Томас Фланаган - Год французов
— Именно, — поддакнул Деннис Браун. — Я обоих Муров хорошо знаю. Наши семьи, как говорится, связаны давними узами. Еще с той поры, когда Брауны тоже были папистами. — Он взглянул в упор на Бродерика и улыбнулся.
— Как бы там ни было, — продолжал Корнуоллис, — истинным зачинщиком мне видится стряпчий по имени Эллиот. Не сомневаюсь, он входил в Директорию у этих Объединенных ирландцев. Был коротко знаком с Тоном, Эмметом и прочими смутьянами. Мы будем судить его здесь, в Дублине, вместе с Бартолемью Тилингом как государственных преступников. Местных вожаков отправим в Каслбар: учителя этого и еще кое-кого из головорезов.
— В Каслбаре на них веревки не пожалеют, — пробурчал один из мировых. Корнуоллис знал его. Рыжеволосый, невысокого роста помещик из приозерного края. Кажется, с озера Конг.
Корнуоллис повернулся к Уиндэму.
— Проследите, чтобы заключенным в Каррике оказывали должное внимание. Может, среди них — раненые. Мы продержим их там с месяц, пока не уладим с Киллалой. Заключенных я видел. Темные и жалкие существа.
— Они сжигали дома, они с пиками шли на Лонгфорд, — напомнил Уорти. — И если они в состоянии взойти на эшафот, их должно вздернуть.
Кровожадный народ. А мы еще подливаем масла в огонь. Со времен Елизаветы. И, в частности, в стенах этого замка. За голову смутьяна — награда. Принес в мешке — получай золотые. Господи, до чего же эти люди ненавидят ближнего. Кромсают друг друга точно слепцы с кинжалами, которых посадили в бочку.
— Как вы восстановите порядок в Мейо среди гражданского населения, ваше дело, — сказал Корнуоллис. — Но с военнопленными я поступлю, как сочту нужным.
— Не беспокойтесь, милорд, не беспокойтесь, — сказал Деннис Браун. — Дайте нам месяц, и в Мейо будет так же спокойно, как в Йоркшире. В конце концов, это наша родина. Что и говорить, край небогатый, но мы б его не променяли и на всю Индию. — Он оглядел присутствующих, словно заручаясь их молчаливой поддержкой. — Обещаю, порядок мы наведем.
Такой сдержит слово. И перед помещиками, и перед наместниками, и перед своими соратниками. Истинный ирландец: любезный, услужливый, хитрый как лиса. Остальные простаки. Но этот господин и впрямь очень умен. Такой не успеет за порог выйти, а уж вокруг пальца тебя обведет. Ловкий, изворотливый, беспринципный и обаятельный. На таких, как Деннис Браун, и на немногих ему подобных и зиждется здесь власть британской короны. Боже правый, что за страна! Корнуоллис вздохнул.
Все уже ушли, однако Браун медлил; нагнувшись над столом, он что-то напевал.
— Вы очень верно сказали, — заговорил он. — О том, что не следует увлекаться виселицами да публичными порками. Мы хотим установить в стране порядок, а не кровавый произвол.
— Всецело согласен с вами, господин Браун.
— Я все думаю об одном из тех, кого вы упомянули. О Джоне Муре. Очень точно вы его окрестили — бесшабашным юнцом. Но он такой же злодей, как вы — изменник родины.
— Однако обвиняется он не в злодействе, а в измене родине.
— «Измена» — всего лишь слово, пустое, как и все прочие. Не случись рядом ядоточивого Малкольма Эллиота, Джон Мур был бы сейчас капитаном ополчения. Вы же сами сказали, что зачинщик Эллиот. Поражаюсь, как точно и безошибочно вы во всех этих делах разобрались.
— Пожалуй, не только в пустых словах суть. Джон Мур — преступник, и его ждет виселица. Юный господин Мур был президентом Республики Коннахт.
Браун рассмеялся, словно удачной шутке.
— С таким же успехом его могли провозгласить римским императором. Конечно, вы правы, Джорджу следовало бы построже воспитывать брата, но у него все мысли об истории. Как вы сами изволили заметить.
— Я не совсем понимаю, к чему вы, господин Браун, клоните. Вы предлагаете освободить из-под суда официального главаря восстания?
— Ну что вы! Что вы! — Браун протестующе воздел крепкие белые руки, улыбнулся Корнуоллису: не строй-ка ты, голубчик, передо мной тупого и прямолинейного англичанина. — Никоим образом!
— Что же тогда вы предлагаете?
— Вспомните тех, с кем вы только что беседовали. Милые, добрые, все до одного. Но умом обделены. Вы согласны? Для того чтобы восстановить в Мейо покой, мало, как предлагает Джон Бродерик, пройтись по графству с отрядом йоменов да понаставить эшафотов. Как и любой другой край, Мейо — средоточие власти: лорда Гленторна, моего брата Алтамонта, моей собственной. Власти крупных помещиков. И Джордж Мур один из них. Неважно, что он католик. Королевству нашему не повредит, если Джорджа Мура связать обязательством.
