Русская миссия Антонио Поссевино - Федоров Михаил Иванович

— У вас тут свой кремль?

Озадаченный Альберто проследил взглядом за Истомой и улыбнулся:

— Понимаю, господин посланник. Тебя ввели в заблуждение крепостные зубцы. Это и есть Арсенал, а сходство зубцов его стены с московскими вызвано тем, что итальянские мастера долгое время работали в твоей стране и строили московскую цитадель, или, по-русски, кремль. Зубцы такой формы очень распространены в Италии.

Они сошли с гондолы на причал и направились к Арсеналу.

— Наши судостроители выбирают самые удачные галеры и по их подобию строят новые, — рассказывал Альберто. — Каждый рабочий умеет делать какое-то одно дело — изготавливать рёбра корабля, обшивку, мачты или соединять всё это между собой. Поэтому наши рабочие, выполняя год за годом одни и те же действия, становятся настоящими мастерами в своём деле, не имеющими равных себе в Европе. У нас всегда стоят готовыми новые корабли, которые достаточно только проконопатить и оснастить парусами и всем прочим. И спустя короткое время они смогут выйти в море.

— Разумно, — похвалил Истома, окидывая взглядом развернувшуюся перед ним панораму рационального кораблестроения.

Крытая верфь поражала воображение. Огромное сооружение позволяло одновременно строить двадцать судов длиной до восьмидесяти венецианских локтей [34]. Однако сейчас Истома насчитал лишь восемь строящихся галер.

— Поэтому мы никогда не испытываем трудностей с флотом и всегда, даже при потере всех находящихся в море кораблей, готовы быстро спустить на воду до сотни галер, — продолжал Альберто. — Но сейчас Венеция не испытывает нужды в судах, а в доках стоит достаточное количество галер и галеасов [35].

— А как же пушки? — спросил Истома, подталкивая секретаря к тому, чтобы он показал любопытному посланнику хранилище оружия. Вряд ли оружие и боевые припасы хранятся здесь, где постоянно снуют туда-сюда многочисленные мастера корабельных дел.

— Большое количество пушек и прочего оружия хранится в специально отведённых помещениях, — пояснил словоохотливый Альберто, — и они также при необходимости в короткий срок устанавливаются на корабли. Сейчас я покажу, где хранится оружие Венецианской республики. Пройдём.

Они прошли вдоль почти готовой галеры и уже за кормой свернули направо, затем проследовали по коридору, остановившись у широкой дубовой двери, вдоль, поперёк и наискось густо обитой полосами железа. В двери было смотровое окошко размером не больше четверти аршина в высоту и полуаршина в ширину. Возле двери на стене на коротком куске пеньковой верёвки висел деревянный молоток. Секретарь взял молоток и несколько раз сильно ударил им в дверь.

Спустя некоторое время за дверью послышались шаги, и смотровое окошко бесшумно откинулось внутрь. Появилось настороженное лицо с внимательными глазами. Стражник, увидев секретаря, ни о чём не спросил, лишь оценивающе глянув на Истому. Открыв дверь, он посторонился, пропуская посетителей, но вопросов не задавал: Альберто, как личному секретарю дожа, в хранилище оружия был разрешён свободный вход. И лицам, которых он сопровождал, — тоже.

Они шли по залам, где стояли рядами пушки разных размеров, лежали пирамиды ядер, у стен стояло и лежало холодное оружие, мушкеты и аркебузы. Истома заметил ещё пятерых стражников, но подумал, что правители перестарались с охраной. Вряд ли какой-то враг способен прорваться сюда, в самое сердце островного города. А если всё же прорвётся, несмотря на мощный флот, укрепления и хорошо вооружённую армию, то это будет большое войско, и пять или даже пятьдесят стражников сделать ничего не смогут, и оружие, что хранится здесь, не сможет выстрелить по врагу. Хотя… кто его знает: город стоит уже тысячу лет, и, наверно, именно благодаря таким мерам предосторожности захватить его за все прошедшие века не удавалось никому.

