Дмитрий Петров - Юг в огне
«Нет!.. Нет!.. — с горечью подумал он. — Не верю!.. Неужели я не увижу ее больше?»
Переживая свое горе, Виктор похудел, в глазах затаилась печаль.
Семаков пристально посмотрел на юношу.
— Нет, крестник, так никуда не годится, — покачал он укоризненно головой. — Надо взять себя в руки. Так распускаться большевику не годится.
Виктор молчал.
…На вокзале лихорадочная суета. Ошалело мечутся по перрону люди с узлами, чемоданами, торопясь сесть в отходящие на юг поезда. У вагонов крики, давка, ругань, плач…
— Удирают, сволочи! — усмехнулся Семаков. — Почуяли…
Рассовывая листовки в карманы, узлы и корзины толпящихся на платформе пассажиров, Виктор и Семаков скоро разыскали то, что им было надо. На четвертом пути стоял состав из пяти вагонов: одного классного и четырех товарных. Состав плотным кольцом окружала атаманская гвардия в серых папахах с голубыми верхами.
Еще издали Семаков и Виктор увидели, что один вагон опечатан несколькими сургучными печатями и свинцовыми пломбами.
— Правильные слухи, — прошептал Семаков. — Золото… А ну-ка, давай пройдем…
Они хотели пройти мимо состава по платформе, но молодой есаул, грозно закричал:
— А ну, ну проваливайте!.. Здесь нельзя расхаживать!..
Они отошли на порядочное расстояние от состава и стали тихо рассуждать между собой.
— Этот состав, конечно, — сказал Семаков. — Но как его захватить?
— Пойти на риск, — прошептал Виктор. — Ночью собрать человек тридцать подпольщиков и окружить состав… Тут, я думаю, атаманцев человек пятьдесят, не больше…
— Нет, человек сто, наверно…
— Возможно, и сто.
Они замолкли и оба стали изучать место, где стоял состав с золотом.
— Кажется, зря мы стараемся, — сказал Семаков.
— Почему?
— А вон, видишь, садятся… Сейчас поедут.
И, действительно, атаманцы торопливо посадились в вагоны и, не отходя от дверей теплушек, зорко наблюдали за опечатанным вагоном. Паровоз без свистка медленно потащил состав.
Семаков и Виктор переглянулись и молча пошли.
* * *В конце декабря морозы спали, стояла приятная погода. С синего звездного неба падали крупные хлопья снега. При свете фонарей они отливали золотом и, казалось, как в сказке, все вокруг — и небо и земля — было заполнено играющими звездами…
Город праздновал Рождество. Сквозь ярко освещенные окна видны вальсирующие пары. В ресторанах и барах — веселье. Звенели бокалы, произносились тосты в честь победы белой армии, рекой лилось шампанское.
Походив по улицам, насмотревшись на пьяное веселье, Виктор вернулся на свою новую квартиру. Делать было нечего, читать не хотелось, и он лег спать, но долго не мог уснуть. Из головы не выходил образ Марины… Потом Виктор уснул.
В полночь его разбудили. В комнату вошел радостно возбужденный Семаков.
— Вставай, крестник!.. Пойдем праздновать Рождество.
— Что случилось, Иван Гаврилович? — приподнялся Виктор, не понимая еще причин его радости.
— А ты одевайся, скорей, тогда узнаешь. Где твоя винтовка?
— В сарае, в дровах.
— Захватывай.
Виктор быстро оделся, сунул в карман револьвер, сбегал в сарай за винтовкой. Он догадывался: видно, красные подходят к Ростову.
Они вышли на улицу. Семаков на ремне нес винтовку. Снег перестал. Стояла тихая лунная ночь. Где-то на окраине Нахичевани злобно лаяли собаки и похлопывали выстрелы.
— Уже? — спросил Виктор.
— Уже-то уже, — весело сказал Семаков. — Но самое интересное ты проспал… Красная Армия уже побывала в Ростове!
— Что ты, Иван Гаврилович!
— Верное слово, побывала, — повторил Семаков. — Правда, пока что лишь разъезды… Город-то весь пьяный, никто его не защищает… Сколько пьяных офицеров повыловили — страсть…
— Что ты мне говоришь, Иван Гаврилович, я же весь вечер бродил по улицам и никого не видел…
— Так ты где ходил?.. Тут вот, наверно, в центре?.. А они ездили по Нахичевани… Вот только сейчас белогвардейцы опомнились и стали оказывать сопротивление. Слышишь, постреливают? Это бой начался… Сейчас мы нашу организацию собираем, в тыл белым ударим… А нам с тобой другое дело поручено… Пошли!
— Какое? — спросил Виктор.
— Потом узнаешь… Вон наши ребята в переулочке ждут. Они с нами пойдут.
