Леонтий Раковский - Кутузов
В письмах к жене Наполеон понемногу перестал писать о Москве. Он предпочитал говорить о разных мелочах, — например, о панораме Антверпена, которую сделали для императрицы: "Я очень рад, что ты довольна панорамой Антверпена. Было бы хорошо сделать панораму пожара Москвы". И как бы вскользь, хвалил прекрасную, солнечную московскую осень.
Он каждый день делал парады в Кремле и заставлял маршалов устраивать смотры у кремлевских прудов или у Калужской заставы.
Для парадов в Кремле назначали наиболее дисциплинированные части, а из них выбирали солдат в наименее потрепанном обмундировании, и все же смотры у Калужских ворот представляли позорное зрелище. На зов барабана становились под знамена в изорванных, нечищеных мундирах и дырявых сапогах. Солдаты не слушались команды офицеров: громко разговаривали в строю, переходили с места на место, меняя награбленные вещи. С каждым днем полки редели — пехота уже становилась не в три, а только в две шеренги.
В солнечное теплое утро 6 октября в Кремле проходил обычный ежедневный парад. Наполеон смотрел линейные полки барона Разу из корпуса Нея. Португальцы Разу сохранили во всех превратностях лагерной жизни коричневый цвет своих мундиров. В дыму бивачных костров также не изменились их черные кивера, но широкие белые панталоны, которые португальцы носили навыпуск, стали грязно-серыми, а вместо розового лампаса шла какая-то красноватая размазня.
Император видел и не видел этого: парад ведь происходил не в Булони! А строй португальцы держали сносно.
Парад уже кончался, когда вдруг издалека послышалась глухая артиллерийская канонада.
Маршалы, стоявшие за Наполеоном, с тревогой переглядывались: орудийные раскаты доносились с юга. Мюрат не собирался давать Кутузову бой. Неужели русские пошли сами в наступление? Это была неприятная новость.
Император делал вид, будто не слышит канонады и не видит тревоги на лицах свиты.
Никто из маршалов не решался обратить его внимание на подозрительную пушечную пальбу, боясь порывов его необузданного гнева: в последние дни Наполеона раздражал любой пустяк. Все смотрели на начальника штаба маршала Бертье, но принц Невшательский от волнения только энергичнее обычного ковырял в носу. Красивый Коленкур кивал на рыжего Нея — Ней стоял ближе всех к императору. Наконец осмелился обер-гофмаршал Дюрок.
— Вероятно, русские напали на неаполитанского короля, — спокойно сказал он императору.
Наполеон изменился в лице, но быстро овладел собой. Его взволновало не нападение, а самый факт: значит, русские все-таки не желают мириться!
Он кончил смотр, похвалил барона Разу и Нея и быстрыми шагами ушел во дворец.
За завтраком он наружно спокойно выслушивал доклад префекта императорского двора Боссе о представлениях в поздняковском театре, где вчера давали комедию Мариво "Игра любви и случая". Наполеон вместе с Боссе прикидывал, каких артистов надо выписать на зиму из Парижа в Москву. Но тут вошел растерянный Бертье и доложил, что прискакал адъютант Мюрата.
Боссе поспешил убраться со своими актрисами.
Предположения маршалов оказались верными: русские напали на авангард "великой армии" и оттеснили Мюрата.
Император в сильном волнении выскочил из-за стола и начал бегать по комнате.
"Значит, этот дурак Иоахим все наплел! Русские сильны! Надо торопиться на юг, чтобы выйти раньше Кутузова к этой Калигуле!" (Так называл Наполеон Калугу.)
Наполеон понял свою ошибку, в которой не хотел сознаваться, — он слишком долго засиделся в Москве, ожидая мира! Не послушался того, что говорили маршалы, верил в свою счастливую звезду.
В это утро он уже не мог усидеть на одном месте. Не проходило и получаса, как император отворял дверь в дежурную комнату и звал то одного, то другого. Распоряжения сыпались без конца.
Приходилось поторапливаться.
Наполеон оставлял маршала Мортье с семью тысячами солдат молодой гвардии в Москве, чтобы сохранить позу победителя и не показать, что удирает. Он велел Мортье сжечь магазины с продовольствием и фуражом, которыми не успели воспользоваться, сжечь дом Ростопчина и графа Разумовского, взорвать Кремль и все его дворцы.
— Это детское мщение! Словно персидский царь Кир, который заставил бить плетями море за то, что оно потопило его корабли! — смеялись в дежурной комнате.
А Наполеон ходил и думал.
Как сохранить привычный облик победителя? Посредством какой уловки представить всему миру свою неудачу успехом? С помощью какого искусного приема уйти из Москвы с торжеством?