Оружия было много, очень много! "На сотню кораблей его хватит с избытком, — подумал Истома, — не соврал Альберто". Они прошли всё хранилище до самой последней комнаты — венецианцы ничего не скрывали от русского посланника. Затем Истома на верфи смотрел, как споро работают корабельные мастера, и подумал, что когда каждый человек делает малое дело и предельно отточил в этом своё мастерство, то общее дело выходит и совершеннее, и быстрее. Он решил обязательно записать об этом. Молоком, конечно, — неча тем, кто, без сомнения, будет копаться в его бумагах, знать, что он примечает.

На верфи они задержались довольно долго, и только под вечер Истома и Паллавичино добрались до постоялого двора. Альберто на прощанье заверил их, что не далее как через три дня они отправятся на специально отряжённой галере в город Пезаро, что расположен в Папской области, а оттуда до Рима сущая безделица — около ста шестидесяти итальянских миль [36]. И да, коней господин посланник и его переводчик могут взять с собой. Истома посетовал, что в таверне Кампальто остался его раненый товарищ, но Альберто ответил, что лично даст распоряжение присмотреть за ним, и пусть господин русский посланник не тревожится об оплате его проживания и лечения. На том они и распрощались.

Глава четвёртая

В РИМ!

Отплытие из Венеции состоялось ранним утром. Галера, которую республика выделила русскому посланнику, была небольшой, тридцативухвёсельной.

Корабль почти недвижимо стоял в спокойной воде лагуны, когда Истома и Паллавичино, ласково поглаживая своих коней по тёплым мягким мордам, провели их по специальным сходням на борт. Лишь когда палуба легко качнулась под копытами, лошади проявили беспокойство, но русский посланник с переводчиком тут же поднесли к лошадиным мордам загодя заготовленный тёплый хлебный мякиш и стали что-то шептать на ухо — один на русском, другой на итальянском. Лошади ухватили угощение и, прядая при этом ушами и косясь на своих хозяев, быстро успокоились, и весь путь до Пезаро их не беспокоили. Вместе с русским посланником на борт галеры взошли солдаты охраны — уже знакомый Истоме Димитрос Ипсиланти со своими страдиотами. Командир отряда сердечно поприветствовал русского посланника, холодно кивнув при этом переводчику. Очевидно, он был извещён обо всех обстоятельствах схватки на побережье.

Умелые гребцы взмахнули вёслами, и галера плавно заскользила по почти неподвижной воде лагуны. Вскоре, выйдя меж островами в открытое море, корабль взял курс на юг. Комит [37] с помощью свистка задал гребле первоначальный темп, прекратив подачу звукового сигнала после того, как гребцы устранили разнобой и стали погружать вёсла в воду одновременно. Они работали спокойно, без надрыва. Истома подумал, что, когда настанет время обеда, галере придётся остановиться, ведь не могут же люди одновременно и грести, и есть!

Но не зря венецианцы уже тысячу лет ходили по морям: у них была учтена любая мелочь, и гребля организована таким образом, чтобы не останавливаться даже на обед или ужин. Когда Венеция скрылась за линией, соединяющей землю и небо, и лишь по правому борту тянулся далёкий берег, комит с помощником разнесли гребцам еду — бобовую похлёбку и немного вина. Часть гребцов, равное количество с каждого борта, оставили вёсла и принялись за еду, а когда они закончили, то снова взялись за греблю, давая отдохнуть своим товарищам [39].

Капитан, среднего роста рыжий крепыш в тёплой кожаной морской куртке, время от времени всматривался в горизонт слева по борту: турецкие владения лежали не так далеко, и, хотя войны сейчас не было, кто их знает, этих турок. Убедившись, что опасности нет, капитан стал смотреть в сторону близкого берега справа от корабля. Очевидно, что-то его там заинтересовало, потому что он вытащил из кожаной сумки футляр, из которого извлёк подзорную трубу, и вновь развернулся в сторону берега. Истома с удивлением глядел на него: предмет в руках капитана был ему совершенно неизвестен. Он покрутил головой, ища, у кого бы поинтересоваться. К нему, заметив недоумение русского посланника, подошёл Димитрос.