос Хаксли - Луденские бесы
Потом умер ее отец, а вскоре тяжело заболела мать. Во время ее долгого и мучительного недуга кюре частенько наведывался к болящей, хотя у него хватало забот с ненасытной вдовушкой и дочкой прокурора. Но не забывал он и утешать страждущую. Посему на смертном одре мадам де Бру вверила дочь его пастырской заботе. Священник пообещал свято блюсти материальные и духовные интересы сироты — так же ревностно, как если бы речь шла о его собственном состоянии и его собственной душе. Впоследствии он сдержал свое обещание, хоть и на свой лад.
В первое время после смерти матери Мадлен собиралась разорвать все земные связи и уйти в монастырь. Но духовный наставник решительно воспротивился этому плану. Грандье говорил, что в миру она может принести куда больше пользы. Если же станет урсулинкой или кармелиткой, то зароет свой талант в землю. Ее место здесь, в Лудене. Ее призвание — давать живой пример мудрости и благонравия всем неразумным девицам, помышляющим лишь о суетных удовольствиях. Кюре говорил красноречиво, в его словах звучала Божья правда. Глаза Грандье горели огнем, лицо озарялось светом и вдохновением. По мнению Мадлен, он был похож на апостола, а то и на ангела. Все, что говорил священник, было абсолютно верным и несомненным.
И мадемуазель де Бру осталась жить в родительском доме, который теперь стал пустым и темным. Почти все время она проводила в обществе своей единственной подруги Франсуазы Грандье, сестры приходского священника. Что же удивительного, если по временам Урбен присоединялся к ним и наблюдал, как они штопают одежду бедняков или же вышивают покрова для святых и Богоматери. Стоило ему появиться, и мир словно озарялся светом, а лицо Мадлен розовело от счастья.
Но на сей раз Грандье угодил в свою собственную ловушку. Он прибег к обычной стратегии профессионального соблазнителя: изображая холодность, разжечь в душе жертвы огонь сладострастия, довести его до высшей точки, а затем воспользоваться плодами своего коварства. Кампания протекала вполне успешно, но потом что-то нарушилось — или, наоборот, исправилось. Дело в том, что Грандье впервые в жизни влюбился. Оказалось, что его влекут не просто чувственные удовольствия, не тщеславие от победы над очередной невинной жертвой, а искреннее чувство к женщине как личности. Развратник сам не заметил, как превратился в однолюба. Это был важный шаг к нравственному росту — но шаг, увы, неприемлемый для священника римско-католической церкви. Брак для духовного лица означал бесчисленные сложности и тяготы — этические, теологические, церковные и общественные. Тогда-то Грандье и написал свой маленький трактат о целибате, о котором мы уже упоминали раньше. Мало кому нравится считать себя безнравственным еретиком; но еще менее нам нравится подавлять свои инстинкты, особенно если мы чувствуем, что в инстинктах этих нет ничего дурного, что они влекут нас к насыщенной и счастливой жизни. Из этого источника проистекают любопытнейшие произведения литературы, рационализирующие и оправдывающие импульс или инстинкт при помощи философских терминов, в зависимости от времени и географических условий приспосабливая неортодоксальные поступки к нравам эпохи. Трактат Урбена Грандье являл собой весьма характерный образец этого трогательного жанра. Кюре любил Мадлен де Бру и знал, что ничего дурного в этом чувстве нет. Однако в соответствии с правилами организации, к которой он принадлежал, даже самая благая плотская любовь воспринималась как зло. Поэтому он должен был найти аргументы, доказывающие, что эти правила вовсе не так уж буквальны, или же, что сам он, давая обет безбрачия, вовсе не собирался их придерживаться. Для умного человека нет ничего проще, чем найти доводы, подтверждающие правоту его намерений. Наверняка самому Грандье логика его трактата казалась безупречной. Еще более примечательно то, что столь же безупречным ход мыслей духовника показался мадемуазель де Бру. Религиозная до фанатизма, добродетельная не просто из убеждения, но по самому своему характеру, она воспринимала церковные законы как свод категорических императивов и, верно, скорее умерла бы, чем погрешила против целомудрия. Но она была влюблена — впервые в жизни, со всей страстью, свойственной скрытным, глубоко чувствующим натурам. У сердца есть свои резоны, и когда Грандье стал доказывать, что обет безбрачия вовсе не так уж абсолютен и что духовное лицо в принципе может жениться, девушка ему поверила. Ведь если она соединится с любимым не в прелюбодеянии, а в освященном церковью браке, то тогда она сможет на полных правах любить его — собственно говоря, это даже станет ее прямым долгом. Логика любви неоспорима: этические и теологические доводы Урбена Грандье показались Мадлен абсолютно верными. И вот однажды ночью в пустой гулкой церкви отец Грандье выполнил свое обещание, данное умирающей мадам Бру: целиком и полностью взял на себя заботу о сироте, вверенной его попечению. В качестве священника он спросил сам себя, согласен ли взять эту женщину в жены; потом, уже в качестве жениха, ответил утвердительно и сам надел кольцо на ее палец. Вновь вернувшись к роли пастыря, он произнес положенное напутствие, тут же опустился на колени, дабы принять его. Это была поистине фантастическая церемония, противоречившая закону и традиции, церкви и государству, но брачующиеся не сомневались в ее легитимности. Они по-настоящему любили друг друга, и это давало им уверенность, что в глазах Господа их брак вполне законен1.
