Александр Золототрубов - Зарево над Волгой
— Можно ли считать, что основные линии стратегии в нашей войне и в войне 1812 года примерно одинаковы, по крайней мере, если брать события нашей войны за первые полгода? Мне, послу СССР в Англии, приходится порой дискутировать по этим вопросам с англичанами, и я хотел бы знать вашу оценку.
Сталин прошелся по кабинету, отмечал после войны Майский, а затем ответил:
— Не совсем. Отступление Кутузова было пассивным, до Бородина он нигде серьезного сопротивления Наполеону не оказывал. Наше отступление — это активная оборона, мы стараемся задержать врага на каждом возможном рубеже, нанести ему удар и путем таких многочисленных ударов измотать его. Общим между отступлениями было то, что они являлись не заранее запланированными, а вынужденными…
«Кажется, нашим отступлениям скоро придет конец, — подумал Сталин. — Лишь бы не дать врагу захватить Сталинград». Еще какое-то время он грустно курил трубку, но вернулся Молотов, и верховный ожил, глаза его заблестели.
— Ты уверен, что Черчилль примет мое приглашение? — спросил он.
Молотов, пожав плечами, сказал, что Черчилль не Рузвельт, он капризный и хитрый, может и не приехать, хотя ему это крайне невыгодно.
— У меня такое чувство, что он тебя, Иосиф, побаивается, как политика, — подчеркнул Вячеслав Михайлович.
В сущности, Сталин не мог возразить своему коллеге: наверное, тот прав, — однако он улыбнулся, скосив глаза на Молотова:
— Это плохо или хорошо, Вячеслав, когда тебя боится противник?
— Что же хорошего, если он носит камень за пазухой?..
«А я рад, когда меня кто-то боится», — усмехнулся в душе вождь.
— Нам сейчас как никогда тяжело, — глухо заговорил он. — Я остро переживал за Москву, когда немцы близко подошли к ней, не меньше волнуюсь и за Сталинград.
— Это потому, Иосиф, что город носит твое имя, — безапелляционно заявил Молотов.
— Нет, Вячеслав! — резко возразил Сталин. — Во мне до сих пор сидит Царицын, когда мы обороняли его от белогвардейских полчищ. Тогда я был гораздо моложе, во мне бурлила романтика, и я готов был сам ринуться в бой на белых. Что и говорить, Гражданская война многому меня научила. Но и эта война уже оставила в моей душе кровавую рану. Красная армия понесла в боях большие потери. А что поделаешь? Чтобы победить такого лютого врага, как Гитлер, нужно уметь воевать, чего нам не хватает. Прав Бальзак, утверждая, что, когда атакуешь небеса, надо брать на прицел самого Бога! — Сталин прошелся по кабинету, потом остановился перед Молотовым и вновь спросил: — Так приедет к нам Черчилль?
— Я не Бог, Иосиф, — усмехнулся Вячеслав Михайлович. — Есть надежда, но… — И он развел руками.
(Уинстон Черчилль прибыл в Москву 12 августа. Путь гостя пролегал через Тегеран, Кавказ, Куйбышев: под Сталинградом шли ожесточенные бои. В этот день Сталин принял Черчилля, их беседа продолжалась четыре часа. Черчилль сразу же заявил, что второй фронт в 1942 году открыт не будет: Англия и США готовят свою операцию «Факел» в Северной Франции. В ответ Сталин жестко произнес:
— Англо-американцы, видимо, просто боятся схватиться лицом к лицу с германской армией.
Черчилль стоял на своем: операция «Факел» поможет очистить от врага Средиземное море. Сталин не мог с ним согласиться. На другой день он вручил Черчиллю меморандум, в котором, в частности, указал, что «1942 год представляет наиболее благоприятные условия для создания второго фронта в Европе, так как почти все силы немецких войск, и притом лучшие силы, отвлечены на Восточный фронт, а в Европе оставлено незначительное количество сил, и притом худших сил». 14 августа Черчилль ответил Сталину своим меморандумом, в котором утверждал, что вторым фронтом в 1942 году является только операция «Факел». Представитель президента США на переговорах в Москве поддержал точку зрения Черчилля. Атмосфера на переговорах резко обострилась. Наступило утро 15 августа. Сталин вызвал к себе Молотова и спросил его, что делать дальше. Пользы не будет, если обострятся наши отношения с союзниками.
— Я бы этого не желал. — Сталин помолчал. — Послушай, Вячеслав, а не пригласить ли мне Черчилля в гости к себе домой?
