Александр Золототрубов - Зарево над Волгой
— Заменить бы его более опытным генералом, — обронил Сталин. (Вскоре 62-ю армию Колпакчи принял генерал А. И. Лопатин. —А.З.)
Из Ставки Василевский возвратился в Генштаб повеселевшим. Хотел было позвонить жене, сказать, что из поездки на фронт вернулся, будет дома вечером, если «ничего такого не случится».
И надо же, «такое» случилось. Контрудар, который по его инициативе был нанесен по немцам силами 1-й и 4-й танковых армий, противник локализовал. Это произошло в ночь после отлета Василевского в Ставку. «Вот дьявол, куда же смотрел комфронт Гордов! — выругался в душе начальник Генштаба. — Нужно немедленно поставить в известность верховного». Он тотчас сел в машину и помчался в Кремль, даже предварительно туда не позвонив, что редко с ним происходило.
Запыхавшийся, он вошел в приемную вождя.
— Хозяин у себя? — спросил Поскребышева.
— У него находится товарищ Берия, — развел руками помощник Сталина. — Придется подождать, когда верховный освободится.
— У меня срочное дело.
Василевский плечом толкнул дверь и вошел в кабинет. Поскребышев стоял в растерянности.
3
Сталин сидел за столом и, чуть согнувшись, что-то писал, а Берия молча расположился напротив. На стук двери вождь обернулся и увидел начальника Генштаба.
— Что случилось? — спросил он, глядя на Василевского холодно и с огорчением, но это не смутило начальника Генштаба.
— Удар наших танков под Сталинградом враг локализовал, и это весьма опасно! — выпалил на одном дыхании Василевский.
— А что же генерал Гордов? — Верховный встал из-за стола, подошел к карте и с минуту что-то разглядывал на ней. Потом обернулся: — Вот что, товарищ Василевский: немедленно свяжитесь с Гордовым и передайте ему строгое предупреждение. Укажите, что действия командования Сталинградского фронта вызывают у Ставки возмущение. Ставка требует, чтобы в ближайшие дни сталинградский рубеж — оборонительная линия от Клетской до Калмыков была безусловно восстановлена и противник был отброшен за линию реки Чир. Поняли, да?
— Так точно, товарищ Сталин, — разжал губы Василевский.
— Добавьте еще, что, если Военный совет фронта неспособен на это дело, пусть заявит об этом прямо и честно. — Сталин медленно прошелся вдоль стола, хотел что-то сказать Берии, но раздумал и снова подошел к начальнику Генштаба. — Пожалуй, все. Под директивой поставьте две подписи — мою и свою. Срочно отправляйте по «бодо» [4].
— Слушаюсь! — по-уставному произнес Василевский.
Он взял свою папку со стола и поспешил в аппаратную Генштаба. По пути туда подумал, почему Берия не обронил ни слова.
Но Берия заговорил, когда начальник Генштаба ушел.
— Иосиф, чего ты возишься с этим Гордовым? — насмешливо спросил он. — Надо убрать его с фронта — и баста. Будь моя власть, я бы давно это сделал.
— А кого поставить, не тебя ли, Лаврентий? — усмехнулся в усы Сталин. — Командовать фронтом — это тебе не заключенных допрашивать.
Видимо, Берия обиделся, потому что возразил горячо и твердо:
— Выбивать из заключенных признание — это своего рода искусство, зря ты это не ценишь, Иосиф.
Его слова вывели Сталина из себя.
— О каком еще искусстве ты говоришь? Обладай ты им, не пострадали бы невиновные люди. Сколько их загублено перед войной тобой и твоими подельниками? Не считал? А мог бы посчитать.
Берия снял очки и стал протирать их платком.
— Я не Бог, Иосиф, ошибки у меня были, не стану отрицать, — признал он. — Но не зря в народе говорят: «Лес рубят — щепки летят». И потом, все, что я делал, кого сажал на Лубянке, ты одобрял, даже награждал меня…
В темно-серых глазах вождя что-то дрогнуло.
— Я доверил тебе, а ты подвел меня! — раздраженно произнес Сталин. — Что, может, назвать некоторые имена? Пожалуйста! Генерал Рокоссовский. Ты обвинил его в предательстве, предлагал сурово покарать, а он крепко бил фашистов под Москвой, его 16-я армия стояла насмерть. В бою он был тяжело ранен. Осколок прошел между ребрами, пробил легкое… Выписался из госпиталя и снова возглавил армию. А сейчас командует Брянским фронтом, сменив на этом посту генерала Голикова. Что, разве Рокоссовский не герой? — Сталин смотрел на Берию в упор.
— Получается, что герой, — покраснел тот.