Корнуоллис ответил не сразу. Он изучающе посмотрел на Брауна: привлекательный мужчина, не чета тем красномордым «дворянчикам». Бледное волевое лицо, вкрадчивый и внимательный взгляд, то и дело мелькает улыбка. Умный человек, наделен иронией. Правда, чрезмерно любит себя, упивается своим умом.
— А что, если он уже связан обязательством по отношению к самому себе? Такого вы не допускаете?
Браун мимолетно улыбнулся — точно весенний дождичек прошел.
— Не допускаю. Друзья Джорджа в Англии занимают солидные посты. А мне почему-то думается, что вскорости все важнейшие дела Ирландии будут вершиться в Лондоне. По-моему, дни нашего игрушечного дублинского парламента сочтены. Впрочем, вам все известно куда лучше, чем мне. Много лучше… А истолковали вы меня верно: я бы с радостью оказал услугу Джорджу Муру.
— Тем более что вам она ничего не стоит, — вставил Корнуоллис, — всего-то малость: выпустить на свободу изменника.
— Ну зачем же на свободу?! — возмутился Браун. — Но и вешать не обязательно. Есть же и другие наказания. Ссылка сулит юноше довольно мрачную жизнь. А Джордж только спасибо скажет, если удастся отделаться ссылкой. А насчет Джона я вас не обманул. Я его отлично знаю. Он не изменник, а всего лишь избалованный мальчишка. Сначала отцом, а потом и Джорджем. Горячий и бесстрашный юноша. Думаю, вам бы он понравился.
— Сомневаюсь, — ответил Корнуоллис, — он уже не маленький, должен понимать, что зло, а что добро, и тягчайшее зло с его стороны — смущать души верных королю крестьян. Ведь у них в отличие от него нет заступников в суде. Пора вам в этой стране, и вельможе, и простолюдину, и богатому, и бедняку, понять, что закон сильнее их страстей и прихотей.
— Но вы же, право, и не утверждаете, что бедняга Джон должен непременно кончить на виселице? Поверьте, это огорчило бы очень многих, а не только Джорджа.
— Верно, не утверждаю, — кивнул Корнуоллис, — о переменах, которые грядут в Ирландии в ближайшие годы, стоит поговорить подробнее. Вы, господин Браун, человек очень толковый, и ваш совет будет кстати. Но, бога ради, последите за своей речью, не сбивайтесь на этот ужасный акцент. Вы куда более убедительны, когда разговариваете как англичанин.
— Господи, вы один из немногих англичан, кто так тонко чувствует нашу страну. Может, и у вас в жилах капелька ирландской крови?
— Простите за бестактность, господин Браун, но твердо говорю — нет.
Браун снова улыбнулся, на этот раз широко, не скрывая радости.
— Если вам позволяет время, давайте еще немного потолкуем об Ирландии. Что может быть дороже моему сердцу?
Часом позже Корнуоллис стоял у окна отведенных ему в замке покоев. Окна выходили на мощеный двор. Дождь то стихал, то принимался вновь. Двое солдат-часовых у статуи Правосудия с завязанными глазами промокли до нитки. Сгинул бы весь остров без следа под этим дождем — Англии стало бы спокойнее. Ирландия и так наполовину вода: дожди, болота, реки, озера, поросшие камышом. Вот человек в коричневом плаще что-то сказал часовым и бегом понесся во дворец, придерживая обеими руками шляпу от неистового ветра. Чиновник? Скорее, доносчик. Ирландия их любовно пестует: сначала они вкусят измены, потом в страхе бегут за спасением к властям. Тут, в этом огромном замке, современные кирпичные стены которого прилепились к старым башням времен Тюдоров, мы и скупаем у них по дешевке сведения. Елизавета покупала головы неугодной знати. Их вытаскивали из мешка за волосы, кровь капала на пол, не мигая смотрели мертвые глаза.
Да и те, кто плодил доносчиков — дворянство Ирландии, — не лучше. Сами они величали себя англо-ирландцами или ирландско-английскими дворянами. Только какая разница? Они приносили в Лондон свой косноязычный грубый говор, потом уезжали восвояси, в холодные, заложенные-перезаложенные усадьбы. Провинциальная знать плела интриги и заговоры, борясь за власть, за похвалу из замка наместника, за приглашение с женами на бал при свечах. Деннис Браун, несомненно, самый незаурядный из этого племени. Он не скупится на добродушные шутки, однако в карих глазах — настороженность и вероломство. Зачем понадобилась ему жизнь глупого мальчишки-помещика? Видимо, и ей отведена роль в неизвестных пока замыслах Брауна. Иначе это все равно что выторговывать жизнь монгольского князька или индейского вождя. Но и Мур нужен ему лишь до поры. Пока не скинут их игрушечный парламент и не уймут сладкоречивых ораторов и продажных карьеристов.
