Галина Аудерская - Королева Бона. Дракон в гербе
— Милостивая госпожа! Позвольте мне остаться — причесать вас, как обычно, — умоляла Марина.
— Я сказала — выйди. Позови Анну и Беатриче.
— Милостивая госпожа!
— Я все сказала. Пока Марина, разыскав Паппакоду, провела его в покои королевы, он с досады мял бумажные свитки, которые нес под мышкой. Даже Марине злость его показалась чрезмерной.
— Вооружитесь терпением, — сказала она. — К несчастью, я разгневала королеву, напомнив, что она давно не писала принцессе, забывает Бари.
— Это чистая правда, — пробурчал Паппакода. — Материнские советы для нее ничто. Вы слышали?
Алифио имеет право войти к ней в любое время дня. Может быть, она хочет сделать его и бургграфом?
— Не знаю, — солгала Марина. — Но он сумел завоевать признание ученых людей в Академии и королевских секретарей. Мы должны потолковать о наших делах с глазу на глаз. Выдастся минутка, я приглашу вас, потолкуем за бутылкой вина. А теперь ступайте к ней. Приготовьте нужные бумаги, она хочет их посмотреть после завтрака.
Но Бона этим не ограничилась: она подробно изучала все документы, брачный контракт, грамоты о пожалованиях. Паппакода одну за другой подавал бумаги, королева со вниманием склонялась над ними, а потом одну за другой бросала на пол. Вначале пыталась в них разобраться, а потом потеряла терпение.
— Что это такое? — восклицала она гневно. — Пустое! И это тоже пустое. №еп!е! По записям я должна была получить земли, принадлежавшие польским королевам. А это жалкие бумажки, которые надо выбросить! Дарованные земли — смешно даже: Радом, Хенцины, Ленчица, Лобзов и Конин.
Конин? Есть там хотя бы приличные кони?
— Нет, ваше величество. Об этом ничего не было сказано.
— Стало быть, Конин без коней. Далее. Клодава и Иновроцлав. Мало. Очень мало. Вы хотя бы сказали, что я недовольна?
— Да, государыня. Но помнится мне, что не так давно его величество пожаловали нам земли и за пределами Короны, все Пинское княжество, Кобрин и Клецк.
— Где находятся эти земли?
— На востоке, ваше величество.
— В Великом княжестве Литовском?
— Да. Земли обширные, от Гродно до Ковно, два огромные старосте а на Руси, в Подлясье и на Волыни.
— На случай войны с Орденом — земли эти подвергнутся нападению?
— Если князь Василий не выступит в то же время, если татарские орды не двинутся на Волынь…
— Довольно, — прервала она. — Слишком много «если». Будем считать, что война захватит только северную часть Польши, Поморье и Гданьск. Чего тогда стоят мои обширные владения в Литве и на Волыни?
— Ваше величество… Как я слышал, это лесные края, оттуда можно вывозить меха, лес, воск.
Бона задумалась на минуту, смягчилась.
— Девственные леса… Мачтовые сосны… Таких в Италии нет. Bene. Я люблю охоту. Всегда мечтала померяться силой с волчьей стаей. Услышать волчий вой.
— В этих вековых лесах множество зверья, — торопливо поддакивал Паппакода. — Даже водятся медведи.
Она успокоилась, повеселела.
— Да? Наконец-то что-то любопытное. Я поеду туда и устрою охоту на страшного дикого зверя.
— Герцогиня Бари была бы против этого, — возразил он неосторожно.
— Неужто?
— Но, ваше величество… На охоту, с копьем, после недавних родов… Это тяжело…
— Неужто? — уже явно насмешничала она.
— Мелкий зверь: лисы, зайцы, на них легче охотиться… — прервала она. — Я сказала: буду охотиться на дикого зверя! Дикого. Рпто — у моей дочери отменные няньки. — зачем мне копье? У меня есть аркебуз, дар французского короля. Отличное ружье, стреляет на диво метко. С ним можно идти на самого большого литовского медведя.
Паппакода привел последний довод:
— Оленя можно застрелить и под Краковом. В Неполомицах.
Бона засмеялась, словно бы соглашаясь.
— Олень только этого и ждет! Станьте вон там, синьор Паппакода. Дальше, еще дальше. — Она прицелилась, словно собираясь выстрелить. — Пиф! Паф! И ваших рогов как не бывало.
Вконец обозленный Паппакода гордо выпятил грудь.
— Я не женат.
— Пока нет. Но польки bellissime! Право, уж лучше мне охотиться на медведя… — смеялась Бона, но, взглянув на бумаги, неожиданно изменила тон. — На сегодня довольно. Можете забрать грамоты и бумаги. Подождем, пока король не вернется из похода… А пока что старайтесь разузнать побольше о дарованных мне землях.
