Ольга Гурьян - Свидетели
Я хватаю одного из них за шиворот и спрашиваю:
— Что тут происходит?
Он извивается как червяк, старается вырваться из моих рук и пищит:
— Разуй глаза, коли не ослеп. Не видишь, что ли? Это наше храброе войско едет за Бургонские ворота лупить англичан в Сен-Лу.
— Так бы ты сразу и сказал,— говорю я, отпускаю его и даю ему на прощание легонький подзатыльник.
Отряд проходит, и на улице становится пусто и тихо, и я вижу, что здесь мне нечего делать.
Я возвращаюсь домой и поднимаюсь в спальню моей дамы — узнать, не нужен ли я ей. Но она еще спит, и я покамест сажусь на подоконник и смотрю на улицу. Но там тихо и смотреть не на что.
И вдруг моя дама кричит страшным голосом:
— Французская кровь льется наземь! Она вскакивает и кричит:
— Где мой конь? Наши люди бьются, и их убивают!
Она кричит мне:
— Ах, скверный мальчишка, почему ты не сказал мне, что наши люди сражаются?
Она кричит:
— Д'Олон! Д'Олон!
Он вбегает, и она приказывает ему вооружить ее. И не успел он еще застегнуть последнюю пряжку на ее белых латах, а она уже сбежала по лестнице вниз и кричит:
— Где мой конь?
Я бегу вслед за ней, а она уже на коне, и д'Олон рядом, и вдруг она говорит:
— Я забыла мое знамя.
Я бегу за ее белым знаменем и подаю его через окно, и она хватает его и скачет прочь, и д'Олон рядом с ней, а меня оставили дома.
Я кричу:
— Подождите! Подождите! Но они уже ускакали.
Перед окном небольшой отряд солдат садится на коней. Я прыгаю в окно, на ходу обрываю завязки, на которых мой кошелек подвешен к поясу, подбегаю к одному из солдат, сую ему в руку кошелек, хватаюсь за луку седла, и мы мчимся вдогонку за моей дамой.
И уже за нами, кто бегом, кто верхом, орлеанские горожане, увидевшие белое знамя и спешно вооружившиеся.
Моя дама задержалась у ворот, пока спускают подъемный мост, и здесь мы нагоняем её.
Навстречу нам двое людей тащат третьего на носилках.
— Эй! — кричит моя дама.— Что случилось с этим человеком?
— Он ранен под Сен-Лу,— отвечают они.
— Не могу я смотреть, как льется французская кровь! — восклицает она, и мы скачем дальше.
Навстречу нам беглецы, остатки отряда, разбитого под Сен-Лу. Моя дама, высоко подняв свое знамя, кричит:
— Вперед! Вперед! С нами победа!
И все эти беглецы, и многие из них раненые, поворачивают и снова бросаются; в битву.
И вот мы на валу, и кто-то поджег частокол, и мы бьемся в густом дыму, а мне нечем биться — у меня нет меча,— и я только кричу не своим голосом сам не знаю что.
И под нашим натиском англичане отступают, и мы рубим их, и колотим их, и уничтожаем их. И вот уж их остался всего какой-то десяток, и они позорно бегут. И мы победили, и Сен-Лу наш. Тут моя дама замечает меня и говорит:
— Ах, скверный мальчишка, что ты здесь делаешь? Ведь тебя могли ранить.
— Вот еще! — отвечаю я.— Да за широкой спиной моего солдата было мне безопасней, чем за крепостной стеной.
Она говорит:
— Чтобы это было в последний раз. А не послушаешься, велю тебя выпороть.
Но я думаю про себя: «Там видно будет!» — принимаю покорный вид и послушно следую за ней.
Глава пятая
ГОВОРИТ ЖАН ДЮРБРА
Я — Жан Дюрбра, гражданин города Орлеана. Я мясник. У меня дом в Овечьем тупике, лавка на рынке, и я поставляю мясо во все богатые дома. И оттого у меня повсюду приятели и знакомцы, и мне становится известно все, где что делается или говорится.
Вечером пятого мая, в день вознесения, сижу я в большом кресле в своей комнате и вдруг слышу, кто-то царапается в дверь. Мне лень подняться, я думаю, что это какой-нибудь охотник тащит мне в потемках дичь, пойманную на чужой земле, и я кричу:
— Дерни за веревку, и задвижка сдвинется. Дверь открывается, и там стоит Жакмэн, слуга
господина советника Кузино. Он оглядывается во все стороны и возглашает громовым шепотом:
— Предательство!
Я не очень-то пугаюсь. Этот Жакмэн хороший человек, но известный враль, гораздый на выдумки. С ним не соскучишься. И я говорю:
— Э, приятель, разве такие слова вопят на пороге, чтобы вся улица слышала? Заходи, выпьем по кружечке.
Он закрывает дверь, садится на скамью, залпом выпивает вино, которое я ему налил, и, выпучив глаза, говорит гробовым голосом:
— Рыцари и графы порешили меж собой всех нас истребить до смерти.