Оставался один верный выход — бюллетень.
И Наполеон прибег к нему.
Он без всякого смущения нахально написал в последнем бюллетене, данном в Москве:
"Великая армия, разбив русских, идет в Вильну!"
Глава тринадцатая
МАЛОЯРОСЛАВЕЦ
Московские и калужские крестьяне лучше испанцев защищали свои дома.
Воейков в письме к ДержавинуУ крыльца фельдмаршальской избы перед застывшим на часах рослым семеновцем, охранявшим вход, стояла пестро одетая толпа партизан.
Из-за рыжих кожухов и черных русских кафтанов "в сборку" кое-где выглядывали синие французские шинели. В гуще крестьянских заячьих треухов и старых обтерханных малахаев там и сям торчали кивера вольтижеров, уланские каски, объемистые шапки итальянских гренадер.
У некоторых мужиков висела через плечо на веревочной портупее блестящая конногвардейская сабля или длинный кирасирский палаш, смешно бивший по партизанским онучам и лаптям.
Одни засунули за широкий суконный пояс, которым стягивался полушубок, обыкновенный топор, а другие — инкрустированный дорогой пистолет.
Многие держали в руках дорожные посохи — увесистые дубинки.
Тут же, у забора, табунились кони под французскими седлами и вальтрапами с вензелем "N" или просто с перекинутым через лохматую лошадиную спину мешком и веревочными стременами.
Это были партизанские гонцы, прибывшие с донесением к Кутузову.
Партизаны точно исполняли приказ князя Кутузова: регулярно сообщать в главную квартиру о своих действиях.
Толпа негромко, но оживленно гуторила:
— Светлейший еще занят, вишь, у него офицер. Рассказывает. Докладывает.
— Это ротмистр из отряда генерала "Винцо в огороде", наши суседи.
— А ты откуда?
— Из села Малая Матерщина.
— Где такое?
— Под Клином. У нас по деревням народ хорошо француза щиплет…
— Им нигде спуску нет, — вмешался молодой партизан. — Вот мы вчера славный обоз отбили. Полковник Вадбольский напал на дороге у ручья, а мы и Никольские ему помогали. Полковник потом благодарил нас: мол, спасибо, братцы, за подмогу, мы без вас, мол, дольше провозились бы! Отдал нам все телеги ихние и лошадей. Телеги ничего — на железном ходу и упряжь подходящая, а лошаденки тощие-претощие!
— А в нашей стороне справно работает капитан Всеславин, Александр Никитич, душа человек! Лихо воюет!
— Нет, лучше, чем Фиглер, не найти! Фамилия у него вроде не наша, а сам — настоящий русак. Ну и дает же он им жару! Кто в его руках побывал, тот больше на русскую землю не полезет! Казаки у него…
— Казаков они до смерти боятся. У нас в селе Верхнем вошло несколько этих "поварцев" в избу к бедной-пребедной старухе тете Паше. Требуют: давай млека! "Нет у меня млека", — отвечает. "А муму у тебя есть?" — пристали. "Нет муму. Есть одна коза". — "Казак! Казак!" — как встрепенутся, как закричат, и давай бог ноги. Старушка, вишь, говорит — "коза", а им почудилось — "казак", — смеялся партизан.
— А у вас, бабы, кто за командера? — спросил басом у двух молодок высокий кряжистый старик в синем французском мундире, который на нем трещал по всем швам. Одна из них держала в руках карабин, а другая простые вилы.
— Кузнец Прокоп, дяденька.
— А я думал, ты командер: вон у тебя какая фузея! — шутил старик.
— Не-ет. Разве бабы бывают командерами? — застеснялась молодка.
— А как же, бывают. Вон в Сычевке старостиха Василиса, — сказал средних лет курчавый партизан.
— Ну, конец свету пришел, — гудел басом старик. — Бабы воевать зачали! Приведись мне, я бы к ней под начало ни за что не пошел бы!
— А она тебя — вилами!
— Баба-то? Руки коротки!
— У ней руки хорошие, молодые, у Василисы-то. Баба в самом соку! — смеялся курчавый.
В другой кучке партизаны оценивали трофейные головные уборы. Молодой мужик вертел в руках кивер.
— В етой шапке хорошо: она легкая и не боится дожжа. Вишь, вся кожаная, — хвалил он, поворачивая французский кивер во все стороны.
— А на ней же должон быть красный аль желтый султан. Стоит вот эдак торчком, ровно помело, — показал другой. — Ты куда же, паря, султан подевал?
![Вера Кауи - Такая как есть [Запах женщины]](/uploads/posts/books/6935/6935.jpg)