— А возьми Кирилла Мерецкова, — продолжал вождь. — Мы посадили его на второй день войны, и ты выколачивал из него нужные тебе признания: якобы он продался фашистам, когда сражался в Испании. Три месяца Мерецков сидел на Лубянке, а ты все собирал на него компромат. Пришлось мне вмешаться в это дело. А сейчас Кирилл Афанасьевич возглавляет Волховский фронт.
— Были у меня ошибки, — повторил Берия. — Но сейчас их нет…
— Ладно, Лаврентий, иди к себе, а с командующими фронтами я как-нибудь сам разберусь.
Однако Берия остался стоять, что удивило Сталина.
— Что тебе? — взглянул он исподлобья на Лаврентия Павловича.
— Я хочу съездить в Сталинград, посмотреть, как там действуют наши чекисты, что делается ими для обороны города…
— Кто там у нас главный по линии НКВД, не Воронин ли? — спросил вождь. — Переговори с ним по ВЧ, а ехать туда пока не надо, ты мне здесь нужен.
«Нашумел-нашумел, а без меня обойтись не может», — усмехнулся в душе Берия. А вслух уже весело произнес:
— Понял, Иосиф. — Он взял со стола свои бумаги. — Я скажу Воронину, чтобы побывал на тракторном заводе, проверил, все ли делает его директор Задорожный для увеличения выпуска танков Т-34. Ты же сам говорил об этом наркому Малышеву, когда он был у тебя.
Сталин молча кивнул.
В кабинет вошел Молотов. Он еще утром хотел зайти к вождю, но тот был занят с военными.
— Что у тебя, Вячеслав? — Сталин отложил в сторону какие-то бумаги. — Садись и рассказывай.
— Получено послание от премьер-министра господина Черчилля. — Молотов вручил вождю текст.
Сталин прочел послание. Оно было коротким и необычно теплым, даже не верилось, что его писал Черчилль: «Я хотел бы, чтобы Вы пригласили меня встретиться с Вами лично в Астрахани, на Кавказе или в каком-либо другом подходящем месте. Мы могли бы совместно обсудить вопросы, связанные с войной, в дружеском контакте принять совместные решения». Свернув листок, Сталин не сдержал своих эмоций:
— Ни слова о втором фронте! Вот старая лиса, умеет он показать зубы шакала. Так надо ли с ним встречаться?
— Надо, Иосиф, приглашай его в Москву, — без обиняков заявил Молотов. — Здесь мы эту лису и спросим, когда союзники откроют второй фронт. На сталинградском направлении сейчас идут тяжелые бои, и их помощь будет кстати. Утром мне звонил посол Великобритании в СССР, спрашивал, получили ли мы послание господина Черчилля. «Да, — говорю, — получили, но решение по нему товарищ Сталин еще не принял».
После минутного раздумья Иосиф Виссарионович изрек:
— Я согласен на встречу с Черчиллем в Москве…
Он попросил Молотова набросать короткий ответ, и тот вышел.
В своем письме Сталин официально приглашал Черчилля приехать в Москву в удобное для того время для совместного рассмотрения вопросов войны против Гитлера, угроза со стороны которого в отношении Англии, США и СССР теперь достигла особой силы.
Генерал Поскребышев принес из холодильника бутылку боржоми, и теперь, задумчиво стоя у окна, верховный пил воду маленькими глотками, утоляя жажду. Невольно ему вспомнился приезд в Москву в декабре сорок первого года министра иностранных дел Великобритании Идена. Во время беседы заморский гость попросил советского руководителя дать ему возможность побывать на фронте.
Потом вождь вспомнил, как в честь Идена он дал обед в Кремлевском дворце. На столе гость увидел бутылку перцовки, ее желтоватый цвет напомнил ему цвет шотландского виски. На его вопрос, что это за напиток, Сталин весело ответил:
— Это наше русское виски.
Иден попросил налить ему бокал. Он сделал большой глоток и едва не задохнулся. Жидкость обожгла ему горло, он даже ощутил жар во всем теле, а когда отдышался, Сталин серьезно сказал:
— Такой напиток может пить только крепкий народ. Гитлер начинает это чувствовать.
Как-то в связи с очередной подготовкой обеих делегаций к встрече советский посол в Англии Майский находился в кабинете Молотова. Был здесь и Сталин. Он ходил по ковровой дорожке и давал указания. Воспользовавшись перерывом в работе, Майский подошел к нему и спросил:
— Можно ли считать, что основные линии стратегии в нашей войне и в войне 1812 года примерно одинаковы, по крайней мере, если брать события нашей войны за первые полгода? Мне, послу СССР в Англии, приходится порой дискутировать по этим вопросам с англичанами, и я хотел бы знать вашу оценку.