— Да ну? Неужто всех? — спрашиваю я и все еще не верю и улыбаюсь.
— Всех горожан, способных носить оружие.
— Жакмэн, ты врешь,— говорю я.— Я сам не слишком люблю этих знатных господ. Толку от них немного, а пользы никакой.
— И они...— начинает Жакмэн.
Но я еще не высказал свою мысль до конца. У меня своя лавка и свой дом, и в своем доме я хозяин и не люблю, чтобы меня прерывали, и я говорю:
— Я помню, как граф Клермон со своими овернцами не пожелал защищать наш город и удрал со своим войском в Блуа. И многие другие капитаны покинули Орлеан, уводя свои отряды. По правде говоря, одни мы, горожане, несем всю тяжесть осады. Все они хвастуны и трусы, и враг чаще видит их в спину, а не в лицо. Но это одно дело, а истреблять нас — это уж совсем другое. Какая им в том выгода?
— Ты помнишь,— говорит Жакмэн.— А они тоже помнят. Они это помнят, как после каждого поражения горожане швыряли в них грязью и камнями и грозились стащить их с коней и избить палками. Они это не забыли. А теперь они решили отомстить нам и заодно задешево добыть себе славу.
— Жакмэн,— говорю я,— перестань загадывать загадки и расскажи толком. Потому что я начинаю думать, нет ли тут действительно какого-нибудь коварства.
— Есть коварство! — восклицает Жакмэн.— Есть коварство, и предательство, и злой умысел! Уж ты мне поверь, Жано, потому что я сам все слышал своими ушами.
Я теряю терпение и показываю ему кулак. У меня кулак большой и тяжелый. И Жакмэн поспешно начинает рассказывать.
— Сегодня после полудня они собрались у нас в доме — господа Ла-Гир и Ксентрай, у которых замки в Гаскони, и граф Дюнуа, начальник гарнизона, и старый господин Гокур, наш губернатор, и красавчик герцог Алансон, и господин де Рэ, которого вчера отлупили под Сен-Лу, и еще другие. И они стали совещаться. Они все в большой обиде, что Жанна взяла Сен-Лу без их помощи, с одними нашими горожанами, после того как бретонцы бежали от англичан. И теперь они порешили утереть нам носы, сами, без нас и без Жанны, взять сильный форт Огюстен. Лакомый кус, а подступиться боязно. Им страшновато, что англичан там чересчур много и еще к ним пришло подкрепление. Не то войско, которое приведет Фальстаф,— то еще, говорят, не вышло из Парижа, — а другая подмога, и, говорят, сильная. И наши господа придумали военную хитрость. Одним концом палки по англичанам, а другим по нас.
— Ой, не тяни,— говорю я.— Что они придумали?
— А они придумали, что скажут нам, будто теперь, когда Сен-Лу пал и доpora на восток свободна, хорошо бы освободить и западную дорогу: взять крепость Сен-Жан-дэз-Оржеил.
— Это большая крепость,— говорю я.— Четыре башни по углам. И сильный гарнизон. И англичанам нетрудно прислать туда еще людей с левого берега, с Турели или Огюстена.
— Вот, вот,— говорит Жакмэн.— На это они и рассчитывают. Они хотят уговорить Жанну со всеми нами направиться с раннего утра под Сен-Жан, они будто тоже присоединятся к нам. А на самом деле они подождут, пока англичане перебросят войска из Огюстена в Сен-Жан, и пока нас там будут убивать, они переправятся через реку и без большого труда возьмут Огюстен, и будет им, нашим знатным господам, и слава и победа.
— Этому не бывать!! — говорю я, стукаю кулаком по столу и дубовая столешница трескается.
— Этому не бывать,— говорю я,— пусть мне не забивать скота и не торговать с прибылью, если мы попадемся в эту ловушку.
Сами пойдем спозаранку, возьмем Огюстен, пока господа еще спать будут. Ты иди, а то как бы тебя не хватились, а я предупрежу цеховых мастеров, и они предупредят других горожан, чтобы все они, вооружённые, чуть свет собрались у Бургонских ворот.
И вот наутро мы все собираемся у Бургонских ворот, а стража не отпирает ворота и отказывается спустить мост — губернатор, старикашка Гокур, не велел, и все тут.
Мы сперва с ними спорим и ругаемся, а затем идут в ход кулаки, и уже кое-кто обнажил меч. И тут является Гокур и приводит с собой еще солдат, и они отталкивают нас от ворот, и уже потасовка грозит перейти в побоище. Я кричу:
— Бегите за Жанной! Скорее!
И вот она скачет на коне, как была, еще без доспехов — так она торопилась. Она подлетает к Гокуру, на всем скаку осаживает коня и кричит:
— Вы дурной человек! Хотите вы или нет, они выйдут из города и возьмут Огюстен, как взяли Сен-Лу.