Наступило жаркое лето, и даже вечно дрожавшая от холода Марина соглашалась, что в Польше оно буйное и прекрасное. Маленькая королевна целые дни гуляла возле замка, среди цветов и трав, а в ночь на Купалу без страха глядела на зарево горящих костров, бившее в окна. Бона, год назад, вскоре же после приезда побывавшая в замке в Неполомицах, не видела, как здесь справляют праздник Купалы, как пускают по реке венки, и теперь с превеликим любопытством глядела с галереи на костры, золотыми точками обозначавшие берега реки.
— И красиво, и страшно, — восторгалась она. — Огни. Столько огней…
— В канун Купалы, — объяснила ей Анна, — на всех лесных полянах, на берегу любой реки люди разводят костры. В честь наступления лета.
— Обычай, конечно, старый, но не христианский. Санта Мадонна! Я должна весь вечер, а может, и всю ночь любоваться горящими на берегу Вислы кострами? На таких кострах обычно сжигают ведьм.
— У нас такой обычай не в моде, государыня, — вставил словечко Станьчик.
— У вас! У вас! Завтра хочу увидеть во дворе замка петушиный бой.
— Но в Кракове петухов выпускают драться только на Петра и Павла. Да и то на потеху черни.
— А на сей раз мы выпустим их завтра же, здесь на Вавеле. Я приду на состязания вместе со всем двором, как у нас в Бари.
Желание королевы было понято как приказ, и на другой день под вечер, к удивлению всего замка, двор заполнился жаками в пестрых костюмах — не то фокусниками, не то шутами.
Королева смотрела на них с галереи и поторапливала маршала двора.
— Маршал Вольский! Чего мы ждем? Здесь нет никаких боев, одни только маски…
— Это ряженые, ваше величество. Но вот уже несут клетки с петухами.
— Вижу, — сказала она, наклоняясь.
— Бойцы перед вами, государыня! — объявил Станьчик и, скорчив рожу, добавил: — Сколько живу, таких на этих плитах не видал.
Королева глянула на двух напуганных царившим здесь гомоном и вовсе не расположенных к драке черных петухов — у одного из них был на шее красный бантик — и тоже скривила губы.
— И это, по-вашему, битва? — произнесла она. — Без жизни… Как скучно! Этих жалких кур не раззадоришь, не крикнешь: «Возьми его. — А вы, светлейшая госпожа, предпочли бы смотреть, как летят перья и льется кровь? — допытывался Станьчик.
— Да! — отвечала она, на этот раз уже гневно. — Я дочь итальянских кондотьеров и не боюсь крови. Я хотела увидеть настоящее зрелище, а тут… Шуты во дворце и шуты там, внизу… Пойдемте в сад, синьорины.
Она повернулась и пошла прочь, а за нею последовала вся свита. На галерее остался один лишь Станьчик, минуту он глядел на жаков, пытавшихся раздразнить двух черных, не готовых к бою птиц.
Наконец покачал головой и пробормотал:
— Здесь не Италия. Не Бари…
В летний полдень, когда собравшиеся вокруг королевы придворные уже успели высказать комплименты игравшей на лютне Беатриче, Бона спросила Станьчика, насмехавшегося над одним из задремавших дворян:
— Ты обещал прочесть нам нынче какие-то вирши? Что это будет? Стихи пана Кшицкого или поэмы Дантышека на языке латинском?
— Ни то, ни другое, — шут сделал пренебрежительную гримасу. — Я хотел представить вам, всемилостивая госпожа, первое в поэзии славян стихотворение, сочиненное при дворе, о хороших манерах за столом. Рифмованный трактат из прошлого века, весьма потешный.
— Bene. Читай!
С нарочитой серьезностью Станьчик декламировал:
За столом иной, бывает,
Всех локтями задевает,
Расплескав вино чужое,
Извиниться забывает
И, других опережая,
Кус получше добывает.
Он в моем стихотворенье
Не услышит одобренья.
Барышни, от них в отличье,
Вы должны блюсти приличья.
Прочие советы таковы:
Понемногу отрезайте,
Лишку в рот не набирайте
И помногу не глотайте[1].
Потому что большие куски всегда костью застревают в горле.
Бона нахмурила брови.
— Довольно. О чем еще толкует автор этого стихотворения?
Станьчик громко фыркнул.
— Дает пирующим совет не облизывать пальцы. И не обгладывать с жадностью кости.
— Кости? — не поверила королева.
— Таков совет. Разве плох? — спросил шут с вызовом.
— Я спрашиваю, ты отвечаешь. Послушай, дурак, ты ведь все так хорошо знаешь, над всем готов посмеяться. Ответь мне на такой вопрос: правда ли, что зверя в лесах стало меньше, чем прежде?