За углом стояла группа в полтора десятка молодых рабочих, вооруженных винтовками.
— Пошли, ребята! — сказал им Семаков. — Только тише!
Осторожно ступая, придерживая винтовки, все молча двинулись по улице.
— Из тюрьмы наших пойдем освобождать, — шепнул дорогой Семаков Виктору. — Гулдена и других.
— Вот это правильно! — кивнул юноша.
Когда проходили Садовую — главную улицу города, то чуть не наткнулись на промчавшуюся в сторону Нахичевани кавалерийскую часть белых.
Убедившись, что за ней никто не следует, Семаков махнул рукой, и все проворно перебежали освещенную улицу.
Подбежав к чугунным воротам тюрьмы, Семаков грозно загремел прикладом.
— Именем революции, требуем открыть ворота! — закричал он.
Перепуганные надзиратели не сразу сделали это.
— А кто вы такие? — спросил один из них, высунув в окошко седую голову.
— Представители советской власти, — сказал Семаков. — Открывай быстрее, а то повесим. Разве тебе не известно, что город уже занят Красной Армией?
Надзирателям было известно, что по городу разъезжали красные кавалеристы, да и они слышали перестрелку в Нахичевани. Посовещавшись между собой, открыли ворота.
— Кто из вас старший? — окинул Семаков строгим взглядом вытянувшихся, перепуганных до смерти надзирателей. — Да вы не бойтесь. Мы вас не тронем, если будете выполнять мои распоряжения…
— Я буду старший, — вышагнул вперед плечистый старик, который высунул в окошко голову. Он дрожал от страха.
— Не трясись, — сказал ему Семаков. — Сказал, что вреда вам не причиним. Большевики свое слово твердо держат. Ведите ребят по камерам, выпускайте всех политических, которые сидят за большевизм… Понял?..
— Так точно, понял, — козырнул старик. — А уголовников выпускать?
— Ни в коем случае. А что, английский офицер сидит у вас еще или нет?
— Сидит до сей поры.
— Сию же минуту доставить его сюда! — крикнул Семаков.
— Сей мент! — снова козырнул старый надзиратель и, повернувшись к надзирателям, крикнул: — А ну, живо выпускай из камер политических. А англичанина пойду сам приведу, — сказал он, выбирая из звенящей связки ключ от камеры Гулдена.
— Я с ним пойду, — сказал Виктор.
— Иди, — разрешил Семаков. — Только быстрее возвращайся.
— Слушай, старик, — остановил надзирателя Виктор, когда они зашли за угол тюремного здания, — тут у вас сидела девушка по фамилии Бакшина Марина… Не помнишь ли ты такую?..
— Марину-то? — переспросил надзиратель. — Хорошо знаю… Обходительная барышня. Умница… Ничего не скажешь.
— Послушай меня, — волнуясь сказал Виктор. — Я тебя очень прошу. Понимаешь, эта девушка мне очень дорога… Расскажи, как она умерла…
— Господь с вами! — уставился на него старик. — Да вы с чего это взяли, что она умерла?..
— Вы все перепутали, — досадливо отмахнулся Виктор.
— Да нет же…
— Вот у вас сидела еще одна женщина — Клара Боркова?
— Правильно, сидела, — кивнул надзиратель. — Красивая такая.
— Ее-то ведь расстреляли, казнили?
— Казнили… Помню…
— Ну и девушку эту, Марину, вместе с ней расстреляли…
— Кто это вам сказал? Сами вы вот все и напутали. Клару эту расстреляли… А ее — нет… Она и до сей поры в камере сидит… Суда ждет… А суда-то, должно, никакого и не будет. Забыли про нее…
Они поднялись на второй этаж. Надзиратель, загремев замком, распахнул дверь камеры. Оттуда хлынул гнилостный запах. Виктор заглянул в дверь. В камере стоял полумрак. Закутавшись в тряпье, на нарах спало несколько бледных, исхудавших женщин. При входе надзирателя они испуганно подняли головы.
Виктор отошел от двери, но он слышал, что происходило в камере.
— Вставайте! — сказал надзиратель. — Одевайтесь!
— Зачем?
— Освобождаетесь… Красная Армия забрала город и вас велела выпустить.
Женщины радостно зашумели, начали обниматься, целоваться. И Виктору показалось, что среди этих обрадованных женских голосов он слышит милый голос Маринки. У него с такой силой заколотилось сердце, что казалось, он сам слышит его.
Женщины торопливо одевались.
— Да уж не спешите, — сказал надзиратель. — Подожду…
— Как же не спешить, — послышался женский голос.
— Марина!
— Ай, боже мой! — вскрикнула девушка. — Витя!.. Витечка!..
И Марина, еще не одевшаяся как следует, простоволосая, бросилась из камеры, подбежала к Виктору, прижалась, обняла его горячими руками.