Возможно, в глазах Господа так оно и было, но только не в глазах людей. С точки зрения добрых луденцев, Мадлен просто стала очередной наложницей приходского священника. Маленькая святоша, что держалась недотрогой, на самом деле оказалась обычной шлюхой — бесстыднейшим образом уступила домогательствам этого мерзкого Приапа в рясе, этого козла в камилавке.
Собрание врагов священника, встречавшихся каждый день под сенью аптекарева крокодила, преисполнилось негодования. Самые яростные филиппики в адрес кюре раздавались именно здесь. Эти люди ненавидели Грандье, но, поскольку он устраивал свои делишки с невероятной ловкостью, не знали, как к нему подступиться, поэтому им приходилось ограничиваться руганью и угрозами. Раз ничего нельзя было сделать, по крайней мере, отводили душу. Причем хула не ограничивалась пределами аптеки. Дошло до того, что родственники мадемуазель де Бру решили положить
1 Из материалов гугенотского синода, проведенного в Пуатье в 1560 году, явствует, что священники довольно часто втайне женились на своих наложницах, и это создавало особенные проблемы, если женщина придерживалась кальвинистского вероучения (Генри Ли «История целибата». Глава 29 «Посттридентская церковь») (Примеч. авт.).
«клевете» конец. Неизвестно, что думали они о предосудительной связи Мадлен с ее духовником, однако, подобно прокурору Тренкану, эти люди свято верили, что юридически установленная истина — самая лучшая из истин. Magna est veritas legitima, et praevalebit1. Основываясь на этой максиме, они убедили Мадлен подать в суд на мэтра Адама за клевету. Дело было рассмотрено в парижском парламенте, и аптекаря признали виновным. Местный помещик, враждебно относившийся к роду де Бру и ненавидевший Грандье, подал от имени аптекаря апелляцию. Состоялось второе разбирательство, на котором решение нижней инстанции было подтверждено. Бедного Адама приговорили к штрафу в 640 ливров, возложили на него судебные издержки за оба процесса, и еще он должен был в присутствии городских магистратов, Мадлен де Бру и ее родственников коленопреклоненно и с непокрытой головой признать «громким и четким голосом, что он злонамеренно и необоснованно возводил нелепые и позорные хулы на вышеуказанную девицу, за что теперь просит прощения у Господа, короля, правосудия и вышеозначенной мадемуазель де Бру, публично объявляя ее девой добродетели и чести». Именно так все и произошло. Юридическая истина одержала триумфальную победу. Прокурор и лейтенант полиции, будучи членами юридического сословия, не могли не признать поражения. Очевидно, при следующей атаке на Грандье его любовницу придется оставить в покое. В конце концов, по матери она происходит из рода Шове, ее двоюродные — род де Серизе, ее свойственники — Табары, Дрё и Женбо. Когда у женщины такие влиятельные связи, нечего сомневаться, что любой суд признает ее «девой добродетели и чести». А беднягу аптекаря, конечно, жалко — штраф и судебные издержки довели его до разорения. Увы, неисповедимы пути Провидения. Каждый должен нести свой крест, как справедливо заметил апостол.
В обществе врагов Урбена Грандье появилось два новых члена. Первым из них был видный юрист, королевский адвокат Пьер Мено. Много лет подряд он предлагал Мадлен выйти за него замуж. Отказы не обескуражива-
1 «Легитимная истина велика и преобладающа» (лат.).
