Серо Ханзадян - Царица Армянская
— Божественный престолонаследник выдворил вон из своего шатра послов
Мурсилиса. Надо было видеть этих хеттов. Смех, да и только...
Отец сурово глянул на нее.
— Не вмешивайся в мужские дела и разговоры, дочь моя!
— Хорошо, отец. В таком случае пойду-ка я поищу радугу, проскользну
под нею, может, обернусь юношей!
— Ну зачем же? — улыбнулся Таги-усак.
— Чтобы не кто-то в меня влюблялся, а сама бы я выбирала кого
полюбить, не кто-то дарил меня другим, а сама бы я одаривала!..
— Каждый из богов, — вздохнул медник, — что-то непременно у нас
отнимает. Один уносит человека, лишив его жизни, другой — домашних и диких
животных, третий — хлеба лишает. И медь мою тоже уносит. Сколько богов,
столько даней и податей...
Арбок Перч потягивал пиво. На Нуар, которая, разговаривая, обращалась
только к Таги-Усаку, он больше не смотрел. Все беды от нерасположения
богов. Ни чувства, ни горячее сердце не вызывают ответной любви в том,
кого жаждешь, если боги того не желают. А кому они нужны, такие боги?..
Арбок Перч поднялся.
— Пойду-ка я. Меня уж, наверно, ищут. Будьте здоровы.
Нуар не пошла, как это полагалось, проводить его.
* * *
Река Тер Мадон, как бы взрезая скалистое ущелье, разделяет гору
надвое. По одну ее сторону — граница Хеттского царства с крепостными
дозорами и воинским гарнизоном. Царство это огромное, тянется на запад до
самой Фригии, на юг до Лугги, на север до Арзавы*. Если из Нерика
пуститься в путь до хеттского города Иштитту, целых шесть дней надо ноги
сбивать, а от Иштитту до Арзавы, чтобы в море окунуться, в пять раз того
больше добираться надо.
_______________
* Ф р и г и я и А р з а в а — древние государства в Малой Азии;
Л у г г а — южная часть Хеттского царства.
Мари-Луйс знала про все эти расстояния и удивлялась, почему ее люди,
давно уже отправленные в пределы Хеттского царства, не возвращаются. Она
стала подозревать, нет ли среди ее приближенных предателей, которые
сообщают хеттам о засылаемых ею лазутчиках. Может, это даже сам великий
жрец Кама Вараш. Он ведь из хеттов... У Мурсилиса дьявольский аппетит, он
спит и во сне видит, как бы заглотнуть Нерик. Но этому не бывать. Руки
коротки, хоть не раз пытался. До храма Мажан-Арамазда и до его золоченого
алтаря добраться не легко. Всякий раз, как только Мурсилису удавалось
ступить на противоположный берег Тер Мадона, армяне топили хеттов в их же
крови. Зато теперь Нерик заполонили хеттские жрецы.
Мари-Луйс знает, что Мурсилис нагло объявил своим военачальникам,
мол, если армянская царица хоть раз почтит его ложе своим роскошным телом,
он вернет ее супругу Каранни тегарамские и торгомские земли.
Говорят, этот Мурсилис пользуется благосклонностью женщин. Любопытно
было бы его увидеть... Но каков наглец!..
Хеттские жрецы шныряют по всему Нерику. Зачем они здесь? Неужто
только на моление явились?.. Таги-Усак рассказал ей, что Каранни, да будет
вечно благоволение богов к нему, выдворил послов Мурсилиса и уничтожил его
грамоту. Прекрасно!..
Зачем водой заливать огонь, если этот огонь — твое божество...
Царице были отведены небольшие уютные комнаты наверху, в башенной
части. Оттуда ночью прекрасно просматривалось все небо.
Полы были устланы ворсовыми коврами и белыми кошмами. Каменные стены
увешаны шкурами диких животных, а местами ярко расписаны. Тут же висели
рога, старинное оружие, у стен на бронзовых треногах стояли скульптурные
изображения разного рода богов и идолов с белыми глазницами и бегущая
косуля — герб Нерика. В священной чаше горел огонь. Мари Луйс подлила в
него масла. Голубое пламя бездымно качнулось, пахнув ладаном.
А у Таги-Усака кудри полыхали, как огонь в этой чаше, и глаза будто
молили о чем-то... «О боги, что делать, не идет он из головы!..» Мари-Луйс
подумала о своем малыше. Он сейчас спит в люльке, подвешенной к потолку.