— Хорошая идея, Иосиф, — поддержал его Молотов. — Накроем стол, угостим премьер-министра лучшими винами, да и побеседовать можно за столом о втором фронте, о конвоях…
И 15 августа вечером Сталин пригласил Черчилля к себе домой. Оба просидели почти всю ночь. Уже по возвращении в Англию, свидетельствует посол СССР в Великобритании Майский, Черчилль сказал ему:
— Это была замечательная встреча. Сталин позвал Молотова, над которым все время подтрунивал. Сам он занялся открыванием бутылок. Скоро на столе образовалась большая батарея превосходных вин. Я отдал им должное, но спасовал перед поросенком, который после полуночи появился на столе…
— Черчилль улетел домой в хорошем настроении, обещал ускорить отправку конвоев с грузами в Советский Союз, — сообщил Сталину Молотов, когда вернулся в Кремль после отлета премьер-министра. — Так что вечеринка, которую ты устроил, пошла на пользу советско-английским отношения.
Сталин, однако, был не столь оптимистичен, как Молотов. — А.З.)
Июнь 1942 года во Владивостоке выдался жарким и безветренным, лишь в начале месяца над городом прогромыхал гром, в потемневшем небе полыхнула молния, потом хлынул дождь. Стало прохладнее, но ненадолго. К утру небо очистилось от косяков серо-бурых туч, и вновь над городом повисло горячее солнце. На море — легкая зыбь, корабли у причала слегка покачивались, кланяясь друг другу, как родные братья.
Командующий Дальневосточным фронтом генерал армии Апанасенко весь день провел на учениях кораблей Тихоокеанского флота, коими руководил командующий флотом вице-адмирал Юмашев, которого Апанасенко очень уважал. Иосиф Родионович находился вместе с адмиралом на флагманском корабле и с интересом наблюдал за всем, что происходило на море. Особенно ему понравилась высадка морского десанта на берег, занятый противником. Сначала флотская авиация нанесла по огневым позициям условного врага бомбовые удары, затем юркие катера-охотники поставили дымовую завесу, чтобы не дать возможность противнику атаковать десант. И вот уже корабли подошли к берегу, моряки мигом поставили сходни, и по ним начали сбегать на сушу десантники, на ходу вступавшие в бой. Вскоре лавина огня перенеслась в глубь обороны противника…
— Лихо действуют твои моряки, Иван Степанович! — не сдержал своих чувств генерал армии Апанасенко. — Смелые, дерзкие, они готовы хоть сейчас броситься в самое пекло настоящего боя! Не зря в битве под Москвой немцы называли их «черными дьяволами».
— Разве только под Москвой? — озорно блеснул глазами адмирал Юмашев. — А жаркие сражения под Севастополем? Даже танки Гудериана не смогли с ходу смять оборону главной базы Черноморского флота. Сейчас немало моряков-тихоокеанцев сражается на фронтах, и мне, Иосиф Родионович, радостно от мысли, что многие посланцы флота отличились в боях за Родину…
(Свыше 147 тысяч моряков-тихоокеанцев в составе морских стрелковых бригад участвовали в Московской и Сталинградской битвах, в битве за Кавказ, в обороне Заполярья, Севастополя и Ленинграда. Часть кораблей и личного состава также была передана действующим флотам и флотилиям. Более 30 тысяч воинов награждены орденами и медалями, а 43 человека из них стали Героями Советского Союза. —А.З.)
— Еще раньше, в Гражданскую войну, — вновь заговорил командующий Дальневосточным фронтом, — я видел, как отчаянно и мужественно сражались с врагами моряки. В то время довелось мне служить в 1-й Конной армии Семена Буденного, ныне командующего войсками Северо-Кавказского фронта, да, военные моряки… — задумчиво произнес Апанасенко. — Сама их форма вызывает душевное волнение. Тельняшка, бескозырка, на ленте которой написано имя корабля, черный бушлат… Честно признаюсь, Иван Степанович, по-доброму завидую морякам. А вот мне судьба выпала иная — был кавалеристом. А ты, наверное, мечтал о море? — Генерал армии пристально взглянул в лицо Юмашеву, отчего тот даже смутился.
— Я моряк со стажем, Иосиф Родионович, — улыбнулся он, но тут же его полное лицо посерьезнело. — На флоте с девятнадцатого года. В двадцать пятом окончил специальные курсы командиров кораблей при Военно-морской академии в Ленинграде. В тридцать восьмом уже командовал Черноморским флотом. Правда, недолго — через год принял на свои плечи Тихоокеанский флот. Теперь вот с вами учим людей воевать, хотя судьба нам выпала разная.
После учений адмирал Юмашев пригласил генерала армии Апанасенко отобедать в кают-компании корабля.