Как бы нянюшка не заснула и не прозевала, если он вдруг раскроется!..
Уберегите его, о боги! И что там делает супруг?..
Мари-Луйс опустилась на колени перед изображением бога Мажан-Арамазда
и долго молилась за мужа, за сына, за немощного царя-отца. Молилась, а
облегчения не обретала. Видно, грех пожирает душу: слишком часто она
произносит имя Таги-Усака. И зачем это, зачем?! Отведи злую напасть,
всесильная Эпит-Анаит!..
Царице вдруг стало не по себе от одиночества. Она поспешила к жене
хозяина дома. О тревогах своих с ней, естественно, не поговоришь, но тем
не менее облегчить душу можно.
Каранни отправился к морю Наири. Не завлекла бы его коварная синь
морская, не околдовала бы вероломная богиня Нуар... Слева от вершин
васпураканских гор взвиваются ввысь дым и пламя. «Не дай им совратить
тебя, душа моя, супруг мой Каранни! И тем более не вызови гнева пылающих
огней! Колдовские чары богини Нуар безмерны. Остерегайся. Помни, как
некогда мерзкая царица Шамирам собственными руками убила Ара. Он был
прекрасен и мужествен. Неудержимая в своих страстях и вожделениях Шамирам
явилась, чтобы завладеть Ара Прекрасным. Он был убит на земле Айраратской,
около реки Ильдирун. Но тут нагрянула жаждущая любви богиня Нуар и унесла
его тело в страну Наири, к извергающей огонь горе. Там она предала его
огню, и совершилось чудо: Ара Прекрасный ожил...
Не увлекла бы и тебя богиня Нуар, супруг мой».
* * *
Утро началось кимвальным перезвоном.
Царицу пришел приветствовать властитель Нерика. За ним явился великий
жрец Арванд Бихуни. Он подошел к священному огню, посыпал его щепотью
ладана и, повернувшись к Мари-Луйс, поклонился ей:
— С добрым утром!
Пришел и Таги-Усак, но Каш Бихуни, словно бы не заметив его, сказал:
— Звезда Великого Гайка повернулась к Медведице, государыня царица.
Таги-Усак про себя усмехнулся. Поди же, этот усохший жрец сует свой
нос и в астрологию?! Еще не наступил час звезды Гайка.
— Что хочет бог небесных светил? — спросила царица, обращаясь к
жрецу.
— Мажан-Арамазд требует жертвы.
— Уже приготовлены три бычка и семь баранов.
Арванд Бихуни опустился на колени перед чашей с огнем, воздел руки и
начал неслышно молиться, затем, как бы зачерпнув огня, он семь раз
переложил его из ладони в ладонь и вернул опять в чашу. Совершив эту
манипуляцию, жрец тяжело поднялся и громко сказал:
— Мажан-Арамазд требует, чтобы ему в жертву принесли человека, все
равно кого — мужского или женского пола.
Мари-Луйс с ужасом подумала о своем ребенке. А что, если и там
какой-нибудь жрец положил на него глаз?! Она чуть было не закричала, но
тут заговорил властитель Нерика.
— Жертвенные животные уже помечены, — сказал он.
Великий жрец гневно посмотрел на него.
— Сам себе погибель готовишь, господин властитель! — И он обернулся к
царице: — Или человека в жертву, как того требует извечный обычай, или
этот город постигнет большая беда, божественная!
— Человек с рождения — жертва! — с горечью проговорила царица. —
Зачем же делать его жертвой вдвойне, и к тому же до времени? Принесите в
жертву бычков, буйволят, белых овечек. Я запрещаю приносить в жертву
человека!
— Быть по-твоему, — ответил Арванд Бихуни. — Однако какой дать ответ
хеттскому жрецу Кама Варашу, который требует, чтобы ему открыли двери
жертвенника бога Шанта? Он привез для принесения в жертву юную
девственницу.
Мари-Луйс снова вспомнила свое дитя.
— Запрещаю! — ответила она.
— Что ты тревожишься, великая царица? Жертва, она ведь не в себе. Ее
одурманивают, и она даже может смеяться, бредить. Кама Вараш неуступчив,
божественная.
— И, однако, он же в моих владениях! Как он смеет не подчиниться
моему повелению? Если станет упорствовать, изгоните его из Нерика!
Таги-Усак про себя подумал: «Царица наша, ты что же, не помнишь, что
у Кама Вараша в Нерике целых шесть тысяч приверженцев? Как его выгонишь
при такой-то силище? Надо искать иной выход, надвигается беда».
